Дожить до весны

И все-таки нет. Есть тот минимум знаний, который спасает от очень опасных домыслов.

– Она сказала, что ты ее…

Таиса запнулась, а вот Матвей произнес нужное слово с завидным равнодушием:

– Изнасиловал.

– Да… А когда я завела об этом речь, ты все подтвердил, но дальше мы обсуждать не стали, не до того было…

– И в чем вопрос?

– Скорее, просьба. Ты можешь рассказать мне, как это произошло? Меня, естественно, интересует не процесс, а обстоятельства.

Вот, она все-таки сказала… Таиса надеялась, что, когда разговор начнется, станет легче, но, конечно же, не стало.

Матвей не спешил с ответом, но хотя бы прекратил давить на нее одним из своих фирменных взглядов – этот Таиса про себя называла «ледяная глыба». Он отвернулся к окну, за которым сейчас вилась сероватая дымка, создававшая ощущение, что они и не в небе вовсе, они просто потерялись в очень густом тумане.

Но Матвей обещал ей ответить – и он ответил.

– «Обстоятельства» – очень правильное слово здесь. Иногда обстоятельства заставляют нас делать то, что нам не нужно и не близко. Вся история с Ксаной строится в первую очередь на обстоятельствах. Они для нас обоих оказались уникальными, но уникальность – это не всегда хорошо. Ситуация сложилась так, что выбор пришлось делать между плохим и худшим. Я выбрал плохое.

– А что было вторым вариантом?

– Нам объявили, что смерть. Для нас обоих.

Чего-то подобного Таиса и ожидала… Она не представляла Матвея в роли безумного маньяка, который напал бы на женщину – или на девочку, если сделать поправку на время. Вопрос в том, кто мог заставить совершить такое. Точный год случившегося Таиса не знала, однако могла определить, что это был не разгар «шальных девяностых», в которые, согласно слухам, творилось все без исключения.

Нет, это было позже, да и вряд ли речь шла о том, что двух подростков просто заставили заниматься таким потехи ради. И Матвей, и Ксана теперь если не гении, то очень необычные люди. И одно наверняка связано с другим, только непонятно, как.

Матвей снова замолчал, и Таисе пришлось подбирать новый вопрос, хотя сам процесс сейчас напоминал прогулку по минному полю – вприпрыжку и с завязанными глазами.

– Ты… ты верил, что с вами действительно это сделают, если ты откажешься?

– Нет.

А вот это было неожиданно. Настолько, что Таиса едва не воскликнула: «Так ты что, на самом деле хотел этого?!», однако она вовремя прикусила язык. Такие вспышки эмоциональной несдержанности простительны школьнице, а не профайлеру. Если Форсов вдруг узнает, что она ляпнула нечто подобное, он побежит покупать кирзовый сапог только для того, чтобы эпичней дать ногой под зад нерадивой ученице.

Меньше эмоций, больше психоанализа. Форсов повторял, что при разговоре человек общается не только словами. Матвей не скрывает, что не хотел участвовать в тех событиях – и сожалеет о них. Так в какую же сторону двинуться?

– Во что ты верил в тот момент? – спросила Таиса так спокойно, что удивила сама себя.

– Я верил, что, если я откажусь, убьют только ее. Меня бы оставили в живых в любом случае. Те самые… обстоятельства сложились так, что изнасилование как таковое не было главным развлечением. Это, увы, была доступная тем людям забава. А когда нечто становится доступным, неизбежно приходит пресыщенность.

– Даже чем-то настолько чудовищным?

– Чудовищным – и примитивным. Да, и таким тоже. На тот момент сексуальное насилие всех форм и проявлений перестало быть экзотикой… там. Интересны стали только люди, чем необычнее, тем лучше. Тем дольше эти люди могли прожить. Я был необычен, Ксана – тоже, но у Ксаны оставался недостаток, который она не могла преодолеть: она была женщиной.

Таиса чуть было не поправила «девочкой», но снова успела сдержаться. Больше спокойствия, меньше эмоций, меньше, меньше… Единственная возможная мантра для такого разговора.

– У тех, кто это устроил, было предвзятое отношение к женщинам, – продолжил Матвей. – Ксана и без того продержалась намного дольше других, потому что она всегда была очень умна. Объективно, она лишь немногим уступала мне, но предвзятость опускала ее на уровень ниже в глазах тех людей. Я видел, что они начали терять к ней интерес, она перестала быть ценностью.

– Но как то, что они заставили тебя сделать, могло вернуть ей ценность?

– Они хотели увидеть, как все пройдет, как отреагирует она, как буду вести себя я. Если бы я отказался… Может, ее бы не убили сразу. Но ей все равно пришлось бы пройти через нечто такое… Худшее, чем то, что мог сделать я. А потом все равно умереть. Вот в это я верил, но ей сказал, что боролся за наши жизни, потому что так мы оказывались на одинаковом уровне уязвимости.

– Вы с ней были друзьями до того, как все случилось?

– Нет, – покачал головой Матвей. – Думаю, справедливо сказать, что мы всегда были врагами – хотя я не люблю пафос, связанный с этим словом, в данном случае он уместен. Но при моей неприязни к ней я никогда, ни в какой момент не желал поступить с ней так.

– Ксана умна… Она должна была понять это!

– Она все понимает. Это не обязывает ее меня прощать.

– Как ты вообще смог это сделать, если не хотел?

Вот теперь она все-таки ляпнула глупость. Таиса поняла это через секунду после того, как слова прозвучали, но было уже поздно. Эмоции на миг взяли верх: слишком уж их много накопилось, слишком сильными они стали…

Но Матвей не дрогнул и теперь. Все это время он говорил подчеркнуто отстраненно, да и слова подбирал так, будто заполнял отчет.

– При естественных условиях – не смог бы. Но есть целый ряд методов, от физических до химических, которые делают такую ситуацию возможной.

И снова Таиса поняла больше, чем прозвучало. Нет, это была не какая-нибудь частная порностудия, где издевались над малолетками. Это было место, где создали определенные условия, где были средства для таких «методов»… Место, где Матвей получил шрамы, которые Таиса видела раньше. Где с ним сделали то, после чего только Форсов смог его спасти.

– Если ты считаешь, что я хочу обелить себя и перенести вину на Ксану, то напрасно, – вдруг добавил Матвей. – Я не пытаюсь сказать, что я ее спасал, а она неблагодарная. У нее есть право требовать ответа за то, что я сделал с ней.

– А кто ответит за то, что сделали с тобой? – не выдержала Таиса.

– Люди, которые это организовали, давно уже не на свободе. Некоторых нет в живых.

– Ну и что? Это поставило точку в истории? Вред, который они нанесли, до сих пор остался! Даже если отстраниться от всего, что происходило в этом месте, если взять только ту конкретную историю… И ты, и Ксана вините в этом тебя. И ладно она не видит, она явная психопатка… Но ты-то как просмотрел?

– Что именно?

– Все, что сделали с ней, сделали и с тобой, – уверенно произнесла Таиса.

– Ты подгоняешь факты.

– Я единственная, кто смотрит на них объективно. Иногда, знаешь, очень трудно дожить до весны…

– Даже не начинай.

Она не пыталась утешить Матвея, это действительно было правдой – по крайней мере, для Таисы, ведь правда неизбежно субъективна. При всех своих талантах Матвей все равно остается человеком, и чувство вины давит на него. Ему кажется, что пострадала только Ксана – как принимающая сторона насилия. А то, что и его заставили действовать против своей воли, и явно наблюдали за этим, а потом винили, насмехались… Это тоже имеет значение.