Доступ к телу

– И кто это говорит?

– Ученые, кто же еще?

– Машенька, запомни, это не ученые, а самозванцы. Сейчас полно частных университетов, которые сразу выпускают академиков. Такого академика ты и слышала. Они еще любят рассуждать о конце света. Хотя с таким образованием свет может и закончиться…

Они вернулись к столу. Мария Николаевна разложила утиные части по тарелкам и предложила тост:

– Я хочу выпить за нашу юную гостью. Она в этом доме первый раз, – хозяйка многозначительно посмотрела на девушку, – и, надеюсь, не последний. Во всяком случае, мне бы так хотелось.

– Мама, накличешь… – Усмехнулся Арсений.

– А ты против?

– Вовсе нет. Присоединяюсь…

– Вот это слова не мальчика, но мужа. За тебя, Катя. Жизнь удивительная штука. Она как дорога – думаешь, кончается, а глядишь, и новый поворот.

Александр Ильич прокашлялся и звякнул своей рюмкой о бокал девушки:

– Катя, я тоже с удовольствием за тебя выпью. Ты моя основная надежда в лаборатории. Наш проект в самом начале пути. И без тебя мне его не поднять. Здоровья тебе и сил.

Катя поблагодарила и по-детски смутилась:

– Александр Ильич, у меня мама приболела. Можно, я завтра ее навещу? Всего один денек.

– Если нужно, то можно.

– А далеко ли навещать? – Поинтересовался Арсений.

– Она у меня в Дубне живет – два часа на электричке.

– Не возражаете, если я вас к маме отвезу?

– Нет… Не возражаю. Но вы такой занятой.

– Месяц не брал выходных, имею право. Заодно в Волге искупаюсь. Дубна, кажется, там близко.

– Да, прямо на реке.

– Вот и чудесно. Во сколько за вами заехать?

– Как проснетесь. А вы знаете, где я живу?

– Вот, я вас сегодня провожу и узнаю.

– А вы напористый…

– Я очень хороший, добрый, красивый, с высшим образованием, и заметьте, не бедный.

– Вы похвальбушка.

– Нет, я ранимый и застенчивый. Поэтому обижать меня нельзя.

– Не буду. Но если мы завтра едем, мне пора домой. Надо еще кое-что собрать.

Арсений тут же поднялся:

– Я к вашим услугам.

В прихожей сын подмигнул матери. Она улыбнулась. Профессор их немого разговора не заметил. Он спешил в кабинет просмотреть почту.

Они вышли на улицу. С машиной повезло. Не успел Арсений поднять руку, к ним подлетело серебристое БМВ, и водитель, не спрашивая маршрута, отворил дверцу. Доехали с ветерком. Возле дома, где жила Катерина, водитель притормозил и предложил Арсению его подождать.

– Спасибо, я недолго.

Возле подъезда Суркова на минуту задержалась:

– Мне сегодня было очень хорошо.

– Мне тоже, – заверил Арсений.

– Не забудьте передать привет матушке. Она у вас золотая.

– Мама у меня молодец. Если бы еще доставала поменьше, памятник бы ей при жизни ставить…

Арсений вернулся в машину, и водитель тронул с места. Уже входя в свой подъезд, банкир понял, что не назвал частнику обратного адреса. Тот каким-то образом сам догадался вернуть его домой. Но чуда в этом не было – владелец серебристой иномарки слышал весь разговор за столом, и маршрут знал заранее. Но Арсений оставался под впечатлением знакомства с Сурковой и ничего не заподозрил.

* * *

В тихом деревенском переулке серебристый лимузин с затемненными стеклами выглядел чужеродным пришельцем. Но удивляться его присутствию было некому. Пешеходы тут возникали редко, а из соседних домов машину за ветвями деревьев и кустарников не видно. Одиночным прохожим, что изредка все же появлялись в переулке, четверых молодых мужчин, развалившихся в салоне, за тонированными стеклами не разглядеть. И тем более, не услышать слов их неторопливой беседы. А беседа эта одному из жителей переулка не сулила ничего хорошего. Парень, сидевший за рулем, потянулся и лениво обратился к остальным пассажирам:

– Уверены, что Хомяку принесут?

