Драгоценности Жозефины
Шрифт:
– Да! – сказала она, затаив дыхание.
– С днем рождения! Будь всегда такой красивой, милой и веселой! Желаю тебе счастья, Тайна!
– Спасибо, Юра, – произнесла она. – Приятно, что ты помнишь о моем дне рождения.
– Я всегда о нем помню. Почему у тебя грустный голос?
– Тебе показалось, – натужно улыбнулась Таня, словно собеседник мог увидеть ее улыбку.
– Не показалось. Можно я приглашу тебя в ресторан?
Он все понял, все! Что к ней на день рождения никто не пришел и что ей сейчас очень горько. Тактичный Юра и словом об этом не обмолвился, а просто предложил провести вечер вместе.
– Можно, – тихо ответила она, все еще сомневаясь, а правильно ли делает и не пропустит
Таня сама выбрала ресторан, и ее выбор был не случаен. «Плакучая ива» находилась недалеко от дома Дворянкина, и Таня знала, что он туда иногда заходит. Об этом Роман сам говорил. Она хотела, чтобы Дворянкин зашел туда и увидел ее там вместе с Юрой, приревновал и понял, что может ее потерять.
Чуда не произошло – Роман в ресторане не появился. Волнующий теплый вечер, розовый закат, на столе красивый букет орхидей – им с Юрой было хорошо и весело. Таня поймала себя на мысли, что давно не чувствовала себя так беззаботно. Они танцевали, уже по-настоящему, не так, как когда-то на школьной дискотеке. Юра поддерживал ее за талию, кружил по площадке, они пили вино, фотографировались вместе. А Роман не любил фотографироваться вместе, вспомнилось Тане.
– Выходи за меня замуж, – серьезно сказал Юра.
Как она мечтала услышать эти слова! Потом мечтала не о браке, ей достаточно уже было просто романа, только настоящего, с цветами и признаниями, а не затянувшихся суррогатных отношений, кои сложились у них с Дворянкиным. И тут эти заветные слова. Но произнес их другой мужчина. Не высокого роста, но спортивный; неприметная внешность, с лихвой компенсируемая уверенностью в себе и твердостью в голосе, за которой ощущается надежность, – впервые она посмотрела на Юру как на мужчину. Такой ладный и хороший, но Юра – не для нее. Хорошие мужчины – не для нее из-за той истории на даче. Ту историю знают все, а кто не знает, тому расскажут – найдутся добрые люди.
Мужчины считают ее ущербной, смеются над ней и смотрят, как на машину эконом-класса: не предел мечтаний, но, за неимением под рукой другой, сойдет.
– И тебе не важно, что случилось со мной там, на даче?
– Нет. Я даже не знаю, что там случилось.
– Все знают. Тот случай целый месяц вся школа обсуждала.
– Я не слушаю сплетни. А если бы и знал, это было бы не важно. Ты выйдешь за меня?
– Нет! – гордо произнесла она. Юра, славный Юра, пожалел ее. А жалеть ее не надо!
Вечер сразу скомкался. Закат из сказочно-розового превратился в кроваво-красный, враждебный. С карьера подул ветер, пробегая холодком по душе. Повисло молчание.
Юра уже получал от нее отказ. Когда в восемнадцать лет пришел к ней с букетом роз и колечком.
– Будь моей женой, – произнес он волнуясь.
– Какой из тебя муж? Сначала окончи свой институт, а там – я подумаю.
Тогда она не сказала ему «нет», оставив надежду. Я как Дворянкин, подумала Таня, презирая саму себя.
Олегу Морсину не давали покоя мысли о видении, которое явилось Климушкиной в лифтовом холле. «Такая же прическа, цвет волос, платье», – вспомнил он ее слова. Ни в какие видения адвокат не верил, особенно когда они появляются там, где совершается преступление.
Олег подумал, что нужно побеседовать с жителями дома Дворянкина. По своему опыту он знал, что информация, получаемая после первичного обхода, бывает не всегда точной. Кто-то что-то забыл, кого-то не застали дома. К тому же хорошая мысль приходит не сразу. Вот так, дадут ошибочные показания, но чтобы потом позвонить следователю и признаться – это вряд ли. Кому нужны лишние проблемы, лучше сидеть и помалкивать, тогда никто на допрос не вызовет и от личных дел не оторвет.
