Доверься врагу
Шрифт:
Бой завязался вязкий, почти слепой, когда очереди с двух сторон раздавались не по человеческому контуру, а только по вспышкам автоматных стволов, которые благодаря пламегасителям на стволах были и так почти не видны, а тем более в такой густой снегопад. И в этих условиях боевики проигрывали, потому что оружие имели большей частью старое, не имеющее пламегасителей. Еще бы минут пятнадцать-двадцать такого боя, и можно было бы спокойно идти на прорыв, будучи уверенным, что противник понес значительные потери и будет не в состоянии удержаться на склоне.
Но эмир Арсамаков и в этой ситуации, как оказалось, проявил хладнокровие. Несмотря на потери во встречном бою, он не запросил помощи у своих людей на противоположном склоне, а отправил их в обход, в тыл
Подполковник выбрал прорыв, который планировал и раньше. Но для этого он дал короткий инструктаж бойцам и предупредил старшего лейтенанта Воронцова, чтобы не оставить прикрытие на месте боя. Хорошо, что хотя бы на такой дистанции переговорное устройство работало. Воронцов, сделав вместе с бойцами еще по одному выстрелу из «подствольника», быстро отступил и присоединился к взводу. А здесь атаке предшествовал мощный навесной залп тех же подствольных гранатометов. Пусть бандиты и залегли, но такой залп наверняка должен был заставить всех вжать голову в плечи. И это давало спецназовцам хотя бы десяток секунд растерянности противника, а за этот десяток секунд предстояло преодолеть как можно большее пространство.
Рывок был мощным и удачным. Бой перешел в кинжальную фазу, где успех определяется стремлением к цели, решительностью и умением выполнять единую команду. А это лучше умели, конечно, тренированные солдаты. Ряды боевиков были не просто смяты, а расстреляны на бегу.
Прорыв удался. Подполковник Семиверстов обернулся только тогда, когда, казалось, все было закончено. И в это время вдруг подкосились ноги. Сергей Палыч сначала даже не понял, что произошло, но боль пришла быстро, и он, уже лежа на снегу, видел, как на снег стекает кровь с обеих ног. А рядом уже не оказалось никого из своих, но из белой темноты снежной ночи приближались стреляющие в спину уходящим солдатам огненные стволы бандитов.
Подполковник даже не подумал о своей участи. Он не подумал, что его вот-вот могут застрелить, не подумал, что могут захватить в плен. В голове было только одно: бежать невозможно, значит, необходимо прикрывать тех, кто бежать может. Он поднял автомат и короткими очередями гасил одну за другой огненные вспышки в снежной стене ночи… И так до тех пор, пока что-то не ударило его в плечо и не заставило уронить голову в тот же снег, который валил не переставая и уже через несколько минут навалил сугроб на голову подполковника…
Сознание вернулось к Сергею Палычу вместе со звуками боя. И вернулось сразу ясное, с полным осознанием всего, что произошло. Бойцы его взвода вышли из боя. Естественно, не без потерь. Вышли, но сразу хватились, что потеряли командира батальона. В такой снегопад легко кого-то потерять даже днем, а уж про ночь и говорить не стоит. И старший лейтенант Воронцов, снова приняв командование своим взводом, приказал вернуться. Вернулись и ударили по остаткам банды эмира Габиса Арсамакова. Вполне вероятно, что старший лейтенант Воронцов сумел связаться с каким-то из других взводов роты, может быть, даже встретился, потому что все взводы наверняка шли к месту, с которого раздавались звуки боя. И совместными силами спецназовцы вот-вот собьют со склона бандитов.
Подполковник лежал, как упал, и был уже частично засыпан снегом, но все при этом осознавал, потому не шевелился, хотя пошевелиться хотелось, чтобы понять, насколько опасно его ранение.
А бой шел, он развивался по какому-то своему сценарию, и даже такому опытному в военном деле человеку, как Сергей
Палыч, не совсем понятно было, кто и в какую сторону стреляет. Разобрать направление звука мешал снежный сугроб, засыпавший голову. И хорошо было бы сейчас голову приподнять и поднять ствол автомата, который подполковник из рук не выпустил, и изнутри, из вражеских рядов, поддержать наступление своих. Но для этого необходимо было сориентироваться, а это пока давалось с трудом. Подполковник мучительно пытался вспомнить, в какую сторону головой он упал, когда пуля пробила плечо и вошла, скорее всего, в грудь. Стрелять подполковник Семиверстов, пожалуй, смог бы, даже превозмогая боль, и стал бы стрелять, но вот перевернуться и сменить положение он сумел бы с большим трудом. А ведь ему, если не изменила память, необходимо повернуться, чтобы расположиться лицом к наступающим своим. Впрочем, здесь тоже не все было понятно…А бой между тем продолжался…
Глава четвертая
Актемар вставил очередной диск в дисковод компьютера и приготовился читать.
Он уже раньше, за три предыдущих дня, рассортировал диски, разделив их на две неравные части. Основные были заняты научными материалами, но сам он, что, в принципе, было естественно, не мог прочитать ни одну из химических формул, которые со школы и института основательно подзабыл, поскольку интереса к химии не проявлял никогда. С этим должен разбираться специалист, и, судя по всему, специалист узкой направленности. Джабраил Артаганов, которого Актемар просил разобраться с материалами, тоже ничего понять не сумел, хотя и смог вспомнить кое-какие обозначения. Память у него была лучше, чем у Актемара, да и школу он заканчивал на восемь лет позже. Не все успел забыть.
Сама сортировка дисков великого труда не составляла. Маркировка на них, хотя и была выполнена латинским алфавитом, наглядно говорила, что к чему относится, потому что вторая стопка дисков представляла собой записи с испытаний препаратов и отчеты испытательных бригад, причем на одном диске с отчетами стояла маркировка, относящаяся к нескольким дискам с научными данными. Но Дошлукаева интересовали только отчеты. Однако, посмотрев на даты, проставленные в них, Актемар лишь затылок почесал. Получалось, что испытания многих препаратов начались задолго до того, как на базе «кадыровцев» появилась лаборатория профессора Лукмана Мажитова. Может быть, лаборатория существовала раньше и располагалась в другом месте, но это тоже едва ли, потому что сам полковник Мажитов несколько раз повторял фразу о затянувшемся организационном периоде. Но если лаборатории не было, тогда кто же делал препараты и кто их испытывал? Причем испытывал не на жителях Чечни, а на жителях глубинной России, в больших городах, выбранных для испытаний по непонятному Актемару признаку. Разные препараты часто использовали в одних и тех же местах. Почему? Откуда список этих городов взялся?
Пока ответа на этот вопрос не просматривалось, но даже простое любопытство, не говоря уже о большем, заставляло читать материалы внимательнее…
Джабраил позвонил, как и обещал – еще до своего совещания, на которое так спешил. И передал городской номер кабинета директора колледжа и его имя-отчество.
– Вообще-то Гирма Денисолатович человек, как говорят, не злой и мягкий. Но, может быть, именно потому на него и давят, а он давит на преподавателей, которые в свою очередь давят на твоего сына. Если будет необходимость, найду и домашний номер, – пообещал Джабраил.
– Если будет необходимость, – согласился Актемар. – А вообще-то необходимость есть… Лучше сразу домой звонить. И имя жены еще… Она поймет лучше. Может, что-то по составу семьи найдется…
– Тогда после совещания. Меня уже зовут.
– Хорошо. Я подожду.
Актемар положил трубку и задумался. Потом с городского телефона позвонил жене на тот мобильник, который передал ей Джабраил. Тамила ответила сразу, словно трубку в руках держала.
– Здравствуй, это я, – сказал он на выдохе.