Дозор. Питерские тени...

Глава шестнадцатая Расставанье – маленькая смерть…

Минут через пятнадцать, сердечно попрощавшись и пожелав всего хорошего, Шеф и Северина покинули комнату.

Гришка, покатав по скулам тугие желваки, с недоверием и опаской уставился на стандартный белый офисный конверт, оставленный «фээсбэшной» фотомоделью.

«Волнуешься, братец? Переживаешь?», – вкрадчиво зашелестел добросердечный внутренний голос. – «Оно, конечно, понятно. Лирика, одно слово…. Но, может быть, уже достаточно? Как там говорила уважаемая и мудрая Сева Никонова-Логинова? Мол: – «Чай, не девица девственная и целомудренная…». Правильно, между прочим, сказано. На трепетную девственницу ты, извини, никак не тянешь. Обширная лысина, в первую очередь, мешает…. Ха-ха-ха! Морщишься? Мол, не смешно? А мой смех безнадёжно горек? Ну-ну…. Вскрывай конверт, морда нерешительная! А теперь лист бумаги разворачивай-разглаживай. Ага, молодец. Приступаю к чтению…. «Гришенька, любимый!». Трогательное начало, так его и растак. Уже на сентиментальную слезу пробивает. Чего, спрашивается, ждать дальше? Всё, всё, не буду больше ёрничать, не сердись. Продолжаю…. «Извини, пожалуйста, что пришлось врать, лицедействовать и изворачиваться. Так, вот, получилось. Операция была очень важной, судьбоносной и всё такое…. Ну, откуда мне было знать, что в Питере я встречу тебя? Встречу и влюблюсь, как последняя романтическая дура? А потом было уже поздно переигрывать что-либо, события полетели чередой, постоянно сменяя друг друга. Да и опасалась я всё тебе рассказывать. На объяснения ушло бы слишком много времени. Пришлось бы парик с «маяком-жучком» запрятать куда-нибудь подальше. В эфире плескалась бы сплошная тишина. Матёрый противник мог насторожиться и отскочить в сторону…. Понимаешь, операция проходила очень, уж, динамично. В таких жёстких условиях нельзя менять первоначальные тактические планы. Из серии: – «Дрогнешь, поменяешь и проиграешь…». Пришлось идти до конца…. Немного о себе. Здесь лжи было не так и много – сплошные неточности и всякие недоговорённости. Я, действительно, трудилась следователем по особо важным делам. Подставили, подбросили деньги, вымазали в грязи, осудили на двенадцать лет колонии общего режима. Только отсидела я не восемь лет, как рассказывала, а только пять. Потом, согласившись работать в Дозорах, условно-досрочно освободилась. После освобождения прошла полуторагодичное обучение – всякому разному и полезному. Сейчас руковожу нижегородским Дозором…. Ещё у меня есть дочка. Дарья, Дашка, Дашенька. Тёмно-русая, курносая, бойкая, задорная, ехидная и умненькая. Знать, в меня пошла…. Сейчас Дашке двенадцать лет с маленьким хвостиком. Ужасно деловая, беспокойная и активная девица. Как легко посчитать, Дарье было четыре с половиной – когда меня посадили…. Её папаша? Как только я оказалась в СИЗО, он тут же подал на развод, а потом уехал из города в неизвестном направлении. Ни единого письмишка с тех пор не написал. Вычеркнула я навсегда этого законченного мерзавца из своего сердца…. Кроме дочери в моей жизни присутствуют: старенький папа, брат, сестрёнка, две болтливых тётушки с мужьями, племянник, три племянницы, целая куча других родственников и большая ферма. Выращиваем огурцы, помидоры, кабачки, арбузы, картофель. Имеется крольчатник на пару-тройку тысяч голов, полтора десятка коров, бычки на откорм и приличное стадо ангорских коз. Ведь, все «дозорные» функционируют под надёжным «прикрытием». Ты, Гриня, вольный журналист-корреспондент, а я, вот, фермерша…. Ну, не могу я, бросив всё и вся, переехать к тебе в Питер! Не могу…. Ой, чуть не забыла, ты же терпеть не можешь собак. А у нас в доме, как назло, живёт кавказская овчарка, вернее, здоровенный молодой овчар по кличке – «Садко». Мы с Дашкой от него без ума…. Вот, отчиталась. Тебе, наверное, стало страшно? Я понимаю, столько всего сразу свалилось…. Так что, любимый, я ни на чём и не настаиваю. В том плане, что если позабудешь про меня, то ни капли не обижусь. Мол, была весёлая и сексапильная Сова, любительница сушек, да вся вышла. Приятный жизненный эпизод, не более того…. Зачем я появилась в квартире Петровича в тюремной робе и в таких же ботах? Мол, только что освободилась из металлостроевской зоны? Психологический приём, так сказать. Мне же в Нижний сбросили по электронке все твои поведенческие и бытовые характеристики. Мол, законченный сентиментальный романтик, только притворяющийся брутальным мачо. Вот, я и приняла соответствующий облик, способствующий быстрому налаживанию полноценного контакта с будущим напарником. Даже пришлось на физиономию наложить лёгкий грим, добавляющий скорбных морщинок. Извини, пожалуйста, ещё раз…. Давай, обойдёмся без телефонных созвонок? Взрослые и солидные люди, как-никак. Да и прослушивать все наши разговоры будут в обязательном порядке. Зачем веселить коллег-сослуживцев? И так уже многие, знающие про наш бурный роман, от смеха животики себе надорвали. Откуда взялись «многие»? У безалаберной Северины – язык без костей. Натуральное трепло кукурузное, хоть и майор ФСБ…. Предлагаю взять – в наших романтических отношениях – небольшой тайм-аут. Месяца на два-три. Ты за это время подумай хорошенько. Всё взвесь. Захочешь встретиться – сообщи об этом. Встретимся. Не захочешь – промолчи. Всё пойму правильно и осуждать не буду. Засим, прощаюсь. Крепко целую. Твоя Сова, записная любительница авантюр…. P.S. Вот, пишу письмо, а в голове постоянно вертится-звучит фраза, мол: – «Расставанье – маленькая смерть…». К чему бы это? Не знаю. Но я тебя очень люблю!»…. Да, братец, дела. Из знаменитой серии: – «Не было печали у гусара…». Эх, покурить бы сейчас, блин горелый!».