Для визита на Альпийскую
улицу Морсин выбрал не традиционное вечернее время, когда большинство людей возвращаются с работы, а середину дня. Он руководствовался тем, что опера совершали поквартирный обход, скорее всего, как раз вечером, а тех немногих, кто бывает дома днем, они могли не застать. Также Олег подготовился к тому, что люди ему попросту не откроют двери – сделают вид, что никого нет дома. На этот случай он предпочитал творческий подход: представлялся сантехником, которому нужно проверить трубы, и люди почему-то верили. Даже обидно, иной раз думал Олег. Неужели я так похож на сантехника?Дальше, когда двери открывались, Морсин говорил, кто он есть на самом деле. Он предъявлял удостоверение адвоката и улыбался своей обаятельной улыбкой.
Олег уже обошел восемь этажей, но все безрезультатно – дом будто вымер, в нем даже собаки не лаяли. Адвокат разозлился, выругался в сердцах, подумал, что, если ему сейчас не откроют, он бросит это гиблое дело. Это была его мантра, после которой дело обычно сдвигалось с мертвой точки. Вот и на этот раз мантра подействовала: на девятом этаже ему открыли. Старик преклонных лет, глуховатый и слепой. Он, конечно же, ничего того, что нужно было Олегу, не знал. Но зато открыл перед ним дверь. Работает, удовлетворенно отметил Морсин. Этажом выше ему открыли еще в двух квартирах, но их жильцы тоже ничем помочь не могли. И наконец на тринадцатом ему повезло.
– Чего надо, командир? – рассеянно посмотрел на удостоверение грузный мужчина лет пятидесяти. Из квартиры потянуло смесью гастрономических запахов, по фартуку на пузе хозяина квартиры можно было догадаться, что его отвлекли от приготовления пищи. – Ты заходи, чего в дверях стоять.
– Меня интересует девушка, которая часто бывала в вашем доме. Она приходила к мужчине из сто тридцать шестой квартиры. Стройная блондинка с челкой на пол-лица. Красивая баба, наверняка ты заметил, – сыграл на мужском самолюбии Морсин. По фривольным картинкам и статуэткам, украшавшим нехитрый интерьер его квартиры, адвокат сразу усек, что мужик охоч до женского полу.
– Блондиночек я люблю, особенно тех, что в теле, но и худышки тоже ничего встречаются. Видел здесь одну, с прической болонки, как ты говоришь. Симпатичная такая и одевается красиво – платья носит. Идет, юбка летит, как парусник по морю. Я люблю, когда женщина носит платья и юбки. На таких сразу обращаешь внимание, даже если личиком не вышла. А эту бог не обидел: глаза, бровки – все при ней, разве что рот тонкий, как полоска. Но это небольшой дефект, если что, можно ботоксом исправить, – проявил осведомленность в косметологической сфере пузан.
– Рот тонкий? – усомнился Олег. Губы Климушкиной назвать тонкими никак нельзя.
– Нуда. Я люблю, чтобы губы были как у матрешки, – продолжал делиться своими сексуальными предпочтениями мужчина, – но если грудь большая, то устроят и полосочки. Но у этой размер второй, не больше.
– Когда ты последний раз ее видел?
– Вечером, часов около девяти. Я тогда как раз на работу шел. А какого числа? Так сразу и не скажу… Дай гляну в график, – он полез в стол и стал в нем копаться. – Я вообще редко дома бываю, обычно в разъездах. Вот только вчера из Ижевска вернулся. Туда вез щетки для мытья посуды. Не груз, а конфетка – не протухнет, не разобьется, его даже никто не сопрет, потому что никому эти щетки даром не нужны. Наш директор решил, что Ижевск задыхается без них, – целый фургон мне загрузили. А мое дело маленькое – накладную в зубы и за баранку. Туда нормально доехали, разгрузились, отчитались и вроде бы должны были ехать назад, в Питер. Так нет, отправили в Самарканд отвозить лимоны. Ты прикинь, везти занюханные ижевские лимоны в Самарканд! Я шизею, дорогая редакция!