Достойный жених. Книга 1

– Да-да, все они, эти конгресс-валлы, одинаковы. Разглагольствуют о простоте и скромной жизни, а сами приглашают подобных людей развлекать своих друзей.

– Ну. Она ведь не танцовщица или что-то подобное.

– Не танцовщица. Но ты не станешь отрицать ее профессию.

– Но твой муж тоже пришел.

– Мой муж!

Обе дамы, одна из которых была женой врача-отоларинголога, а вторая – супругой важного комиссионера обувной торговли, посмотрели друг на дружку с выражением раздраженной покорности обычаям мужчин.

– Теперь она здоровается с губернатором. Гляди, как он ухмыляется. Такой толстый коротышка – но, говорят, очень влиятелен.

– Арэ [104] , а что этот губернатор делает, кроме как ленточки разрезает да роскошествует в своем правительственном доме? Ты слышишь, что она говорит?

– Нет.

– Каждый раз, когда она трясет головой, бриллиант у нее в носу так и вспыхивает. Что твоя фара в автомобиле!

– Это авто много пассажиров повидало в свое время.

104

 Арэ – «Слушай!», «Э!», «Эй!» (хинди).

– Да какое там время! Ей всего тридцать шесть. У нее гарантия еще на много миль пробега. А все эти кольца! Неудивительно, что она всем подряд творит адаб [105] .

– В основном бриллианты и сапфиры, хотя мне отсюда не слишком хорошо видно. Ох, какой большой бриллиант на правой руке…

– Нет, это белый… как его там… хотела сказать «сапфир», но это не белый сапфир. Мне кто-то рассказывал, что он даже дороже бриллианта, но я не помню, как этот камень называется.

105

 Адаб – индийский жест вежливости, уважения: правую руку поднимают к лицу ладонью внутрь так, чтобы она находилась перед глазами, а кончики пальцев почти касаются лба (верхняя часть туловища наклонена вперед). При этом обычно произносят: «Адаб арз хай».

– И зачем она носит все эти стеклянные браслеты вместе с золотом? Смотрятся довольно дешево!

– Ну не зря же ее называют «Фирозабади». Даже если ее предки – по женской линии – и не родом из Фирозабада [106] , то по крайней мере ее стекляшки – точно оттуда. О-хо-хо! Гляди, как она строит глазки молодым мужчинам!

– Бесстыдница.

– Этот бедный юноша не знает, куда глаза девать.

– Кто он?

– Хашим, младший сынок доктора Дуррани. Ему всего восемнадцать.

106

 Город Фирозабад в западной части индийского штата Уттар-Прадеш известен своей стекольной промышленностью.

– Хммм…

– Очень хорошенький. Смотри, какой румянец.

– Румянец! Все эти мальчики-мусульмане только прикидываются девственниками, но души у них похотливые, вот что тебе скажу. Когда мы жили в Карачи…

Но в эту минуту Саида-бай Фирозабади, завершив обмен приветствиями с разнообразными представителями зрительного зала, тихо что-то сказала своим музыкантам и, засунув пан за правую щеку, дважды кашлянула, прочищая горло, и запела.

2.4

Стоило этому чудесному горлу издать всего несколько звуков, как тут же раздались восторженные «вах!», «вах!» и другие благодарные возгласы аудитории, вызвавшие признательную улыбку на губах Саиды-бай. Она, несомненно, была прекрасна, но в чем именно заключалась ее восхитительность? Большинство мужчин с трудом смогли бы подобрать слова, чтобы объяснить это, однако женщинам наверху стоило быть более проницательными. Внешне она выглядела приятно, не более того, однако у нее имелись все атрибуты выдающейся куртизанки – маленькие знаки благоволения, наклон головы, сверкающее украшение в носу, восхитительная смесь прямоты и избирательности в ее внимании к тем, кого она завлекала, отличное знание поэзии на урду, в частности газелей, которое не сочли бы поверхностным даже знатоки. Однако куда большее значение, чем все это, чем ее одежда, драгоценности и даже ее исключительный природный талант и музыкальное образование, имела щемящая сердечная боль в ее голосе. Откуда она произрастала, никто точно не знал, хотя слухи о ее прошлом были достаточно распространены в Брахмпуре. Даже эти женщины не могли сказать, что ее печаль была наигранной. Она казалась одновременно смелой и ранимой. Именно перед таким сочетанием устоять было невозможно.

Поскольку это был Холи, она начала свое выступление с нескольких песен Холи. Саида-бай Фирозабади была мусульманкой, но спела эти счастливые описания юного Кришны [107] , играющего в Холи с коровницами из деревни своего приемного отца, с таким обаянием и энергией, словно ей довелось увидеть эту сценку воочию. Мальчишки в зале смотрели на нее с удивлением. Даже Савита, которая впервые присутствовала на Холи в доме свекра и свекрови и пришла скорее по обязанности, чем ради удовольствия, вдруг ощутила неподдельную радость.

107

 Кришна (др. – инд. Krsna, Krshna, букв. «черный», «темный», «темно синий») – в индийской мифологии и религии сын Васудевы и Деваки, восьмой аватар (воплощение) Вишну, мыслимый как Спаситель индусов.

Госпожа Рупа Мера, разрываясь между необходимостью защищать свою младшую дочь и неуместностью присутствия ее поколения, особенно вдовы, в сформированной части аудитории внизу, настрого приказав Прану не спускать глаз с Латы, исчезла наверху. Она наблюдала через щель в тростниковой ширме, говоря госпоже Капур:

– В мое время ни одной женщине не было позволено находиться во дворе в такой вечер.

Со стороны госпожи Рупы Меры было немного несправедливо высказывать такие упреки тихой и ранимой хозяйке, которая действительно говорила об этом своему мужу. Но от ее возражений просто нетерпеливо отмахнулись на том основании, что времена меняются.

Во время концерта гости то входили во внутренний двор, то выходили в сад, и Саида-бай, краем глаза уловив движение где-то среди публики, поприветствовала жестом нового гостя, и гармоническая линия ее аккомпанемента прервалась. Но скорбных звуков смычка на струнах саранги, словно тени ее голоса, было более чем достаточно, и она часто оборачивалась к музыканту и благодарила его взглядом за особенно красивую имитацию или импровизацию. Однако наибольшее внимание досталось молодому Хашиму Дуррани, сидящему в первом ряду и краснеющему, словно свекла, каждый раз, когда она прерывала пение, чтобы сделать колкое замечание или посвятить ему какое-нибудь случайное двустишие. Саида-бай славилась тем, что в начале выступления выбирала среди слушателей одного человека и посвящала все свои песни ему, – он становился для нее жестоким убийцей, охотником, палачом и кем угодно еще, – собственно, он становился героем для ее газелей.

Саида-бай больше всего любила петь газели Мира [108] и Галиба, но также ей по вкусу были и Вали Деккани [109] , и Маст, чьи стихи не пользовались большой популярностью у местных жителей, поскольку тот провел большую часть своей несчастной жизни, читая впервые многие из своих газелей в Барсат-Махале культурно обделенному навабу Брахмпура, прежде чем его некомпетентное, обанкротившееся и лишенное наследников княжество было захвачено Британией. Так, первой из ее газелей в этот вечер стала именно газель Маста. И стоило ей спеть лишь первую фразу, как восхищенная публика разразилась ревом признательности.

108

 Мир Таки Мир (Мухаммад Таки, 1722–1810) – индийский поэт, писавший на языке урду. Считается одним из «четырех столпов» поэзии урду (наряду с Мирзой Рафи Саудой, Миром Дардом и Мазхаром).

109

 Вали Деккани (Вали Аурангабади Шамс-уд-дин Валиулла, 1668–1744) – индийский поэт. Писал на языке урду и его диалекте дакхни. Мастерски владел разнообразными формами и жанрами поэзии.

«Не наклонялась я, но ворот порван мой…» – начала она, прикрыв глаза.

Не наклонялась я, но ворот порван мой,хоть все шипы в траве, ничуть не выше.

– Ах! – беспомощно произнес судья Махешвари. Его голова на пухлой шее затряслась в экстазе.

А Саида-бай продолжала:

Могу ль невинной быть в чужих глазах,судя меня, ловца готовы оправдать они же…

Тут Саида-бай бросила взгляд, исполненный одновременно томления и укора, на бедного восемнадцатилетку. Он тут же опустил глаза, а один из друзей толкнул его и восторженно спросил: