Драгоценности
Шрифт:
Герцог подошел к рабочему столу, выдвинул ящик и достал бархатный мешочек. С магической быстротой он взял у нее серый камень и высыпал на ладонь содержимое мешочка. Большой ограненный бриллиант засверкал разноцветными огнями.
Петра не могла отвести глаз от драгоценного камня. Он завораживал ее своим таинственным мерцанием. Девочке казалось, что нестерпимый блеск обжигает кожу.
– Алмазы нужны только для того, – ласково продолжал герцог, – чтобы дарить удовольствие. Он нравится тебе?
– О да! – прошептала девочка. – Да!
– Ты – неограненный алмаз, Петра. Я
Сбитая с толку, Петра оторвала взгляд от бриллианта и посмотрела на герцога:
– Как?
– Привить тебе представление о красоте и наслаждении. О том наслаждении, которое женщина способна дать мужчине – и получить от него. Это тоже искусство, возможно, величайшее из всех. Ты создана для любви, Петра. Я сделаю тебя жрицей любви, ты будешь блистать в Неаполе, нет, во всей Италии. – Прищурившись, герцог наблюдал, как действуют на девочку его слова. Петра была растерянна. – Если доверишься мне, станешь моей ученицей и разрешишь научить тебя любить и быть любимой, бриллиант будет твоим.
Она вспомнила слова тети Геммы. У нее есть свой собственный дар. Стоит ли продавать самое ценное сокровище, чтобы удовлетворить прихоть герцога?
Выражение его лица испугало Петру. Протянув руку, чтобы вернуть ему бриллиант, она почувствовала, какой холодной и пустой стала ее ладонь. Когда он взял бриллиант, день словно померк.
– Уже поздно, – прошептала Петра. – Мне пора.
– Да, малышка, иди. Но когда решишься, возвращайся. – Она направилась к двери. – И еще, – добавил он, – вернувшись, войди через парадную дверь дворца.
Считалось, что Неаполь – город дворцов и церквей. Покинув дворец, Петра побежала в Спакка, в церковь ее детства. Внутри было сумеречно, прохладно и тихо. Недавно закончилась месса, и в воздухе плыл запах ладана. Подойдя к статуе Святой Девы, Петра зажгла свечку и опустилась на колени.
– Святая матерь, благословенная Дева… – начала она и запнулась, не зная точно, о чем хочет попросить. Пожалуй, о смелости… Но какой? Смелости отвергнуть предложение герцога или принять его? – Дай мне знак, – прошептала девочка.
Петра услышала голос, но не Святой Девы. В ее мозгу прозвучали слова тетки: «Девственность – это сокровище…» Глядя на огонек свечи, Петра воображала, что это свет ее сокровища, дар, который она отдаст только мужу.
Однако бриллиант сверкал перед мысленным взором девочки, завораживающий, искушающий и яркий, как солнце. Ее собственное сокровище казалось в сравнении с ним чем-то призрачным и безжизненным. Петре безумно хотелось верить, что герцог раскроет в ней красоту, как художник, преображающий в бриллиант грязный камень.
Но даже если это удастся герцогу, стоит ли ради чего-то такого терять свою душу?
Стена позади Святой Девы была покрыта маленькими серебряными украшениями, оставленными в благодарность за исцеление от болезней. На каждом было написано: «За исполненные просьбы».
– Почему ты никогда не выполняешь мои просьбы? – Петра ударила кулаком по деревянному барьеру.
И вдруг она подумала: а что, если предложение герцога и есть ответ на ее просьбы?
Она станет лучше, многому научится, будет жить в окружении красоты, а не в убожестве. И тогда найдет, а не потеряет свою душу.Свеча догорала, и в колеблющемся пламени губы Святой Девы зашевелились: «У тебя есть свое сокровище, Петра, более ценное, чем алмазы. Не отдавай его так легко».
– Так я и поступлю. – Девочка тяжело вздохнула и встала. Все останется по-старому, как советуют ей Святая Дева и тетя Гемма. Она больше не увидит дворец Монфалко.
Но это решение не приободрило Петру. Напротив, она медленно плелась по улице, думая, что никогда еще не была так несчастна.
Войдя в пустую лавку, Петра услышала громкие голоса Лены и Джованни, доносившиеся из их комнаты, и поняла, что они ссорятся.
– Сутенер! – закричал Джованни, вообще-то редко повышавший голос. Петра испуганно прислушалась. – Ты хуже шлюхи – общаешься с такими негодяями, как Хамак!
Хамак? Конечно, Петра знала о турке Ругейро Хамаке. А кто не знал его? Он был замешан во все грязные делишки в порту.
– Я хочу избавиться от нее! – завопила Лена. – Тогда она больше не сглазит меня, а мы к тому же получим деньги!
Святая Мария! Они ссорятся из-за нее, Петры!
– Я не возьму эти грязные деньги!
– Но ты возьмешь золото герцога за пряжку! Что плохого, если он платит Хамаку за девчонку, а Хамак платит мне? Пусть она достанется герцогу, Джованни. Она ведьма!
– Это ты старая бесплодная карга. Ты ненавидишь девочку только потому, что я люблю ее. Для тебя ненависть – хлеб насущный. Неудивительно, что не можешь забеременеть. Да будь проклята такая мать!
Лена пронзительно закричала. Доски наверху заскрипели, шаги приближались к лестнице. Петра, охваченная страхом, спряталась за прилавок.
С пылающим от ярости лицом Лена ворвалась в комнату. За ней следовал Джованни, размахивая мешочком с монетами.
– Завтра же! – крикнул он. – Завтра же отдашь деньги этому своднику. Петра не вещь, которую можно продать или купить!
И тут Лена увидела Петру. Вот виновница всех ее несчастий – только она одна! Бешенство охватило ее. Лена бросилась на кухню и тут же вернулась, крепко сжимая в руке большой нож.
– Ааааа! – завопила она и кинулась на девочку. Остолбеневшая от ужаса, Петра не могла двинуться с места.
– Нет! – крикнул Джованни, вдруг разгадав намерение жены. Он крепко обхватил ее, но рука Лены стремительно опустилась, и нож вонзился в сердце Джованни.
Он пошатнулся, дернулся и осел на пол. Из его горла вырвались булькающие звуки, и из глубокой раны хлынула кровь.
Петра упала на колени рядом с ним.
– Нет, – застонала она. – Синьор Сакко… вставайте. – Девочка прижала руки к ране, пытаясь остановить кровь, но та заливала ее.
– Убийца… – безумным голосом протянула Лена. Подняв голову, Петра встретила ее взгляд, исполненный ненависти. – Ты убила его, ты убила моего Джованни! – Онемев от ужаса, девочка вскочила. – Убийца! Убийца! Она убила его, – не унималась Лена.
Не в силах вынести эту чудовищную картину, Петра, преследуемая криками Лены, выбежала из магазина.