Дожить до вчера. Рейд «попаданцев»

— По головному вдарим! — подал голос стрелок ручного пулемета.

— А вот и в «молоко»! По головному — это первый позыв, а потому, скорее всего, не всегда наиболее подходящий для конкретного дела. У тебя, Федька, мысли есть?

Белобрысый пулеметчик несколько секунд рассматривал композицию, потом несколько раз зачем-то измерил пальцами расстояние между «пулеметами» и от них до «колонны».

— Сергей Филимонычу рассеивание давать сложнее, чем мне, все ж таки «Дегтярев» это делает хуже, — неожиданно сказал он. — А до хвоста колонны ему ближе. Я так думаю: я с «максима» торможу головную машину и тут же переношу огонь на вторую и третью, а он по концу стреляет. Мы их запрем тогда. Я продольным их давить стану, покуда лента не кончится, а Филимоныч с «дегтяря» под шумок сможет по кому-нибудь важному работать. Короткими. Это — если окромя двух пулеметов ничего нет. Есть — тогда с винтарей можно поодиночке всех выщелкать.

— Во, говорил же, что голову включать надо! Включил — ажур на выходе! Чаще будешь делать так — ВПЗРом станешь.

— Кем? — не понял Федор.

— Говорил же уже — великим пулеметчиком Земли Русской.

Из плотных зарослей ивняка, что росли в полусотне шагов от «класса», долетел негромкий свист.

— Ну, на сегодня все, — «истребитель» поднялся на ноги. — Два часа на сон, а потом в дорогу собираться будем. Или на дорогу. Отбой, бойцы!

Ветки, потревоженные ушедшим командиром, еще колебались, а пулеметчики уже расстелили на земле попону и устроились на отдых.

— Филимоныч, а где он этому научился, как думаешь? — задумчиво уставясь в светлеющее небо, спросил Федя.

— Так он еще в Финскую нахлебался. Слышал я, как хлопцы со второго эскадрона рассказывали… Да на этой с первого дня. Старшой этот на границе служил. Сам кумекай, если сюда живым добрался, да, к тому же назад сам пошел — повидал кой-чего, я, чай. Обратно, говорят — готовят их. Вон во второй эскадрон они две книжицы передали — так там и не такие захиря прописаны.

— Это какие же?

— Ну как «лимонку» в землю закопать, чтоб под ногой у вражины жахнула, или как из шрапнели долбать без пушки.

— Шрапнелью? Без пушки? Враки небось…

— Знаешь что, Федька? Спи давай и меня не береди!

Приказ командующего 3-й танковой группой [103]

«О партизанах и их помощниках»

Командный пункт. 28 августа 1941

Танковая группа 3

Отдел Ic/офицер контрразведки

Тема: Партизаны в тыловых районах

Ссылка: Приказ командующего группой № 19 от 26 августа

7 танковая дивизия, 1

14 пехотная дивизия (мот.), 1

Запасная бригада, 1

Офицеру Ic 1

Дополнительные экземпляры, 3.

В случае захвата предполагаемых пособников партизан в присутствии гражданских лиц следует обращаться с ними хорошо (угощать едой и сигаретами), с тем чтобы о подобном обращении стало широко известно и у солдат противника исчез страх перед сдачей в плен. Таким образом, казни следует проводить в отдаленных от населенных пунктов местностях и стараться делать это тайным образом, особенно в районах с имеющейся активностью партизан. Если проведение экзекуций может быть сопряжено с нарушением требования о секретности, следует отправлять захваченных в лагеря военнопленных.

Период, когда они могут добровольно сдаться в плен, по-прежнему ограничен 15 сентября (как и было указано в подготовленных листовках).

Возможна выплата вознаграждения в сумме до 25 Рейхсмарок местным жителям, сообщившим о местонахождении партизан, если эта информация привела к захвату последних. (Выплаты вознаграждений должны быть утверждены казначеем дивизии согласно форме F.N.B1.20, BII.)

Если при задержании подозрительных лиц обнаружено оружие или имели место акты публичного насилия в отношении военнослужащих Вермахта, партизаны должны быть расстреляны или повешены по приказу командующего офицера. Основание для казни должно быть доведено до местного населения любым удобным способом. (Например, на шею повешенного вешается табличка с надписью: «Это случится с каждым, кто спилит телеграфный столб».)

При проведении подобных мероприятий следует учитывать наличие среди местных жителей пособников партизан.

Старший офицер Генерального штаба Оберст фон Хюнерсдорф

103

«Order of Panzer Group 3, 9 September 1941, Concerning the Treatment of Partisans and Partisan Followers», in Trials of War Criminals Before the Nuernberg Military Tribunals Under Control Council Law No. 10. Vol. 10: United States of America v. Wilhelm von Leeb, et al. (Case 12: 'The High Command Case'). US Government Printing Office, District of Columbia: 1951. pp. 1153–1154. Перевод авторский. Дата изменена, в оригинале — приказ датирован 9 сентября.

Город Борисов, БССР. 26 августа 1941 года. 11:05.

Начало нового русского контрнаступления сильно изменило размеренную жизнь штаба группы армий. И дело было не только в масштабах или силе ударов Красной Армии, но, скорее, в несколько необычной для Вермахта ситуации, которую Грейфенберг охарактеризовал на одном из совещаний, сказав: «Господа, нас поймали со спущенными штанами!»

Атака по всему фронту пришлась на крайне неудобный для планирования момент, когда часть соединений еще действовала в соответствии с предыдущими планами, а часть уже пришла в движение для выполнения новой директивы фюрера. Добавили к ситуации сложности и незамеченные ранее на флангах войска, занимавшие к тому же какие-никакие, но укрепленные позиции, отчего бодро стартовавшие на север и юг подвижные соединения безуспешно пытались достичь запланированных темпов наступления. Следовательно, парирование атак русских обходами и контр-окружениями в ближайшие несколько дней осуществиться не могло.

Начальник Оперативного отдела повернулся к своему заместителю:

— Хеннинг, что с кавалерией русских в тылу у Штрауса? Есть свежие новости?

— До сих пор не удалось выяснить местоположение основных сил. Сам не понимаю, как им удается с такой эффективностью прятать пять дивизий. Утром имели место разрозненные нападения на гарнизоны и колонны в районе шоссе Велиж — Демидов, но ни разу не было зафиксировано участие сил свыше полка. — Фон Тресков пододвинул шефу несколько листков бумаги: — Вот радиограммы.

— Авиаразведка? — сидевший во главе стола Клюге оторвался от очередного документа.

— Фиксируются перемещения отдельных групп всадников и пехоты, но командование авиационных соединений сомневается в эффективности наносимых ударов. Привлекать эскадрилью для бомбового удара по роте, спрятавшейся в кустах, их не прельщает. К тому же основные силы бомбардировочной авиации и штурмовиков сейчас стянуты к Смоленску и Великим Лукам, — ответил представитель Люфтваффе. — На северном направлении сейчас функционирует только один нормальный аэродром. Сейчас, правда, формируется временная группа из вспомогательных самолетов для поиска и атак прорвавшейся кавалерии.

— Это хорошо. Оберст, а возможно ли наращивание усилий авиации в районе Смоленска? Сейчас русских остановили буквально в нескольких километрах от городской окраины, и если Люфтваффе немного чаще будут их бомбить, уже в самом скором времени пехота отбросит противника.

— В течение следующей недели нам обещали перебросить тридцать самолетов для восполнения потерь. Или же мы можем перенацелить часть сил с южного направления.

— Перенацеливайте. Недели у нас нет! — Фельдмаршал посмотрел на карту, где в глубину позиций германских войск севернее и южнее Смоленска вклинились два «языка». Вернее, три — на северном участке противник наступал по двум направлениям, охватывая Духовщину. Русские наступали, безрассудно растянув фланги атакующих группировок, но проблема была в том, что для сбора сил, способных отсечь их у основания, требовалось время. Пока же русских удавалось сдерживать лишь за счет использования «внутренних резервов», то есть бросая в бой пекарей, кашеваров и прочие тыловые части. Конечно, дивизии 3-й танковой группы уже разворачивались от Великих Лук на юг, но, во-первых, часть из них к текущему моменту была скована боями по прорыву обороны противника южнее и юго-восточнее этого города, во-вторых, из-за смешивания на узких лесных дорогах двух разнонаправленных потоков движение в том районе практически встало… Клюге снова, словно не видел ее десятки раз до этого, внимательно вгляделся в огромную карту, расстеленную на столе. «Вот они, слабые точки! В Духовщине много войск, и их правый фланг опирается на не менее сильную группировку в районе Смоленска. А вот севернее от Репино и до озера Белинского по 120-километровой дуге вытянулись в нитку всего лишь пять пехотных дивизий: 35, 106, 129, 6-я и 26-я, — генерал-фельдмаршал пробежал глазами с юга на север отметки частей. — Уже участвовавшие в боях, некоторые сильно нуждаются в пополнениях. А 129-й еще и приходится отвлекать значительную часть своих сил для противодействия прорвавшемуся в глубокий тыл кавалерийскому корпусу русских… А на другой стороне обозначенной синим пунктиром линии фронта — целых две советские армии. Да, каждая из них равна по силе немецкому корпусу, да еще многие стрелковые дивизии в них были практически разбиты во время отступления, но что мешает Тимошенко накопить силы, как он уже сделал южнее?»

— Ханс, что у Гудериана? — командующий отвлекся от размышлений.

— Он сообщает, что разведка вскрыла концентрацию большой массы русских войск юго-восточнее Ельни, и отказывается перебрасывать танки Эрленкампа [104] севернее.

— А он не боится, что его отрежут от Смоленска?

— Ничего такого он не сообщает. Сердился, что русские гаубицы со снарядами, которые мы обещали ему отправить, так и не прибыли. Его артиллерия на голодном пайке — они потратили слишком много снарядов, пытаясь прорвать оборону русских.

104

Вилибальд фон Лангерман унд Эрленкамп (нет.Willibald Freiherr von Langermann und Erlencamp; 29 марта 1890 г. — 3 октября 1942 г.) — барон (фрайхерр), немецкий офицер, участник Первой и Второй мировых войн, генерал танковых войск, кавалер Рыцарского креста с Дубовыми листьями. В описываемый период командовал 4-й танковой дивизией, входившей в состав 24-го моторизованного корпуса генерала Швеппенбурга.

— А почему орудия не прибыли? — Помнить каждую мелочь — это задача для начштаба и офицеров оперативного отдела, но никак не командующего.

— Эшелон с ними, отправленный по одной из второстепенных дорог, потерпел крушение. Но это сейчас даже к лучшему — мы можем задействовать эти гаубицы у Смоленска. Наши артсистемы истратили почти весь боезапас, да и имеющиеся в городе трофейные — тоже.

— Хорошо. Отправляйте. — Голову Клюге сейчас занимали совсем другие мысли. Нет, конечно, ситуация на фронте была сложная — пожалуй, наиболее сложная за всю его полководческую карьеру, — но беспокоило фельдмаршала сейчас другое. Безоговорочно веря в немецкого солдата и немецкую военную машину в целом, он считал, что парировать прорывы русских, а то и организовать несколько новых «котлов» — не более чем вопрос времени. А вот необычные или, скорее, непривычные приемы, применяемые противником, лишали воспитанника прусской школы спокойствия.

Кавалерийский корпус даже не на фланге, а в тылу — это достаточная угроза, даже если не принимать в расчет тяжелые условия местности. Но корпус — не иголка, в лесу не спрячешь. Рано или поздно летчики или разведдозоры его обнаружат, и тогда русским останется только с честью погибнуть или сдаться в плен. А вот танки противника в тридцати километрах от его штаба вызывали недоверие, смешанное с опасением. Да, выдвинувшаяся на север от Борисова кампфгруппа в составе пехотного полка, двух сводных батальонов и практически всей бронетехники, оказавшейся под рукой, вытеснила противника, который даже серьезного боя не принял, ограничившись короткими налетами арьергардных заслонов.