Довмонт: Неистовый князь. Князь-меч. Князь-щит

Значит, там, в пыточной, еще кто-то есть… И не забыть про охранника, Вайса.

Князь не успел снять доспехи. Кольчуга и бригантина из железных пластин, хотя и весили килограммов пятнадцать, однако движений почти не стесняли, правда, глухо позвякивали при каждом шаге.

Показавшееся из-за облаков солнце уже начинало всерьез припекать, и Довмонту, конечно же, хотелось сбросить доспехи… Однако не тот был нынче случай. Князь, наоборот, надел на правую руку кольчужную рукавицу (кожаные в Штеллине были в дефиците, а вот латные братья-рыцари не очень-то жаловали).

– Кто здесь? – услыхав шаги, из риги выглянул дюжий детина с плечами борца и угрюмым квадратным лицом.

– Вайс? – сжимая кулак, «Жером» приветственно улыбнулся.

– Вайс, да. А вы, осмелюсь спросить…

Короткий удар в подбородок. Закованной в латную рукавицу рукой. Быстро и действенно, ничуть не хуже кастета.

Отпихнув безвольное тело в кусты, Игорь поспешно вошел в ригу и, не дожидаясь, пока глаза привыкнут к темноте, выкрикнул по-литовски:

– Есть здесь кто? Эй, Солнышко!

– Ты… Ты литвин? – негромко спросили из-за печки.

– Уходим! – быстро промолвил князь. – Живо.

– Но… у меня связаны руки…

Довмонт улыбнулся:

– Хорошо, что не ноги. Ступай вперед, будто пленница… Да! Тут еще кто есть?

– Я одна… И я узнала тебя, кунигас! Даумантас…

Слава богам, это и в самом деле была Сауле, милое медноволосое Солнышко, дочь великих жрецов куршей, посвятившая всю свою жизнь борьбе за свободу. Сквозь разорванное платье проглядывало худое и грязное тело, покрытое ссадинами и синяками. Лицо тоже было грязным, как и волосы, и даже старый шрам над левой бровью. А вот глаза – густо-серые, цвета пасмурного осеннего неба, очи – сияли уверенностью и силой.

– Ты знаешь здешние места? – на ходу спросил князь.

– Конечно! – девчонка повела плечом, обернулась, окинув кунигаса лукавым взглядом…

– Нас будут искать уже очень скоро, – бросая по сторонам быстрые настороженные взгляды, строго предупредил Даумантас. – Как только вернутся кнехты. Далеко здесь река?

– Да не очень.

– Вот и времени у нас столько же. Как отсюда выбраться? Только по гати? Так же, как пришли рыцари?

– Есть еще одна, – Сауле, подумав, кивнула. – Старая. Правда, я ее не очень знаю.

– Придется рискнуть.

Прошло меньше минуты с тех пор, как Игорь-Довмонт своим добрым ударом отправил в глубокий нокаут одного из помощников палача. Беглецы уже успели свернуть к лесу, а еще через пару минут уже продирались через густые заросли ивы, что росли вдоль реки.

Стягивающие руки Солнышка ременные путы князь ловко рассек ножом. Одним ударом, и даже не поранил кожу. Что и говорить – опыт.

– Я вижу, ты знаешь здесь все тропы, дева.

– Только те, что возле деревни. И гать, – девушка вдруг замедлила шаг и обернулась. – Послушай, князь, как ты…

– Потом расскажу, – натянуто улыбнулся Даумантас. – Немного потерпи, ладно?

Сауле ничего не ответила, просто повернулась и пошла себе дальше, ступая обутыми в плетенные из кожаных ремешков лапти ногами по едва заметной тропе. Вокруг уже корявился лес, обычная литовская чаща, с толстыми – в три обхвата – дубами, с тянущимися к небу липами, угрюмыми елями, соснами, с густыми зарослями орешника, можжевельника и осины.

– Хорошо, у них нет собак, – вслух промолвил Довмонт, отводя руками колючие ветви малинника с завязями и еще зелеными ягодами.

Солнышко обернулась:

– Нет. И эту тропу крестоносцы не знают.

– Но ведь про гать-то узнали, – резонно заметил князь.

– Там предатель провел. Не из этой деревни. Про вторую гать он не знал. И про тропу эту – не знает.

– Раз не знал… что же вы все не ушли, не скрылись?

– Внезапно всё. Слишком. Никто не знал, не верил. И дозорный у гати не предупредил. Псы, правда, залаяли – но поздно. Ах, кунигас! Видно, боги совсем отвернулись от нас. Наши добрые старые боги.

– Боги… – не выдержав, Игорь-Довмонт хмыкнул. – Просто дозорных надо выставлять настоящих… а не какого-то там пастушка.

Девчонка вздохнула:

– Что уж теперь… Ничего, скоро боги будут довольны! Уже очень скоро, да.

Странная улыбка скользнула на губах девушки. Мечтательная и вместе с тем жесткая и зловещая.

Они продирались сквозь заросли часа три, а то и больше, и лишь ближе к вечеру выбрались на более-менее заметную тропу, довольно широкую и твердую. Правда, частенько приходилось пробираться через студеные ручьи. Где-то – прыжком, а где-то и вброд или по скользким серым камням, покрытым зеленовато-голубым мхом и водорослями. Там же, у одного из таких ручейков, устроили короткий привал, перевели дух да напились чистой прохладной водицы.

От кольчужных штанов и бригантины Довмонт избавился еще в лагере, кольчугу же сбросил у первого или второго ручья – как ни было жалко. Впрочем, верные боевые друзья – добрый рыцарский меч и кинжал в кожаных ножнах по-прежнему оставались с князем.

Вокруг, в кустах и на деревьях, заливисто перекрикивались птицы. Неутомимыми барабанщиками долбили древесные стволы дятлы, а где-то в отдалении гулко куковала кукушка. Яркие солнечные лучи, преломляясь в ручье, окрашивали воду сверкающими брильянтами. Прямо у берега, меж камней, шныряла серебристая форелька.

Князь вдруг почувствовал приступ голода.

– Может, поохотимся? Или половим рыбы? Жаль, огниво и соль я оставил в переметной суме… Не подумал, да. А до коня-то теперь не добраться.

– Мы поедим, но не здесь, – поднимаясь, успокоила Солнышко. – Идем, нам следует поторопиться. До наступления темноты мы должны миновать гать.

Князь развел руками:

– Как скажешь. Веди, милая Сауле.

Несомненно, Игорь чувствовал какое-то влечение к этой красивой и загадочной девушке с длинными медно-рыжими волосами. Даже сейчас – грязная, избитая, в рубище – она казалась богиней, древней богиней непроходимых жмудских пущ, какой-нибудь Земиной или Мильдой.

При всем при этом молодой человек по-прежнему любил Ольгу… мертвую Ольгу… или, может, все же – живую? Нынче же здесь олицетворением Оленьки была в его жизни Бируте, славная юная супруга, княгинюшка, по которой кунигас, честно сказать, очень сильно скучал.

Деревья расступились неожиданно. Вот только что вставала перед глазами казавшаяся непроходимой чаща, и вдруг, как-то резко – все сменилось чахлой болотной ширью с далеким, видневшимся в голубоватой дымке лесом. Честно говоря, ничего похожего на гать Довмонт не заметил, однако Сауле держалась весьма уверенно и спокойно. Правда, предупредила: