Дожить до вчера. Рейд «попаданцев»

«В конце концов, вряд ли наглость русских так велика, чтобы решиться атаковать тремя сотнями пару тысяч, — подумал он. — А вот то, что завтра придется снова тащиться с колонной, не выспавшись, — хреново. И так глаза, как у вампира, от постоянного недосыпа, а тут еще и это!» Свежеиспеченный гефрайтор оторвался от созерцания щитка трофейного русского пулемета и, сунув руку за голенище сапога, достал плоскую металлическую фляжку. Торопливо скрутив крышечку, Клаус сделал маленький глоток — пить русское пойло большими у него не получалось — дыхание перехватывало. Фактически у каждого солдата в группе была такая фляжка — только снадобье действовало на всех по-разному, и кто-то пил в конце тяжелого дня, чтобы расслабиться, а кто-то — как он сам — взбодриться. Правда, настаивать самодельную водку приходилось на настоящем кофе — эрзац из цикория тут помогал мало. Но опять же, он в службе снабжения работает, так что пока удавалось добывать натуральный продукт без особых проблем.

После второго глотка по телу разлилось приятное тепло, а глаза перестали слипаться. Клаус слышал, что летчикам выдают специальные таблетки, снимающие усталость и придающие бодрость, но одно дело «рыцари неба», и совсем другое — трудяги-коноводы.

«С „затычками“, что ли, поделиться?» — мысль была новой, до сих пор гефрайтер фон Штойбен вниманием новичков не баловал.

Резкий, но одновременно и глухой удар раздался так внезапно, что Клаус чуть не выронил сосуд со стимулирующим питьем. Потом, спустя несколько тягучих секунд, прозвучал еще один. Было в этом звуке что-то такое, отчего ему очень захотелось присесть на корточки и, словно маленькому мальчику, испугавшемуся грозы, прикрыть голову руками.

«Это что же так долбануло-то?» — заполошная мысль вытеснила все остальные, а следом за ней, когда испуганное сознание так и не смогло идентифицировать источник и происхождение столь страшного звука, пришла другая: «А если сейчас это будет стрелять по нам?»

Впрочем, на смену этим двум взрывам (Клаус все-таки понял, что же такое это было) пришла череда чуть менее мощных, но раздававшихся не точно на юге, а уже на востоке и юго-востоке. То есть примерно там, куда их колонне предстояло завтра везти грузы.

«Да это же русские пушки! — понял фон Штойбен, вслушиваясь во все учащавшиеся звуки разрывов, практически слившиеся в непрерывный рокот. — Неужели большевики решили пойти в наступление?»

Потом он вспомнил, что русские и так атаковали позиции их дивизии каждый божий день, и обстрелы тоже случались. С другой стороны, на его памяти по выходило первый раз, когда канонада была так хорошо слышна здесь, в десяти километрах от линии фронта. И сформировавшееся за последний месяц солдатское чувство опасности подсказывало Клаусу, что это совсем неспроста.

Деревня Глубочица Борисовского района Минской области, БССР.

23 августа 1941 года. 6:07.

Вторые сутки Слава пытался понять, что же происходит. Вместо ожидаемого массового прочесывания всех окрестных лесов и тотального сжигания деревень (так, по крайней мере, объясняли ему старшие товарищи) немцы вели себя словно испуганные девицы: отдельные мелкие подразделения заполошно пометались по ближайшим окрестностям, а потом все стихло. Причем, если верить докладам разведки, противник чуть ли не линию укреплений вдоль шоссе возводить начал. Фронтом на север, то есть в сторону того места, где отряд Трошина и базировался.

«Эх, Нечаева бы сюда сейчас! Вот он бы куда надо пролез и все вызнал… — Командир партизанского отряда досадливо поморщился от одной только мысли о том, что о судьбе разведгруппы до сих пор ничего не известно. — Остальные у меня ребята тоже не промах, но с сержантом их пока еще сравнивать рано».

— О чем, брат, страдаешь? — отреагировал на его недовольное сопение комиссар, с комфортом расположившийся на широченной лавке.

— Понять, Иваныч, хочу, что такое пакостное немчура затевает? По всем прикидкам, уж южный берег Палика они проверить должны были! А там по сю пору даже дозоров их не объявилось.

— А самолеты? — Белобородько сел и, достав из нагрудного кармана очки, принялся протирать стекла мягкой фланелькой. — Вчера с обеда минимум шесть пролетов насчитали. Может, они с воздуха все как следует рассмотрят, а потом как вжарят!

— Ну да… — ухмыльнулся в ответ Слава. — Что же они с самолета-то увидят, когда все в шалашах и под сетками сидят? — Следуя рекомендациям своего бывшего командира, Трошин маскировке позиций отряда от средств воздушной разведки уделял немалое внимание.

— А дымы?

— Так в домах готовим-то… А деревня без дымков — это, наоборот, и есть подозрительное.

— Ну так чего ж ты как на иголках? — батальонный комиссар с хрустом потянулся.

— Неспокойно как-то. И Москва молчит…

— А что, ты ждал, что с тобой, как с любимой тещей, болтать будут? — рассмеялся Валерий Иванович. — Ты не забыл еще, что «Москва бьет с носка и слезам не верит»?

— Так-то оно так, — Слава взял со стола лист карты и принялся складывать его, — но есть у меня ощущение, что наш особист что-то мутит втемную. Я ребят поспрошал — данный индивид уже четыре шифровки в Центр отправил, нас минуя.

— Это что же, Мысяев проболтался?

Удивление в голосе комиссара слышалось так отчетливо, что Трошин поспешил его успокоить:

— Нет, это по тому, как часто динамо включали. Причем учти, Иваныч, про то, что они могли со своей рации передать, я ни сном ни духом, потому как она на батареях у них.

— Я бы на твоем месте сейчас это выкинул из головы, Слава. Нет, не потому, что это не важно, просто всему свое время. Со своей стороны могу заверить, что тебя, командир, мы всегда поддержим! — комиссар рубанул рукой воздух. — Хоть и знаю я тебя всего ничего, но этот месяц многих лет стоит. Так что не сомневайся.

— Ладно, проехали, — согласился Трошин. — Ты лучше мне скажи, Иваныч, с чего, по твоему мнению, немцы за нами не бросились? Вроде бы по всем канонам должны были…

— У тебя это который мост, майор? — поправив очки на переносице, неожиданно спросил Белобородько.

— Не помню уже, восьмой или девятый.

— А у мужиков из спецгруппы счет, наверное, на десятки шел, так? — жестикулируя, комиссар принялся мерять шагами горницу.

— Вполне может быть… Я не спрашивал. Ты к чему клонишь-то?

— К тому, что хорошо они тебя научили, вот к чему. И не только хорошо, но и правильно — ты к худшему готовился, как тебя твои учителя и предупреждали. Что сразу по всем направлениям окружать будут, что лес прочесывать начнут… Вдруг «бац!» — и ничего. А ты уже и отряд из возможной зоны поисков вывел, и от преследования отбиваться приготовился. О том, что наша диверсия стала для немцев полной неожиданностью, ты подумал? — Палец остановившегося прямо перед ним комиссара уперся в грудь Славы. — А райончик какой мы своей деятельностью охватили, а? Вот и не знают противники наши, куды бечь и кого ловить. Как думаешь, у Нечаева получилось?