Дракон и Джинн

– А, принес, – сказал сэр Джон. – Я вижу, пакет не пострадал. Давай его сюда.

Оруженосец передал ему пакет, оказавшийся сложенным вдвое листом пергамента со сшитыми краями.

– Можешь идти, – отпустил оруженосца сэр Джон и повернулся к Джиму с Энджи:

– Думаю, не стоит слишком тянуть с развязкой. Чувствую, вам не терпится узнать, что заключено в этом пакете. Поэтому... – И сэр Джон передал пакет сидящему рядом с ним Джиму.

Джим едва преодолел желание переадресовать пакет Энджи, к которой тот имел большее отношение, если только догадка Джима о его содержимом верна. Но этикет требовал, чтобы пакет принял именно Джим, являющийся ответственным получателем.

Джим вынул из ножен нож и разрезал стежок, скреплявший края пергамента, который развернулся в единый лист с висевшей на нем снизу, как подвеска на шее человека, массивной печатью, оттиснутой на клочке пергамента и державшейся на двух пропущенных через прорези листа лентах.

Джим пробежал текст глазами.

Он был написан на средневековой латыни и исполнен писцом в стиле времени. По всему тексту красовались многочисленные витиеватые завитушки, а верхние выносные элементы букв были удлинены и выписаны с нажимом, так что казалось, слова несут на себе пики.

Джим приступил к чтению, почти не испытывая затруднений.

Edwardus Dei gracia Rex Anglie et Francie et dominus Hibemie omnibus ad quos presentes liters peruenerint saluten...

По мере чтения латинский текст неожиданно начал затуманиваться и превращаться в английский. Это было проявление той самой вездесущей магии, которую Джим мечтал освоить еще со времен, когда всерьез решил овладеть способностью трансформировать в современный английский язык, понятный ему и Энджи, не только по возможности наибольшее число незнакомых ему языков, каким для него был, например, французский, но и их многочисленные диалекты, и даже языки волков, морских дьяволов и других земных тварей.

По-английски текст звучал так: Эдвард, Божьей Милостью король Англии и Франции, лорд Ирландии, приветствует всех своих подданных, заинтересованных в исходе настоящего дела. Что касается Роберта Фалона, сына Ральфа Фалона, барона Чина, ныне усопшего, и опеки над означенным Робертом Фалоном до достижения им...

Джим пробежал глазами страницу. Это было как раз то, на что они с Энджи так надеялись. Опека возлагалась на него. В конце листа красовалась замеченная им еще раньше королевская печать. Не говоря ни слова, Джим передал пергамент Энджи. Ее глаза были полны слез.

– Надо это отметить, – сказал Джим. Он повернулся к сэру Джону:

– Не знаю, как благодарить тебя, сэр Джон. Мы рассчитывали получить ответ, в лучшем случае, через несколько месяцев. Я прекрасно понимал, что на него могут уйти и годы.

– Иногда случаются чудеса, – сказал сэр Джон. – Придворные сочли, что будет лучше, если его величество убедится в безопасности Роберта Фалона как можно быстрее, а это позволило избежать обычных формальностей. Вы должны быть благодарны еще и епископу Бата и Уэльса, Ричарду де Бисби. Он посетил двор, и его уверения в вашей полной благонадежности произвели на короля должное впечатление, да хранит его Господь.

– Аминь, – смиренно проговорили Джим с Энджи.

Джим даже закашлялся, чтобы скрыть смущение. Последние слова сэр Джон произнес с совершенно бесстрастным видом, и Джим представил себе, как епископ, приняв осанистую позу, своим сочным голосом убеждает короля принять нужное решение, в то время как единственное желание того – вообще не принимать никаких государственных решений.

– Ты не против небольшого торжества, ведь тебе утром снова в дорогу? – спросил Джим сэра Джона.

– Если небольшого, то, конечно же, нет, – согласился сэр Джон.

Лучшие блюда и лучшие вина украсили стол в большом зале. Известие, привезенное сэром Джоном, чудеснейшим образом распространилось по всему замку, и скоро радостная весть стала известна всем, вплоть до последнего слуги, так что каждый ходил с видом именинника, будто опека над Робертом Фалоном была возложена не на одного Джима, а на всех без исключения обитателей замка.

Праздничное настроение не покидало всех до утра, а утром Джим и Энджи еще долго махали вслед сэру Джону Чендосу и его людям, отправившимся в дальнейший путь.

Праздник кончился, и, медленно пересекая двор и так же медленно поднимаясь по лестнице к себе в комнату, Джим и Энджи вдруг почувствовали, что вместе с праздником исчезает и ощущение той приподнятости, которая вселилась в них с появлением сэра Джона. Оба не проронили ни слова, пока не оказались в комнате, и уже там, еще немного помолчав и глядя не на Джима, а куда-то в окно, Энджи решилась заговорить первой.

– Ну что ж, – тихо сказала она, – теперь ты можешь ехать.

– Ехать? – вопросительно произнес Джим. Он, кажется, понял, о чем идет речь, но что он мог ответить Энджи...

– Ты отлично понимаешь, что я имею в виду, – сказала Энджи. Она повернулась к Джиму. – В Пальмиру, куда уехал Брайен. Я думаю, он уже там. Теперь ты можешь присоединиться к нему.

– Да нет, что ты! – все еще не соглашался Джим.

– Знаешь, – продолжала Энджи тем же тихим голосом, – недавно я подумала, что бы чувствовала я, окажись на месте Геронды, если бы ты отправился на поиски моего отца один, без Брайена.

– Это совсем не то же самое, – сказал Джим. – Теперь, когда мы обрели Роберта Фалона, мы стали настоящей семьей. Кроме того, – Джим попытался вызвать у Энджи улыбку, – я удивлен, даже крайне, что ты не отпустила бы меня на прогулку одного, без Брайена.

– Совсем не смешно, – сказала Энджи, посмотрев Джиму в глаза. – Я беспокоюсь о тебе гораздо меньше, когда с тобой Брайен, и гораздо больше, когда его нет рядом.

– Так или иначе, – сказал Джим, – мы отказали Брайену. Он уехал несколько недель назад. Теперь уже ничего не поделаешь.

– Неужели?

– Ну хорошо. – Джим все еще чувствовал себя неуверенно. – Допустим, мне удастся разыскать его. Но ты же сама говорила, что не хочешь, чтобы я уезжал.

– Конечно, не хочу, – сказала Энджи. – Но может быть, я не права, и тебе надо ехать.

– Кто может судить об этом с уверенностью?

– Может быть, мы сами. В любом случае надо сначала поговорить с Герондой.

Джим уставился на Энджи:

– Ты что, уже приняла решение?

– Да, – почти зло сказала Энджи. – Но я хочу, чтобы мы оба сначала поговорили с Герондой.

– Неплохая мысль, – сказал Джим. – По правде говоря, меня до сих пор мучит совесть, что я отказал Брайену. Действительно надо повидать Геронду и узнать, что она обо всем этом думает. Может быть... Ладно, отправимся для начала к ней.