Дождись меня в нашем саду

– Я не святой, – произнёс он. – Но при господице Велге…

Выглянув из-за угла, Белый обвёл взглядом дружинников. Показалось?

– Госпоже, – с наслаждением оттого, как перекосило Хотьжера, поправил он. – Она теперь замужняя женщина, так что её правильно называть госпожой.

Они смотрели друг на друга точно два кота перед дракой.

А время шло. И удар колокола ждали не только они. И не только члены вече. Весь Старгород застыл в ожидании знака. Крови теперь точно было не избежать.

– Сука, – снова ругнулся Белый, облизывая губы. – А ведь скренорцы ждут князя с дружиной за другими воротами. Без них начнётся настоящая резня.

– Нужно открыть ворота, – кивнул Хотьжер.

Они оглянулись по сторонам. На Купеческом дворе, что располагался между Русальей и Южной башнями, все улицы были слишком узкими. Усадьбы теснились друг к другу, словно пытаясь согреться. Заблудиться там было проще простого. Однажды Белый убил купца в одной из этих усадеб, но он воспользовался тогда медленным ядом, подсыпанным в вино, и времени сбежать у него было столько, что он даже не спешил.

– Ладно, – недовольно признал Белый. – Теперь ты веди. Как незаметно обойти людей князя?

Нахмурив лоб, Хотьжер закрутил головой:

– Я не…

И в этот миг зазвенел колокол.

И тут же в ближайшей усадьбе хлопнули двери.

– Куда?! – заревели в стороне. – Всем по домам.

– Кто?!..

Колокол ударил снова.

– Как?..

И снова.

– Пошли от моих ворот!

– Это приказ князя Белозерского! Всем оставаться дома.

Колокол пел, созывал старгородское вече, созывал всех, кто ждал этот миг. Ждал всех, кто решится выступить против князя.

Народ выходил на улицу: мужчины, женщины – все старшие члены влиятельных семей покидали дома посреди ночи, потому что их позвал вечевой колокол.

А люди князя разгоняли их обратно:

– Куда? Как посмели?!

Белый не видел, что произошло, только услышал, как кто-то из мужчин возмущался. И один толчок, одно оскорбление, один взгляд – что бы ни случилось там, на одной из улиц Старгорода, – оно тут же перерастёт в драку.

– Пошли!

За углом поднялся крик. Когда Белый и Хотьжер вышли из-за забора, на улице перед распахнутыми воротами чужой усадьбы уже пролилась кровь. Они не остановились, чтобы рассмотреть.

А из соседнего двора бежали мужчины. Все вооружены. Они явно ждали этой ночи.

– К Южной башне! – крикнул Войчех.

Хотьжер был выше, он побежал не оборачиваясь и быстро оказался далеко впереди. По улицам, поворот за поворотом, среди поднимавшегося гвалта, под удары вечевого колокола, Белый нырял, точно заяц, задирая голову, чтобы разглядеть Южную башню.

На воротах стояли дозорные.

Не один. Не два. Десяток.

И пока Хотьжер в растерянности пятился, Белый кинулся к лестнице на башню. Он так дёрнул дверь, что та едва не слетела с петель.

Там их никто не ждал. Все знали, что удар придётся снаружи. Белый взлетел по ступеням, выглянул на дорогу за крепостной стеной. У реки было безлюдно. Где проклятые скренорцы?

– Мельця! Засада!

Он успел позвать только раз, и голос его потонул в пении колокола. А на башню уже взлетел дружинник, замахнулся мечом. Белый увернулся, ударил под дых, навалился всем весом, подпирая к краю стены. И дружинник перелетел через стену. Его вопль оборвался в одно мгновение.

А прямо возле тела остановилась женщина. Белый прищурился, узнавая Мельцу Тёмную.

– Мельця! – гаркнул он. – Люди князя уже в городе!

Она что-то неразборчиво крикнула, не поднимая головы. Дёргаными, резкими движениями она поправляла то ли волосы, то ли одежду. Белый не сразу понял, что чародейка снимала украшения.

– Какого лешего?..

Обереги и бубенцы полетели на землю к её ногам. Мельця растрепала косы, вырывая из них колокольчики. И наконец вскинула руки.

Башня содрогнулась, и Белый упал на пол, едва не ударившись челюстью о стену. Резко потемнело. Поднялся свист и грохот. Закричали люди.

Он перевернулся на спину.

Над головой проплывал пепел. Небо было серым, низким.

Белый снова оказался в могиле, заросшей маками. Их тонкие, неестественно длинные корни уходили глубоко в землю, проникая прямо в могилу. Они проросли сквозь его грудь, руки, шею.

Схватившись за горло, он попытался заговорить, но даже во рту у него пророс мак, и Войчех закашлялся, выплёвывая его. Багряный цветок упал на ладонь, а следом потянулись белые корни. Они залезли глубоко в горло. Войчех всё тянул и тянул, пока наконец не вырвал, отбросил в сторону.

На нём была белая рубаха до пят. Кто переодел его?

Войчех вскинул голову.

– Матушка. – Наконец он смог говорить, но голос прозвучал незнакомо.

А наверху, на краю могилы, где виднелось пепельное небо и летели искры горящего мёртвого сада, появился Белый Ворон. Длинные серебристые волосы развевались на ветру.

– Плоть – земле, – произнёс он мёртвым, бездушным голосом.

Войчех протянул ему руку. Белый Ворон сам спустился в могилу, сам вложил в его руку нож с чешуйчатой рукоятью, сам направил себе в грудь. И когда губы и тело его окрасились алым, как маки, цветом, когда кровь потекла горячая, живая, когда он упал в объятия своей смерти, Войчех откликнулся:

– Душу – зиме.

Когда он открыл глаза, крыша башни над головой раскачивалась. Всё вокруг шаталось, и Белый, упираясь в стену, поднялся на колени, выглянул на улицу. В ушах стоял звон. Летели щепки, кололи лицо. Он закашлялся от пыли. А когда чёрное огромное облако наконец немного осело, он увидел вдали разбитую золотую крышу храма.

Внизу, у подножия башни, лежали неподвижно тела. Валялись доски и камни.

– Охренеть…

Может, и Хотьжера прибило?

Белый метнулся к другому краю стены, выглянул на дорогу.

Скренорцы с чародейкой неторопливо входили в город. Ворот не было.

Переведя взгляд на храм, Белый наконец-то понял. Чародейка просто снесла ворота.

– Охренеть, – повторил он.

Башню по-прежнему шатало, и Белый, держась за стены, побежал вниз по лестнице. Ступени точно норовили уйти из-под ног.

Скренорцы были уже в городе, когда Белый выбежал из башни. На земле лежали дозорные: их всех разбросало по сторонам после взрыва.

Хотьжера нигде не было.

Мельця ступала чуть в стороне. Она заметила Белого, кивнула ему в знак приветствия. Он хотел предупредить её о людях князя, но запястье вдруг свело, точно его сломали.