Драгоценность

– О, прошу прощения, я так виновата, – поспешно извиняюсь я. Девушка ничего не говорит, но ее рука ложится на живот. – Как он… в порядке?

– Брыкается, – шепчет она, и я не знаю, говорит она со мной или сама с собой, но тут она поднимает взгляд. Глаза у нее карие и печальные, как у оленя, и кажутся еще более выразительными на худом лице с выступающими скулами и заостренным подбородком. Призрачная улыбка мелькает на ее губах.

– Это… хорошо? – Я понятия не имею, каково это – быть беременной. У меня сохранились смутные воспоминания о моей матери, когда она носила Хэзел, но меня тогда больше интересовало, как эта малышка повлияет на мою жизнь, а о том, что испытывает мама, я даже не задумывалась. Но я помню, что мама всегда светилась от счастья и не была таким скелетом, как эта девушка.

– Он знает, что мне страшно. – Девушка нежно поддерживает живот. – Он знает, что я не люблю выходить из дома.

– Как он может знать, что тебе страшно? – недоумеваю я.

– Ты сама поймешь, – говорит девушка. – Когда это случится с тобой.

Вдруг кто-то хватает меня за руку.

– Фоун? – Незнакомая девушка вглядывается в мое лицо сквозь вуаль.

– Н-нет, – запинаясь, отвечаю я. – Вайолет. – От того, что я могу произнести свое имя вслух, на душе сразу становится легче.

– Ты не видела девушку с темно-русыми волосами и веснушками? Ты из Западных Ворот?

– Нет, – говорю я. – Извини. Я из Южных. Фоун – твоя подруга?

– Она моя сестра, – со слезами на глазах произносит девушка. – Я… я не могу ее найти. – Она поворачивается к «львице», хватает ее за руку. – Вы не видели девушку с темно-русыми волосами и веснушками?

«Львица» выдергивает руку.

– Не прикасайся ко мне, – холодно говорит она.

Девушка шмыгает носом и поворачивается в другую сторону, с мольбой повторяя свой вопрос. «Львица» перехватывает мой неодобрительный взгляд и фыркает.

– Что?

– Я тебя не понимаю, – говорю я. – Она просто просила о помощи.

«Львица» смеется.

– А я не понимаю тебя. Всех вас. Вы ведете себя, как слабаки, боитесь своих хозяек. Мы рожаем их детей. У нас власть.

– Может быть, – возражаю я. – Но ты тоже не сама выбирала эту жизнь.

– Вайолет!

Звук моего имени заставляет меня забыть все, что я хотела сказать.

– Рейвен? – ахаю я.

– Вайолет!

– Рейвен! – Я кричу громче и, отчаянно работая локтями, пробираюсь на ее голос. Смелость Рейвен вдохновляет других девочек, и все больше имен звучит в толпе.

– Фоун! – ищет сестру девушка.

– Скарлет!

– Джинджер!

Толпа суррогатов начинает корчиться, как многоглавое чудовище, вытягиваясь, растекаясь по площади; я выкрикиваю имя Рейвен уже во всю мощь своего голоса, и вот она – я бросаюсь к ней, обнимаю знакомую фигурку.

– Как ты? – спрашивает она.

– Все в порядке, а ты…

И вдруг выстрелы разрывают воздух, когда гвардейцы начинают палить из ружей, чтобы усмирить толпу. Мы сбиваемся вместе, как стадо оленей, затихая в напряженном молчании. Я сжимаю руку Рейвен.

– Как дворец дома Озера? – спрашивает Рейвен. – Герцогиня хорошо к тебе относится?

– Я… не знаю. Она ударила меня. Но потом подарила виолончель. И еда отменная. – Рейвен смеется, и я улыбаюсь. – А как графиня дома Камня?

Она ухмыляется.

– Не думаю, что мы с ней поладим.

– Почему? Что ты имеешь в виду?

– Не беспокойся обо мне, Вайолет. – Рейвен хитро усмехается. – Я заставлю ее проклинать тот день, когда она купила меня.

– Рейвен, не надо, – умоляю я. Меня восхищает храбрость моей лучшей подруги, но боюсь, что тут не прокатит, как с розыгрышами в Южных Воротах. – Она может отомстить тебе.

– Да. Я знаю. – Рейвен отрешенно смотрит куда-то вдаль. – Ты уже была у врача?

– Нет.

– Скоро пойдешь. И тогда все узнаешь. – Мышца дергается на ее скуле. Рейвен вздыхает. – А может, и нет. Может быть, герцогиня совсем другая. Но графиня… с ней что-то не так, Вайолет.

– Рейвен, ты меня пугаешь, – говорю я.

Она сжимает мою руку.

– Не волнуйся, я справлюсь.

Очередной залп выстрелов сотрясает воздух. Королевские особы покидают дворец.

– Я не хочу расставаться с тобой, – шепчу я Рейвен.

– Я тоже. – Она храбро улыбается. – Но мы ведь будем видеться. Мы же из Домов-основателей, верно?

– Верно, – говорю я, стараясь казаться увереннее, чем себя чувствую. Дамы начинают разбирать своих суррогатов, закрепляют браслеты на запястьях и ведут девушек на поводках к автомобилям.

– Она не должна видеть нас вместе, – говорит Рейвен, напряженно замирая. Графиня дома Камня, легко узнаваемая туша, медленно спускается по ступеням. И вот уже моя рука повисает одиноко, а Рейвен растворяется в море черной вуали.

– Ну как? – вдруг раздается рядом со мной голос герцогини. Она забирает у меня браслет и защелкивает его на своем запястье. – Ты хорошо себя вела?

– Да, моя госпожа, – бормочу я, опуская глаза.

– Вот и славно. Мы едем домой.

Лес за окном автомобиля расплывается мутным пятном.

Мои мысли путаются, я все пытаюсь понять, что хотела сказать Рейвен. Что с ней происходит в доме Камня? Что сделал доктор?

– Видела кого-нибудь из знакомых?

Голос герцогини врывается в мои мысли.

– Там, на площади, – продолжает она. – Видела кого-нибудь из своих? Ты какая-то рассеянная.

Я стараюсь казаться невозмутимой.

– Нет, моя госпожа.

Ее рот дергается, словно она борется с улыбкой.

– Ты отъявленная лгунья. – Она вынимает булавку из волос, снимает шляпу-таблетку и кладет ее на колени. – Можешь поднять вуаль. Наш траур закончился.

Я с радостью убираю с лица вуаль.

– По кому мы скорбим, моя госпожа?

Герцогиня касается уголка рта своим длинным пальцем.

– Вчера утром умерла суррогат Курфюрстины.

Все плывет у меня перед глазами, я задыхаюсь, как будто получила удар под дых. Она говорит о Далии.

– Ты же видела ее, помнишь? За ужином. Такая крошка. Будем надеяться, что Ее Королевская милость станет более осмотрительной в будущем. Титул не гарантирует защиту от невзгод.

Я не могу говорить. Я не могу думать. Далия была так молода… она была такая маленькая…