Дот

Опять пришлось шлепнуться на дно приямка.

Опять над головой пули брызгали землей и щебнем, опять зарывались в землю, но теперь у Сани был выбор. Потому что теперь у него было время. По крайней мере — минута. Что-то подсказывало ему, что автоматчикам потребуется эта минута, чтобы справиться с шоком из-за потерь, в особенности — их главаря. Но теперь они знали точно, что против них только один солдатик с жалкой трехлинейкой. Ну — повезло ему поперву… Но уж теперь они ему не подарят ни одного шанса.

Так вот, теперь у Сани был выбор: либо — вставить новую обойму (в винтовке, в стволе, оставался один патрон), либо все же откопать эти чертовы «лимонки». Винтовку в любом случае необходимо перезарядить, но много ли теперь от нее будет проку? Автоматчики уже знают его ухватки, спуску не дадут; может — ни разу больше не удастся выстрелить…

Саня положил винтовку и стал отгребать землю в том месте, где лежали «лимонки». Уже не кистями рук, а предплечьем, как скрепером. Вот они. Все четыре.

Саня прикинул, как лежат автоматчики. Если бросать с задержкой — с расчетом, чтобы гранаты взорвались в воздухе, — хватит и двух.

Взял гранату в правую руку («лимонка» утонула в его ладони), указательным пальцем левой руки зацепил кольцо… Теперь выдернуть, подержать в руке, и на счет «три» бросить, но не просто за бруствер, а так, чтобы у нее была параболическая траектория, попросту говоря — чтоб она летела по дуге…

Как подумаешь, что с такой задержкой она запросто может взорваться в руке…

Саня закрыл глаза, снова открыл. Перевел дух. Раскрыл ладонь и поглядел на лимонку.

Чего ждешь? — все равно ведь сделаешь это…

Выдернул кольцо, нарочито замедленно начал считать, и на счет «три» метнул ее через себя — за спину и повыше. И вжался в стену приямка.

Опять взрывная волна прошла над ним, опять осколки посекли противоположную стену и стальную дверь.

Вот теперь все.

Но кто-то мог и уцелеть…

Вот этот кто-то — уцелевший — сейчас поднимает голову и осматривается. Будем считать, что он не тупой. В таком случае он понимает, что за первой гранатой последует и вторая. И тогда уже никакой случай его — уцелевшего — не выручит. Ведь так не бывает, чтобы три гранаты взорвались над головой — и при этом уцелеть. Значит, он должен подняться, чтобы либо вперед бежать, либо драпать.

Итак — он приподнялся…

Один. Два. Три…

Саня опять вжался в стену (оказывается, он при этом закрывает глаза), с закрытыми глазами — чтобы не запорошила пыль — перезарядил винтовку, и теперь выглянул из приямка уже без малейшей опаски. Все по науке: вот они — все четверо. А тех двоих — раненого и того, кто ему помогал, — Бог миловал: спускаются по склону. Ковыляют. Не оборачиваются, но по спинам видно: ждут выстрелы. Второй поддерживает раненого в спину, а у самого все бедро в крови. Камрады…

А что же танки?

Сражаясь с автоматчиками, Саня совершенно забыл о них. Что и не удивительно: кто кого — решали не секунды — мгновения. Глянешь в сторону — отвлечешься на такое мгновение — и уже не ты успел, успели тебя…

Правый танк, ушедший в низину между холмами, был вне поля зрения; очевидно, искал свою удачу на восточном склоне. А левый был виден отлично. Он как раз сползал задним ходом к реке, сползал неохотно, да что поделаешь: если напоролся на эскарп, значит, не судьба.

Именно здесь, у подножия холма, зажатая холмом, заканчивалась тянувшаяся от самых гор старица. Она была узкая, заросшая камышом, вода проглядывала лишь небольшими окнами. Между старицей и рекой лежало болото. Болото не болото — болотце — но место топкое; на нем даже осинник не рос. Танк обогнул край старицы — и едва не увяз: здесь болотце было незаметным. Механик с перепугу дал по газам, рванул обратно, — естественно, танк погрузился глубже. На его счастье — ниже был песок. Механик опомнился, перешел на самый малый; танк попятился, попятился — и выполз на пляж. Потревоженные кувшинки ожили, закачались, потянули на себя внимание. Ведь только что их не было; во всяком случае — перед тем Саня их не замечал. Словно всплыло на поверхность минное поле, красивенькие такие мины с белыми и желтыми взрывателями.

Из башни неторопливо выбрался танкист. Он встал на прикрывающее гусеницу крыло, заслонился от низкого бокового солнца ладонью и попытался понять, что происходит на тыльном склоне холма. Вероятно, он не видел убитых автоматчиков; во всяком случае, ни в его фигуре, ни в движениях не было уверенности. Вот он нагнулся к люку, очевидно, что-то сказал, — и появился второй танкист. Сначала он вылез до пояса, затем отжался руками и сел на край башни. Они о чем-то заспорили, это даже издали было ясно. Их поведение было беззаботным. Ну что могло им здесь угрожать?.. Саня прикинул дистанцию, передвинул хомуток на прицельной планке. А что: стреляю с упора, никто не торопит; если качественно прицелиться — отчего б и не попасть?..

Выстрелить он не успел. Герка Залогин сбил их очередью, удивительно короткой, учитывая расстояние, которое Герку от них отделяло. Один как упал на песок — так больше и не шелохнулся, но второй попытался заползти за танк. Герка это заметил — и перешел на одиночные выстрелы. Танкиста словно ветром понесло: подгоняемый ударами пуль, он покатился по пляжу как бревно, вытянутый в струнку, с закинутыми над головой руками. Он прокатился так несколько метров, пока очередная пуля не пригвоздила его к песку. Он затих лицом вверх, с закинутыми за голову руками, и больше не шелохнулся.

Сколько их в танке — трое или четверо?..

Пока никто не появлялся.

Саня подождал с минуту. Вспомнил — и откопал ППШ и противотанковые гранаты. ППШ нуждался в чистке; как и трехлинейка, конечно. Саня опять осмотрелся. Ничего не происходило. Тишина. А ведь я не слышал — кроме вот этих Геркиных выстрелов — больше никакой стрельбы, — вдруг сообразил Саня. И пушка молчала. Но ведь не может такого быть! — ведь ребят тоже атаковали. Выходит, я, как тетерев, только себя и слышал?..

Нужно бы в каземат зайти, глянуть, как дела…

Сейчас зайду…

Вот посижу чуток — и пойду посмотреть…

Усталость навалилась такая, что веки не разлепишь. А ведь вроде бы ничего не делал… Ну — выстрелил несколько раз…

Саня попытался вспомнить, сколько раз выстрелил, но даже первый выстрел… первый выстрел…

Далекий рокот мотора — действительно далекий — потащил его на поверхность сознания. Саня как раз лежал на стогу. Стоило шелохнуться — и солома уверенно отпружинивала. Пахло… пахло скупо, соломенной пылью, чем же еще. Какая-то птаха — она сидела здесь же, на стогу, только на другом его конце, несколькими метрами дальше — незнакомо тенькала. Горела пригретая солнцем щека… Саня наконец осознал, что его разбудил далекий рокот трактора. Ну и что с того, что трактор? Саня его не ждал и не любопытно ему было, но почему-то он сел на опять отпружинившей соломе; сел и открыл глаза…