Downшифтер
Шрифт:
Я говорю не о деревне, где Фома хотел стать бизнесменом. Я рассуждаю о городках с населением в несколько десятков тысяч человек. И уж вовсе не упоминаю, чтобы не выглядеть резонером, Москву и Питер.
Купив воды, я вышел из ГУМа, немного осуждая себя за выползшего из-под личины изгоя специалиста по маркетингу. Ничего, это скоро пройдет. Нет такой болезни, которая отступала бы сразу, как нет лекарства с мгновенным действием.
Все пройдет. Главное, что я уже думаю об этом.
В «Макдоналдс» порцию картошки фри продают за 50 секунд и 79 центов. Если я найду в стакане волос, мне выдадут карточку постоянного клиента с десятипроцентной скидкой.
Накрашенная, как злодейка из «101 далматинца», стерва продавала мне бутылированную минеральную воду стоимостью 43 цента 8 минут 20 секунд. Нужно было идти за бутылкой на склад, потому что я, пидор приезжий, отказался брать ту, что на витрине, с предусмотренным технологией изготовления появившимся «со временем» на дне осадком. Я уверен, что по пути она успела и покурить, и перепихнуться с кладовщиком, и почесать бутылкой под мышкой.
Это не креативный маркетинговый прием, именуемый «эффектом бабочки». Это нормальное поведение разрисованной, как скво ирокеза, советской продавщицы.
Слава богу, наконец-то я оказался в мире, в который так рвался…
Если бы она меня еще и облаяла, я был бы окончательно счастлив.
До поликлиники Костомарова, что на Центральной улице, в километре от нужного мне адреса, я добрался часам к двенадцати. Игоря на службе не оказалось, он обещался подчиненным прибыть к двум, и это время я потратил на то, что сидел на набережной реки, швыряя в воду камушки.
Курение вызывало по непонятным причинам рвоту и головокружение, купленное в магазине ситро не лезло в горло — словом, я чувствовал себя как недоумок, дорвавшийся вчерашней ночью до бесплатного портвейна и коньяка. Смешать, но не взбалтывать… Бонд знал, что делать. Если меня сейчас взболтать, то не поздоровится, верно, не только мне, но и речке и уткам, изображающим здесь целомудренность природы периферийной части России.
Дважды попытавшись прикурить, я дважды отказывался от этого намерения. Лимонад выбросил в кусты. В голове хороводом бродили и пели заунывные песни казачки, причем я их даже видел, во рту стоял устойчивый привкус ацетона. Просидев в полном отчаянии и испытывая недюжинную жалость к себе около часа, я вдруг с ужасом понял, что надвигается страшное.
Волны уже не рябили в глазах, а выписывали правильно очерченные линии. Стоящий на том берегу жилой дом вдруг вырос до невероятных размеров и рухнул в реку.
Схватившись рукой за склизкую землю, я неловко вскочил и закрыл лицо руками.
Мне не хотелось в это верить, но увиденное мною ночью снова повторилось…
Очень хорошо, что я был в безлюдном месте парка, где свидетелем моего агонизирующего приступа были только утки и шуршащие над головой ветви берез…
Когда я вернулся в реальность, то обнаружил, что лежу на пожухлой траве и одежда моя сплошь залеплена желтыми сердечкообразными листьями берез. Голова уже не болела, но от одного только воспоминания о том, как дом напротив меня вырос до неба и вдруг обрушился под хохот окружавших меня и его людей в реку, вздыбив ее и осушив, я почувствовал дрожь и озноб…
Дом рухнул, обрушивая в волны тысячи кубометров блоков, бетона и камня. От этого неожиданного насилия над мирной стихией в небо взмыла огромная волна… Она обнажила дно водоема, взметнулась в снова ставшее багровым небо, и все это месиво из строительных отходов, шлака и грязной воды двинулось на меня… А вокруг, радуясь тому, что рушится
очередной символ существующей власти, бесновались люди. Они размахивали руками, танцевали, словно не догадываясь о том, что танцуют и пируют на собственной могиле. Разверзшаяся стихия обещала поглотить и их…Я очнулся и тут же вскочил. При этом повалился на бок, не устояв, но снова заставил себя подняться.
Видел ли кто?
Я осмотрелся. Испуганные утки суетились в сотне метров от меня, и их кряканье подсказывало мне их обеспокоенность по поводу того, что я даже на таком расстоянии могу представлять для них опасность.
Со мной что-то происходило. Со мной случилось что-то, чему я не могу дать никакого объяснения. Впрочем, оно есть. Через пять минут Костомаров появится в своей поликлинике. Кажется, этот человек пустых обещаний не дает. Если он уверил свой штат в том, что будет к двум часам, значит, он будет именно к двум, а не к половине, скажем, третьего.
Я так уверенно думаю не потому, что хорошо знаю доктора, а потому, что мне очень хочется, чтобы он был непременно к двум.
— Сейчас сдашь кровь на общий анализ, на биохимию, — сказал он, тревожно вглядываясь в мои глаза. — Не гепатит ли у тебя парень, часом? — Вглядевшись еще глубже, снял с телефона трубку и дал кому-то команду выдать мне баночку.
Через десять минут я, с проколотыми веной и пальцем, направлялся к химической лаборатории с наполненной уриной банкой. Еще через пять минут Костомаров передал меня в руки довольно симпатичной особы, занимающейся флюорограммами граждан. По мере перемещений по частной поликлинике Костомарова я встретил еще несколько миловидных особ, и ни одной несимпатичной. Флюорограф мне дважды заманчиво улыбнулась, посоветовала взять в рот крестик с шеи и сказала: «Не дышите».
Так я добрался и до эндокринолога, который нашел у меня изменения в правой доле щитовидной железы.
После УЗИ внутренних органов выяснилось, что почки мои находятся ниже необходимого уровня на два сантиметра, а в печени какой-то шлак.
Когда через два часа я снова оказался в кабинете Костомарова и туда были снесены все заключения моего обследования, я дался диву. Мне все время казалось, что анализ организма человека занимает не менее двух недель. Так во всяком случае утверждают в любой территориальной поликлинике.
— Нормальными у тебя оказались только зрение и легкие, — стремительно знакомясь с листками, фото и кардиограммами, сообщил мне главврач. — Все остальное хоть вырезай и отдавай собакам.
Ему нужно было мне сказать это четверть часа назад, когда я сидел у окулиста. Тогда у врача не было бы необходимости закапывать мне атропин в глаза. Мои зрачки расширились до такой степени, что Костомаров снова заглянул мне в лицо.
— Но ты не пугайся. Современная атмосфера и питьевая вода, составляющие нашей экологии, таковы, что твое состояние даже гораздо лучше, чем у людей, полагающих, что с ними все в порядке. Но вот это…
Приглядевшись, я заметил, что он рассматривает заключение биохимического анализа крови.
— Очень любопытно… очень… Мой друг, — вкрадчиво начал он, — у тебя как по части наркотиков и других веселящих душу веществ?
Ничего странного, что я удивился. По этой части у меня полный порядок в том смысле, что я действительно подобные вещества наотрез отрицаю.
— Ты меня пугаешь, — уныло пробурчал я. — Я действительно не очень хорошо себя чувствую, но ни о какой наркоте даже речи идти не может.