– К гадалке не ходи. У них на зоне Чобот чалится. Естественно, к его папашке должок и вернется – ответил чернявый парень спортивного вида. Водитель усмехнулся:

– Пятнадцать штук баксов неплохие бабки. Можно вечерок в казино скоротать. Обидно, когда мимо носа…

– У Хомяка не пятнадцать штук. У него в загашнике общак – сообщил третий пассажир.

– Возле реки стоять, а воды не напиться, – многозначительно изрек четвертый, и широко зевнул.

– Не вопрос. Поможем Хомяку очиститься от презренного злата и отправим в рай. Он свое отжил, а покойника на зеков повесят, – предложил Чернявый.

– Гиви это не понравится. А с Гиви шутки плохи. Под землей достанет. – Возразил водитель. Но тон его выдал внутренние сомнения. Чернявый это отметил и продолжил гнуть свою линию:

– Не узнает. Зеки пришли, зеки ушли, а после них труп.

– Сначала пусть придут – начинал сдаваться водитель.

– Придут, куда денутся? Да и хватятся Хомяка не скоро. Погляди вокруг – глушь…

Назвать Чоботы глухим местом можно с большой натяжкой. Деревня существовала тем странным населенным пунктом, что чудом сохранился первозданным российским захолустьем в черте огромного мегаполиса. С одной ее стороны раскинулся печально известный криминалом, район-город Солнцево. С другой, за железнодорожными путями, – поселок-призрак Переделкино. Этот заповедник советской культурной элиты продолжал считаться писательским. Но большую его часть давно скупили нувориши. А редкие сочинители той эпохи тихо уходили в мир иной, оставляя осиротевшей родне возможность судиться с литературными чиновниками за право пожизненного доживания в казенных владениях. Но при этом статус особого музейного заказника Переделкино сохраняло. Не в последнюю очередь способствовало тому кладбище, хранившее прах Пастернака, и патриаршее подворье при нем. Местная церковь и святой уголок особенно прославились при Алексии. Покойный патриарх развел там всевозможную живность, принимал высоких гостей и давал интервью журналистам. Дачи бывших министров обороны, известных военачальников и знаменитых шпионов так же вносили свою лепту в таинственный ореол этого странного поселения.

Чоботы подобным обилием знаков судьбы похвастаться не могли – писатели здесь не жили, великие военачальники тоже. Единственное, что роднило деревню с остальным московским пригородом, так это те же особняки нуворишей. На фоне покосившихся избенок и бараков они, вызывая глухую злобу убогих и неимущих, лишь подчеркивали хамоватый контраст нынешнего жизнеустройства России.

Данила Спиридонович Баньков, известный в уголовном мире под кличкой Хомяк, в Чоботах родился и вырос. Сюда же он возвращался после очередных отсидок. Новорусских хором престарелый уголовник так и не завел, но некогда многонаселенный барак, где появился на свет, теперь делил только с одной соседкой. Старушка доживала на своей половине, а Данила Спиридонович на своей. Виделись соседи редко, о чем каждый нисколько не сожалел. Бабка – по причине его дурной славы и боязни за свое имущество. А Хомяку посторонние глаза и уши – лишняя головная боль. Близость к уголовному Солнцеву, почтенный возраст и уединенность неприметного жилища обернулись для Банькова достатком. Воры держали у него так называемый общак, крохи из которого разрешали ему тратить на себя. Такую честь Банькову оказали неслучайно. Характер ветерана уголовного мира состоял из двух основных черт – своеобразной трезвости и уважительного отношения к воровским «понятиям». Данила Спиридонович за свои семьдесят три года ни разу не запятнал воровской чести презренным трудом или стукачеством. Помимо этого, старик отличался от большинства подельников житейскими принципами. Он до десяти лет поддерживал побочного сына Костю деньгами, а потом обучил ремеслу. Костя Баньков, благодаря отцовскому месту жительства, получил кличку Чобот и стал авторитетным вором. Именно он расплатился с тюремным начальством за месячные каникулы трех джентльменов. Сам Данила Спиридонович на дела давно не ходил. И причина была не только в возрасте. Коллег нового призыва он считал шпаной. Воры его поколения, умыкнув из кармана клиента лопатник, паспорт и другие документы, складывали их в конверт и возвращали жертве. Деньги же, в качестве законной добычи, забирали себе. У его сверстников существовал воровской код чести, который Данила Спиридонович соблюдал и поныне. Все это создало ему репутацию надежного хранителя общей казны, и репутацией этой старый вор дорожил.