Антонов был полностью согласен с последним пожеланием собственного внутреннего голоса. Поэтому он выбрался из постели, сделал, разминая тело, отвыкшее от физических нагрузок, несколько десятков наклонов-приседаний, после чего отправился на поиски медсестры.

Поначалу Нелли Степановна рассердилась и тут же принялась демонстрировать все достоинства-особенности своего командирского, хорошо-поставленного голоса. Но вскоре, под напором изысканных комплиментов и отборного армейского юмора, она сдалась, выдала сигарету, зажигалку, пепельницу и разрешила пройти на балкон.

Дождик перестал. Августовское светло-жёлтое солнышко, робко проглядывая сквозь низкие серые облака, радовало теплом и нежностью. На востоке – над тёмно-зелёной полосой леса – виднелся серо-серебристый краюшек Финского залива. В густых ветвях столетних, изломанных зимними ветрами сосен беззаботно перекликались бойкие синички.

Григорий, покончив за пару минут с сигаретой, поместил окурок в массивную хрустальную пепельницу, но с балкона не ушёл.

Стоял, небрежно опираясь на металлические перила, и, пристально вглядываясь вдаль, нашептывал:

Не было печали – у гусара.А природа капала – дождём.Свечка – одиноко – догоралаГрустным и тоскливым – сентябрём.Постоялый двор, забытый Богом.Чу, хмельная песня ямщика.Рядом вьётся – мокрая дорога.И дорога эта – не легка.Тихий скрип, остановились кони.Скрип дверной, и в зал вошла – Она.Сердце убежало, не догонишь.Всё вокруг – зелёные глаза.Всё вокруг – лишь милая улыбка.Нежное, прекрасное лицо.А на пальчике – таинственно и зыбкоТлеет – обручальное кольцо.Лишь война – теперь – поправит случай.Может, её мужа – там – убьют?А иначе – удавиться лучше.Лучше – застрелиться прямо тут.Свечка – одиноко – догорала.А природа – капала дождём.Не было печали – у гусара.Грустным и тоскливым сентябрём.Не было печали – у гусара.Грустным и тоскливым сентябрём…

«В данном конкретном случае, слава Богу, обручальное колечко на тоненьком пальчике отсутствует», – скрупулёзно уточнил мрачный внутренний голос. – «Но от этого, братец, ни на йоту не легче…. Помнишь, о чём беседовали-говорили между собой Шеф и Северина? Ну, там, на борту старенькой баржи «Афродита», когда ты валялся в полубессознательном состоянии, контуженный гранатным взрывом? Мол: – «Какой из Гришки Антонова – полноценный глава семьи? Во-первых, не добытчик. Во-вторых, законченный минималист и отъявленный пофигист. Квартира – мрак полный и несимпатичный. Там ремонта, такое впечатление, никогда не делали. Похоже, что наш Гриня и гвоздя в стенку забить не сможет, пальца себе при этом не отбив…. А, дети? Их же надо воспитывать. Причём, желательно, личным примером. Чему хорошему Дашку, и без того имеющую бунтарские наклонности, может научить идейный раздолбай?»…. Как-то примерно так они выражались. Причём, сугубо по делу. То бишь, правдиво, доходчиво и конкретно…. Вот, сам прикинь. Какая польза может быть от тебя на ферме? Боюсь, что, наоборот, сплошной и непоправимый вред. Руки-то растут из задницы. А как тебе – стать отцом двенадцатилетней дочери? К тому же ужасно-деловой, активной и умненькой? Молчишь? То-то же…. Ещё кавказский овчар имеет место быть. Бедная собачка. Ты же, ухарь отвязанный, её до полусмерти напугаешь. И лаять – без заиканья – разучится…. Что делать? Что делать? Что делать? Не знаю, честное слово. Пивка бы глотнуть. Типа – для повышения эффективности мыслительного процесса…».

Распахнулась балконная дверь.

– Больной Антонов, заканчивайте принимать кислородно-никотиновые процедуры, – велел командный голос Нелли Степановны. – Во-первых, можете простудиться и заработать насморк. Во-вторых, к вам пришёл новый посетитель…. Попрошу на выход!

В комнате, оборудованной под больничную палату, его ждал Поэт.

– Здрасте, дядя Гриша! – торопливо поднялся со стула Димка. – Хорошо выглядите. Сразу видно, что пошли на поправку.

– Рад встрече, – приветливо улыбнулся Антонов. – Давай-ка, пожму твою мужественную лапу. И заканчивай, пожалуйста, «выкать». Чай, не графья потомственные…. Присаживайся. Поболтаем.

– Поболтаем, конечно. Мне Шеф разрешил вас…э-э-э, тебя навестить. Мол: – «Вам с Брюсом, вполне может быть, скоро предстоит поработать вместе по одному скользкому дельцу. Так что, общайтесь, обменивайтесь мироощущениями и налаживайте полноценный контакт…». А по какому конкретному делу – так и не объяснил, мол, рано ещё. Вот, я вам гостинцев принёс. Апельсины, яблоки, печенье овсяное, сок виноградный, – положив на кровать полиэтиленовый пакет, перешёл на заговорщицкий шёпот: – И две банки вашей любимой «Охоты», понятное дело.

– Спасибо, брат! – растрогался Гришка. – Тронут, польщён, далее строго по списку…. Ну, рассказывай, рассказывай! Что в нашем Купчино новенького? Как «Зенит» играет?

Минут десять-двенадцать дружеская беседа текла спокойно и непринуждённо. До тех пор, пока Антонов не задал обычный и невинный – на первый взгляд – вопрос:

– А, где наша Юлька-Матильда? Я думал, что вы теперь везде и всюду ходите вдвоём. Типа – не разлей вода. Куда она поступила? Какое учебное заведение, в конечном итоге, выбрала?

Поэт тут же напрягся и, потерянно глядя в сторону, забормотал:

– Ходили, правда твоя, дядь Гриша. Только – до поры до времени. А потом перестали. То есть, расстались навсегда…. Сейчас Юлия по Москве ходит-гуляет. С кем? Не знаю. Да и знать не хочу…

– Что это такое с тобой, боец? Побледнел даже…. Поссорились? Ну, не хочешь – не рассказывай. Дело такое…. А лучше, всё же, расскажи. У меня накоплен очень богатый жизненный опыт – по части общенья с нежным женским полом (вредный внутренний голос тут же насмешливо захмыкал), глядишь, дам полезный совет. Может быть…. Вываливай, давай! Не смущайся.

– Даже и не знаю…, – смущённо замялся Димка. – А, впрочем, расскажу. Не убудет…. В госпитале при СИЗО нас продержали с недельку, а потом, даже не допросив, выпустили. Карлсона Шеф отправил долечиваться в какой-то крутой санаторий, да и нам с Юлькой посоветовал – на всякий пожарный случай – свалить из города, мол, пусть история, связанная с поимкой Вампирши, слегка подзабудется. Ну, мы и решили смотаться на Михалёвское озеро – порыбачить, позагорать. С нами и Мазай, прихватив с собой очередную смазливую подружку, увязался…. Собрали рюкзаки, закупили провизию и напитки, загрузились, поехали. Добрались до озера, машины оставили на туристической базе, взяли напрокат две стандартные вёсельные лодки, погребли. Отыскали скалистый симпатичный островок с разлапистыми соснами, разбили крепкий лагерь. Установили две палатки – одну для мальчиков, другую, соответственно, для девочек. Это я настоял на таком раскладе, мол, моей семнадцатилетней зазнобе ещё рано задумываться-заниматься всякими глупостями. Мазай, естественно, принялся строить недовольные гримасы, но спорить и возражать не стал…. Поначалу всё шло просто замечательно – купались, загорали, играли в пляжный волейбол, рыбу ловили, уху варили, по вечерам песни душевные пели под гитару. Мазай с Ленкой, понятное дело, регулярно уплывали куда-то на лодке. Иногда на час, иногда и на три-четыре. Не трудно догадаться – зачем. А мы с Юлькой только целовались-обнимались вволю, не переходя за последнюю сладкую черту. А потом…, потом оно и случилось…. Я ещё с вечера объявил, что с утра поплыву в северные озёрные губы, заросшие разноцветным камышом. Мол, попробую наловить на поплавочную удочку крупной краснопёрки и линей, а вернусь только к обеду. Встал, умылся, перекусил. Уселся в лодку, догрёб до места. Насадил на крючок дождевого червяка, забросил снасть – в «окошко» между белоснежными кувшинками. Но откровенно не задалась рыбалка в то памятное утро. Клевала только хилая мелочь, зато злых комаров и голодной мошкары налетело – кошмар несказанный. А я, как назло, антикомариный лосьон в кармане рюкзака оставил. Пришлось, не соло нахлебавшись, возвращаться назад…. Причалил к острову часа на три с половиной раньше объявленного времени, вылез на берег. Чувствую – что-то не так. Вернее, слышу…. Со стороны «девичьей» палатки доносятся громкие эротические стоны-всхлипы, блин. Подошёл, заглянул через маленькое пластиковое окошко. А там Мазай, Юлька и Ленка такое вытворяют. Типа – порнографические немецкие актёры и артистки скромно отдыхают в сторонке. Причём, моя юная и трепетная возлюбленная всё это проделывает с нескрываемым удовольствием и большим знанием процесса. То бишь, предмета…. Собрал вещи по-тихому, прихватил документы и ключи от машины, сел в лодку, оттолкнулся от берега и засвистел – со всей дури. Через полминуты из палатки выскочила голая растрёпанная Юлька. Засмущалась, охнула – огорчённо так, потерянно. Я, естественно, прокричал, мол: – «Прощай навсегда, любовь моя нежная! Не поминай лихом!». Прокричал, да и погрёб…. Добрался до города, машину поставил в гараж. Пошёл в магазин, затарился на совесть – водка, пиво, сосиски, тушёнка, хлебушек. Заперся в квартире, отключил все телефоны и электричество – дабы никто звонками не отвлекал. Да и ушёл в глубокий затяжной запой. То ли на пять суток, то ли на шесть. Уже не вспомнить…. А с Юлькой я больше не виделся и не разговаривал. Она в Москву уехала и поступила в ВШП. То есть, в Высшую Школу Полиции. Говорят, что и Мазай переводится в столицу. Может, боится, что я его – в отместку – пристрелю. А может, так очарован Юлькиными сексуальными талантами. Не знаю…. Вот, дядя Гриша, и вся история. Найдёшь – что посоветовать?

– Найду, – пообещал Антонов. – Только подожди минутку.

Он извлёк из полиэтиленового пакета банку с пивом и, прикрыв её подушкой (чтобы не было «пшика»), вскрыл. После этого Григорий – в десяток глотков – опорожнил банку, аккуратно поставил её под кровать, икнул, блаженно улыбнулся и посоветовал:

– Не стоит, Поэт, так убиваться. Всё могло, поверь мне, сложиться гораздо хуже.

– Куда уже – хуже?

– Туда. Представь себе такую картинку. Не произошло бы этого сексуального происшествия, и всё пошло бы по накатанной дорожке. Стандартные ухаживания, томные вздохи при Луне (под Луной?), невинные поцелуйчики. Через годика два – весёлая и разгульная свадьба. Счастливая семейная жизнь. Рождение первого ребёнка, второго. Поездка с друзьями на озеро. Ты с детьми уезжаешь на рыбалку. Возвращаетесь – по объективным причинам, понятное дело – раньше положенного времени. Причаливаете к берегу, а из палатки друзей доносятся громкие эротические стоны-всхлипы, блин…. Вот, Димон, где засада конкретная и злая. Просекаешь? Так что, тебе радоваться надо, что эротический казус вовремя произошёл. То бишь, до свадьбы…