Дракон

– Перечисли основных персонажей.

– Ну, Раскольников.

– Еще.

– Старуха-процентщица.

– Еще.

– Свидригайлов.

– Ну можно я! – Митин изнемогал. Когда учительница кивнула, он тихо и застенчиво произнес:

– Соня-проститутка.

Класс захихикал: Митин был весьма доволен собой.

– Очень остроумно. – Соня решила, что пора разозлиться, но, к счастью для обеих сторон, запел звонок, предотвративший всякую расправу над Митиным. Звонок – особенная гордость директора – был музыкальный. Более фальшивого Моцарта Соне в жизни слышать не доводилось, даже телефоны, пискляво верещавшие арию Фигаро, уступали этому чуду современной техники. Соня знала Фигаро почти наизусть: они с Олегом часто ходили в театр; он –слушать оперы, она – смотреть на него. – Ну что ж, продолжим на следующем уроке, и убедительно прошу вас…

Соня не закончила фразы, поскольку слушателей у нее не было: весь класс помчался курить. Соня знала, что они курят. Директор тоже знал. Директору – пятьдесят, Соне – двадцать два. Он на них кричит, а ей по фигу. Ей вообще все по фигу… Она достала телефон и, не глядя на кнопки, набрала номер. В ответ послышались гудки. Она ждала до последнего, но ей никто не ответил. Она вздохнула и осмотрелась кругом. Белявский не пошел со всеми на перекур. Он сидел в классе и играл в змейку на своем телефоне. Соня подошла к нему и наклонилась к экрану.

– Ты что, не куришь? – Вопрос учительницы прозвучал как упрек.

– Неа. – Белявский лениво шарил по кнопкам.

– Интересно знать почему? – спросила Соня еще враждебнее.

– Ломает. – Белявский нажал на «сброс». – Че свое здоровье поганить? Пусть другие помирают, мне по херу. Ой, простите, – прибавил он без всякого выражения, не отрывая глаз от экрана. Соня пожала плечами и отвернулась.

II

«privet ty gde? otvet’ mne tseluyu S»

III

На русском дела пошли совсем из рук вон. Петров стоял у доски и безуспешно пытался отыскать подчинительный союз в сложносочиненном предложении. Слово «росистой» он подчеркнул пунктиром, а «неторопливо» – волнистой линией. Подлежащее и сказуемое были отделены запятой и разделены квадратными скобками. Разборы Петрову явно не удавались.

Соня мрачно посмотрела на доску и неожиданно для себя спросила:

– Петров, ты кем хочешь быть?

– Еще не знаю, – пожал плечами подросток, – Но явно не учителем: я себя достаточно уважаю, чтоб позволять кому не лень иметь себя за гроши.

Соня вздрогнула:

– Спасибо за откровенность.

– Расслабьтесь, я не вас имею в виду.

Петров и правда не хотел обидеть Софью Андреевну: он просто повторял то, что всем давно известно. И он был прав. Соня, словно механическая кукла, открыла рот и сказала приторным голосом, который в свое время так ненавидела в школьных учителях:

– Ну что ж, поговорим об этом лет через десять. Садись на место. Как всегда – два.

– За что? За правду? – Петров, как водится, искренне удивился.

– За правду тоже. Но в основном за разбор. – Соня с воинственным видом обозрела панораму сражения. – Кто еще готов побиться за правду?

Кристина Лосева неторопливо делала себе маникюр, но при Сониных словах она вдруг вскинула голову и прощебетала:

– Как вам не стыдно! Вы, взрослая и умная женщина, сидите по уши в дерьме и позволяете молокососам учить вас жизни! Да я вообще не врубаюсь, как, имея образование, можно здесь прозябать!

Глаза у Сони сузились, но она промолчала. «Сволочи, – подумала она про себя. – Я по уши в дерьме, это правда. А вы-то что?» Она опять взглянула на класс. На ум пришли типичные фразы из сочинений Лосевой: «Эта книга, очень интересная по своему содержанию, очень интересует нас потому, что ставит очень много интересных вопросов». Что-то в этом роде. Ноги красивые. Кофточка из «Mango». Соня проглотила слюну и сказала Лосевой вполне добродушно:

– Ну-ну, Кристина, все не так плохо. Есть места похуже этого – морг.

В ответ раздался громкий и глупый смех. «Si vis pacem, para bellum», –решила Соня и объявила контрольную. Она мстила им единственным доступным ей способом.

«На дощатой террасе под аккомпанемент виолончели веснушчатая Агриппина Саввична потчевала винегретом и другими яствами коллежского асессора Аполлона Филипповича», – злорадно диктовала она, готовясь выставить очередную порцию двоек.

IV

Длинные гудки доставали. Соня стояла у окна, смотрела на огромную вывеску «ПетерСтар» и монотонно щелкала пальцами по клавишам телефона. Обернувшись, она увидела, что за ней, по-видимому, с большим интересом наблюдает Маша Клячкина из 10-го «б».

– Хахалю звоните? – спросила Маша сочувственно.

Это было слишком:

– Клячкина, ты!.. Да как ты смеешь? Я тебе не подруга! Я учитель! Я…

– Да не переживайте вы так, – продолжала Маша невозмутимо. – Я с одним парнем тоже через это прошла: трезвонила на его гребаную мобилу, а этот хрен не брал трубку. И знаете, что я сделала?

– Что? – с живейшим интересом спросила Соня. Маша снисходительно пожала плечами:

– Послала в пень. Теперь встречаюсь с Пахой из сто восьмой. Хотите, покажу?

– Нет.

Но Маша все равно показала: покопавшись в своем большом рюкзаке, она достала голубой бумажник с красным сердечком и, раскрыв в нужном месте, протянула Софье Андреевне. Соня, у которой в кошельке лежал Курт Кобейн, завистливо уставилась на бритого балбеса в спортивной куртке. Он стоял среди зеленой травы в зенитовском шарфе и щурился от солнца.

– Ну как? – спросила Маша с ухмылкой.

– Симпатичный, – вежливо промямлила Соня и побрела на урок к 10-му «а».

V

«privet prosti 4to ya tebya dostayu no ty propal S»

VI

– Какие нравственные проблемы затрагивает Достоевский в своем романе? – спросила Соня в шестьдесят второй раз. Молчание, как будто дети спят или умерли. Соня знала: 10-й «а» не проймешь. Не заинтересовать. Не напугать. Не вывести из себя. Не оскорбить. Не обидеть. Ничего не подействует.

– Поднимите руку, кто прочитал «Преступление и наказание»? – вопрошала Соня. Ни один человек не поднял руку. Было бы даже странно, если б кто-то поднял: в 10-м «а» не принято «выделяться», инициатива наказуема. Соня это хорошо понимала: она сама училась в похожем классе и старалась быть как все. Возможно, кто-то и хотел бы ответить, но стесняется (ведь потом на него будут смотреть как на предателя). Но что она может сделать? Она же не психолог, она училка и все:

– Поднимите руку, кто не читал?