Дракон мелового периода

– Да зачем вам это знать? – попыталась отпереться я. – Меньше знаешь – крепче спишь.

– Давай, колись.

– Вы все равно не поймете.

– Расскажи так, чтобы поняли. – настаивал Мишка.

– Вас это никак не касается.

– Да как же – не касается? – хохотнула Машка. – Еще как касается! Вот как крепко коснулось! – Она показал синеющий след от драконьего хвоста на пальцах. – Между прочим, я наши жизни защищала!

– Рассказывай, да не ври, а то нехорошо получится. – сказал Мишка. – Как будто ты нас использовала втемную, понимаешь?

Я устыдилась. Самое неприятное, что Мишка был на сто процентов прав. Хоть Джеф и отказался брать меня в ученики, но кое-чему я от него все же научилась. В частности – подсовывать в опасные места людей, которые мне доверяют.

– Ладно уж, расскажу, где была. – согласилась я. – Только это тайна. И вы все равно мне не поверите.

– Поехали к бабке, пока мы тут от холода не околели. – предложила Машка.

– Нет, лучше ко мне, тут ближе. А по дороге все и расскажешь. – добавил Мишка.

* * *

В общем, я рассказала им все, начиная с того, как узнала о сожженной библиотеке, заканчивая проклятием Джефа и материализацией вампиров в Машкином дворе. Вопреки моим ожиданиям, все было выслушано безо всяких насмешек и сомнений, хотя Машка смотрела на меня такими вытаращенными глазами, как будто я ей рассказывала сказки Шахерезады, и все поглядывала на Мишку. Когда я закончила, с полминуты все молчали. Потом Мишка тихонько засмеялся. Это был странный смех – смущенный и самодовольный одновременно, как будто не имеющий отношения к моему рассказу.

– А говоришь – меня не касается. – посмеиваясь, сказал Миша. – Касается, и еще тесней, чем Машки. Помнишь, я тебе рассказывал о моем родственнике, который в город ушел, учиться на типографского работника? Так его звали Матвей. Матвей Корин. Я и не знал, что он настолько знаменит.

– Думаешь, тот самый? – деловито спросила Машка, прежде чем я успела отреагировать.

– Точно он. К нам лет десять еще назад приезжал какой-то историк из Питера, на чердаке копался, вещи его искал – я, правда, маленький был, но мать подтвердит. Вот, значит, в чем было дело...

– Погоди. – прервала я. Новость не укладывалась в голове. – Корин же знаменитость! Первый в мире мастер реальности!

– И что?

– Ну, я думала, что у него на родине... ну, какой-нибудь мемориальный комплекс... памятник... Музей-квартира... хоть памятная доска... а тут о нем вообще ничего не знают. Наверно, это все-таки кто-нибудь другой. Мало ли в России Кориных?

– Много. – согласился Мишка. – Корины исконный утишинский род. Но, кроме Матвея, никто птиц оживлять не умел. Ты пойми, его здесь выродком считали – какие там мемориальные комплексы... выгнать в город и забыть.

– Эх, будь мы в городе, я бы залезла в Интернет и посмотрела биографию Корина...

– Да что ты сомневаешься? – возмутилась Машка. – Ты на Михаила посмотри!

Мишка глянул на мою сестру и улыбнулся так тепло, что на его лице и вправду промелькнуло что-то неземное.

– Мы с тобой, между прочим, тоже с Кориными в родстве. – заявила Машка. – Гелька, а ты можешь сделать так, чтобы у меня слепой глаз прозрел?

– Да я не волшебник! Чистое Творчество – это просто вид искусства.

– Как ни назови, а суть не меняется. – заявила Машка.

Я хотела возразить, а потом вспомнила, что Погодина говорила примерно то же самое и промолчала.

13. Призрак в шинели.

До Краснозаводского от карьера было километра два. Уже достаточно рассвело, чтобы можно было проехать на велике по раскатанной лесной тропе, не рискуя свернуть себе шею. Краснозаводское спало глубоким сном. Как белые призраки – с ног до головы в меловой крошке – мы бесшумно пролетели по пустым улицам, свернули в Мишкин двор и прокрались в избу. Несколько минут мы с Машкой простояли в пахнущих укропом сенях, слушая, как в соседней комнате Мишка объясняется с недовольной сонной матерью.

– Чего-то мне спать расхотелось. – прошептала зевавшая всю дорогу сестра. – А вот поесть – наоборот...

Скрипнула дверь, и рядом послышалось Мишкино дыхание.

– Значит так. – сердитым шепотом сообщил он. – мать говорит – идите на чердак, там две кровати, или на летнюю кухню, там тоже диванчик имеется.

– Я за чердак. – высказалась я. – На улице замерзнем.

– Не советую. – сказал Мишка. – Там страшная грязища – никто не жил лет восемь, если не больше.

– Надо было к бабке идти...

– Так кто же знал! – с досадой сказал Мишка.

– Предлагаю другой вариант. – прошептала Машка. – Ты чем-нибудь меня накормишь, мы все втроем пойдем на чердак и там поболтаем. Все равно не уснем.

Дверь, ведущая на чердак, была заперта на висячий замок, который Мишка не без труда отомкнул.

– Не пугаться. – предупредил он. – С тех пор как отец умер, сюда никто не поднимался.

Зажглась тусклая лампочка, осветив тесную комнатку с низким полотком. На чердаке было не столько грязно, сколько пыльно. Со стен свисали отклеившиеся обои двадцатилетней давности. На аккуратно застеленных железных постелях белье успело не только пожелтеть, но и покрыться черными разводами плесени. Стоило нам войти, как пыль взлетела в воздух и комната потонула в сером тумане. Мишка с треском распахнул окно.

– Лучше уж пусть комары налетят. – буркнул он.

Машка села на постель, положила котлету на хлеб и принялась азартно жевать. Я занялась этнографическими изысканиями, благо что материал для них присутствовал.

– О, настоящие вологодские кружева! А это что на полу? Чайник? А почему у него два носика?

– Это умывальник. – пояснил Мишка. – Устраивайтесь, я схожу за нормальными одеялами.

– Хотела бы я посмотреть на этого Джефа. – невнятно проговорила Машка.

– А я – нет. Уже насмотрелась, спасибо.

– Я думаю, что тебе надо найти его и отобрать книгу Мишкиного предка. – заявила сестра. Я скептически усмехнулась:

– Думаешь, это так просто? Найти, отобрать... Да и зачем мне испорченная книга?

– Ну, хотя бы почитать, что в ней дальше. – донесся с лестницы приглушенный Мишкин голос. – И выяснить, что с тобой происходит.

«Разве со мной что-то происходит?» – удивилась я. А потом подумала: да, происходит. Со мной уже некоторое время творятся странные вещи. Я как будто попала во власть внешних сил, которые не могу ни объяснить, ни контролировать. Что-то вокруг меня закручивается, а я не вижу ни начала, ни конца.