Доступная женщина
Шрифт:
– Эх… Всякое бывало. Правда, тут я сама думаю – ну и дура же я. Раздатчик-то – ни в чём не виноват. Он просто делает свою работу. Как и все там, в Этерно… Да и я – должна делать свою. – в голосе не заметно энтузиазма. Но и отвращения к… Этому самому. «Работе».
Он почувствовал, что она точно – не совсем обычная… Доступная Женщина.
Нужно что-то сказать. Ведь не обязательно же ему в самом деле…
– Извини ещё раз, Наталья. Я… всерьёз опасаюсь, тебе то, что предстоит, может быть неприятно. – он снова глянул в зеркало ей в глаза, – Однако если ты не захочешь – ничего и не будет. Мне достаточно, если ты просто
Может, ему почудилась в ней родственная душа? Всё-таки девушка ощущает недовольство существующим положением вещей, навязанным им чёртовым «Обществом»!
Впрочем, нет – не родственная душа. Скорее – просто «коллега по несчастью».
Она долго молчала, словно разглядывая в окно мелькающие теперь небоскрёбы – они въехали в Город. Но он видел, что глаза её словно застыли – она не разглядывала ничего, а просто думала… Наверное, о его предложении. Затем сказала:
– Нет, Михаил Геннадьевич. Так не пойдёт. Я хоть и понимаю, в чём тут заковыка, на такое не соглашусь. Вы меня взяли, чтобы провести курс лечения. Вот я его и проведу. Потому что мне и самой приятно встретить хоть кого-то, кто на себе испытал… Неважно.
Важно – что я и сама хочу этого! – она снова кусала губы.
Михаил внутренне содрогнулся – девушка, похоже, обладает внутренним стержнем. Несгибаемым. Но он сумел… Чем-то заинтересовать её. Не вызвать сочувствие – это могло бы унизить его и её! – а именно заинтересовать. А он…
Что – неужели он (подсознательно!) – противник существующей Системы, существующего положения вещей?.. Когда женщины – приобретаемый в аренду Товар, а мужчины – «Хозяева Вселенной, Строители Общества, и Мыслители»?
Которые лучше всех знают, что и кому нужно.
Бред.
Если уж на то пошло, его такое положение устраивает как никакое другое – потому что детство научило его только одному!
Лбом, руками и зубами пробивать своё! То, что наметил. Не считаясь с остающимися позади – хоть трупами, хоть поверженными, морально сломленными конкурентами!
И, разумеется, никаких Женщин – «переключения интересов» и «расслабления» мешают достижению Цели!
О, сколько работы он создал своим психоаналитикам! Да это ещё и при том, что едва рассказывал половину из того, что думал… А думал, что все вокруг – твари, самовлюблённые амбициозные мерзавцы, и Враги!!!
Но девушка…
Оказывается, есть и исключения! И не все – враги.
Вот Наталию Кудинову он уже не рассматривает почему-то ни как ступеньку, нужную для продвижении по карьерной лестнице, ни уж тем более – конкурентку на пути к тёплому месту… А скорее – вот именно как сестру по… Изгойству?.. Странно.
А ведь и правда – до приезда в чёртову Этернотеку она и нужна-то ему была только для справки о «Прохождении курса»! В чём же дело? Когда это произошло? Ещё там, когда она стояла по ту сторону стекла? После разговора, который и разговором-то «по душам» не назовёшь? Или… Или стекло – невидимое, нечуемое! – всё ещё разделяет их?
Тряхнув головой, словно отгоняя непрошенные мысли, он сказал:
– Мы приехали. Смотри, Наталия: это – мой дом!
– Вот эта здоровенная кривобокая коробка? – восхищения в её голосе не ощущалось. Скорее –
наоборот. Чертовски дорогие дизайнерские ухищрения постпостмодернистов явно не произвели должного впечатления.– Ну… Можно сказать и так. Это, кстати – один из самых дорогих и престижных Домов для служащих. За аренду квартиры уходит чуть ли не половина моей зарплаты.
– Странно. А вы не можете найти жильё подешевле?
– Могу, конечно. Большинство моих коллег так и поступает. Однако! Я же – карьерист! – он покачал головой, чувствуя фальшь в своём заявлении, но сделать с этим уже ничего не мог, – Поэтому должен сразу жить в Доме, где обитает остальное Начальство.
Так и видишься с ним чаще, намозоливаешь как бы глаза, и подсознательно влезаешь к нему в доверие, становишься своим, словно нечто… Обыденное. Привычное. Так им куда легче приблизить меня к себе! То есть – повысить.
Ноблесс облидж! То есть – положение обязывает! И меня, и их.
– Надо же. Никогда не думала, что ещё сохранились какие-то карьерные интриги…
– Да что ты!.. Это ещё мягко сказано – интриги! Я думаю, никакие женщины того, Древнего, Общества, не могли сравниться по изобретательности или подлости с нашими амбициозными мужиками!.. – они вышли из машины. Михаил запер её, кинул монетку в парковочный автомат, и автоматически предложил спутнице руку.
Наталия подхватила её, сразу как-то подобравшись и приосанившись:
– Михаил Геннадьевич! Грудь вперёд! Я, конечно, не консорт-дама, но тоже кое-что в презентации понимаю! Идите гордо и плавно! Потому что у меня – нога. Им не должно быть видно, что я – хромая!
Михаил так и сделал, впервые после вселения в дурацкую помпезную Башню ощущая себя так, словно он и правда – Бог и Царь, а все остальные, живущие в этом людском улье – рядом с ним – пигмеи и неудачники!
А молодец эта Наталия… Сообразительная.
На восемнадцатом этаже царила тишина.
Ворсистые ковры, делавшие ходьбу приятной и бесшумной, и картины неоэкспрессионистов, висевшие на стенах коридора, произвели впечатление на его спутницу:
– Ух ты!.. Якорь мне в задницу, как говаривала моя первая воспитательница – здесь похоже, приятно жить! Небось, и горячая вода есть!
Михаил поспешил уверить, что с этим всё в порядке – ванну можно принимать хоть три раза в день.
Наталия поцокала зубом:
– Ну, три – не три, а сегодня точно приму! Я хочу быть чистой и мягкой! О-о!.. – это уже относилось к квартире, куда они попали, когда Михаил отпер дверь, – Боже, диван! И телевизор «Сонни»!
И… И – книги? Михаил – это – книги?!
Показалось ли ему, или в её голосе звучал подлинный трепет восторга? Неужели она никогда… Впрочем, такое – возможно.
Да и кто, например, даже из его коллег хоть раз в жизни видел – книги?!
Уже лет сто никто не читает ничего, что не нужно бы было для работы, или повышения своей квалификации – чтобы обойти конкурентов-коллег. Причём – в экране лаптопа, компа, или симпа… Сейчас даже деловые бумаги передаются в электронном виде. А жаль.
– Да, Наталья, это книги. – он говорил нарочито негромко и мягко, – Остались от матери. Я, как могу, стараюсь сохранить их в рабочем виде… Но всё равно – вон ту, синюю, недавно пришлось перепрошить – переплёт обветшал… Буквально развалился.