Дракон

Затем я открылась по-настоящему.

— Боги, — простонал он. Ещё больше эмоций отразилось в его голосе, затем в его свете. — Боги, Элли. Элли…

Я стиснула зубы, закрыв глаза, пока он гладил меня по лицу.

От него исходил жар, чувство привязанности — больше привязанности, чем я готова была осознать, мощный импульс желания. В те же несколько секунд по мне ударила боль. Я осознала, что всё равно не впускаю его, хоть и открылась. Какая-то часть меня пыталась показать ему мой свет, не впуская его.

Почувствовав, что вившаяся между нами боль ухудшилась, я постаралась разжать тот кулак, позволить себе почувствовать его.

— Элли, — произнёс он. — Боги, Элли… я не могу это вынести. Не могу. Элли…

Почувствовав, что он теряет контроль, я скользнула в его свет и стиснула так, как сделала бы это с Ревиком. Как только я сжала его в хватке, всё тело Джема расслабилось, его свет сделался жидким, а вес его тела опустился на меня.

Он вминался в меня в рамках той небольшой свободы, что я ему оставила, тяжело дыша мне в шею.

— Господи Иисусе, бл*дь…

Я чувствовала, как он борется… реально борется со мной. Я также ощутила его осознание, что он ничего не может, не в состоянии высвободиться.

Затем он утратил контроль над своим светом.

То есть, реально утратил контроль.

Он впервые сделал это с тех пор, как мы были вместе. Затем он тяжело дышал, до боли стискивая моё плечо и волосы, глубже вплетаясь в меня своим светом. Я посмотрела на него, и наши взгляды встретились. В его глазах стояло неверие и уязвимость, от которой у меня перехватило дыхание.

— Джем, — мягко произнесла я. Я гладила его по лицу, отбрасывая его чёрные волосы за плечо, лаская шею. — Джем, эй. Успокойся. Успокойся, брат… всё хорошо.

Он закрыл глаза на несколько секунд.

Видя, как он делает это и стискивает зубы, я внезапно почувствовала, как моя боль резко ухудшилась.

На глаза навернулись слёзы.

— Боги, Джем. Ты хотел этого. Ты хотел этого…

Когда я самую чуточку отпустила его свет, он застонал и опустил лицо к моему.

Его тело оставалось расслабленным, и он послал жидкий жар в мой свет, сцеловывая слезы с моих щёк, гладя меня по шее и груди, вкладывая так много света в свои пальцы, губы и язык, что я едва могла удерживать его. Его боль выходила из-под контроля.

Я снова постаралась успокоить его, массируя его грудь так, как сделала бы это с Ревиком. Я всё ещё удерживала его светом, когда он ахнул, снова теряя контроль. Боль переполнила его голос, и он уткнулся лицом в мою шею.

— Элли, — простонал он. — Элли… Элли… боги…

— Успокойся. Джем, успокойся.

— Не могу. Я не могу…

Теперь я чувствовала его. Я ощущала, что всё ещё противлюсь этому осознанию, но его свет глубже скользил в меня, мягкий, тёплый и так сильно отличающийся от моего света… от света Ревика. Я ощущала там интенсивность, силу воли, сострадание, о котором говорили Балидор и Ревик, его непоколебимую верность тем, кого он любил. Я чувствовала его печаль из-за меня, из-за Ревика… я чувствовала его сердце.

Боги, его сердце. Его сердце было огромным, пылало в его груди точно печь. В данный момент оно было таким переполненным. Я чувствовала, как этот жар усиливается, и Джем направляет его в меня, его уязвимость становится мягче, почти…

— Я не могу это сделать, — выпалила я.

Затем я воспротивилась ему, стараясь спихнуть его с меня, вытеснить из своего света.

— Бл*дь, я не могу это сделать. Джем… остановись. Остановись…

Слёзы во второй раз навернулись на мои глаза. Я силилась сдержать их, противилась открытости своего света и эмоциям, которые накатили, когда я почувствовала, что Джем пытается достучаться до меня. Я ощущала, что он старается меня успокоить, его руки и свет были утешающими, тёплыми, вопреки интенсивности его реакции, когда я попыталась остановиться.

Боль змеилась в нём, притягивала мой свет, заставляла нас обоих хватать воздух ртом…

А потом я почувствовала его. Не Джема.

Ревика.

Его не было там, а потом…

Он просто появился.

Его присутствие затопило мой свет горячим облаком, вплетаясь в меня и смывая всё остальное. Безотлагательное, глубинное. Безошибочно и неоспоримо принадлежащее ему.

Его было так много, что моё сердце остановилось.

Я не чувствовала ничего подобного со времени его отъезда.

Я вскрикнула от шока, осознав, что полностью утратила щит в те несколько секунд, что впустила Джема в свой свет. Я ощутила шок и в Ревике, медленно снисходившее понимание…

Затем боль. Боги… больше боли, чем я могла вынести.

Перед глазами всё померкло, руки сжались. Грудь сдавило, когда его присутствие усилилось. В этом приливе света накатили эмоции. Его горе, омывавшее меня. Чувство потери, от которого я не могла отгородиться, чувствуя, как он хочет поговорить со мной, отчаянно хочет поговорить со мной и, может, не просто поговорить.

Те жёсткие чувства становились ещё интенсивнее.

«Элли. Боги, жена. Кто это? — его голос громко раздался в моём сознании. Такое чувство, будто сейчас он стоял передо мной. — Кто с тобой, Элли? Кто это?»

Я издала болезненный хрип, борясь с яростью, которая исходила из его света.

«Элисон. Я не играю, мать твою. Кто это? Кто с тобой? Скажи мне, жена…»

Я старалась ответить, заговорить.

«Проклятье, Элисон. Скажи мне. Скажи мне, кто это, БЛ*ДЬ…»

Я не чувствовала в этом голосе ни капельки шепотка «давай притворимся».

Он предупреждал меня и об этом тоже.

Он сказал, что ему не придётся имитировать свою реакцию на это.

Он предупреждал, что отреагирует, и отреагирует по-настоящему, не сумеет остановить себя, даже если захочет. Теперь я подавляла воспоминания о том разговоре, когда мы вдвоём голышом лежали на одеялах на полу резервуара.

Но я не могла об этом думать. Не сейчас.

Даже со всей злостью, исходившей из его света, с болью, которую я чувствовала там, с сильной обидой.

Я издала низкий хрип, закрыв глаза и борясь с собственным разумом.

Но я не могла. Я не могла победить в этой схватке.

Вместо этого я отгородилась. Я отгородилась от него и закрыла свой свет. Я стискивала его крепче, сдавливая собственное дыхание, делая мир плоским, двухмерным. В тот показавшийся долгим промежуток времени, пока я закрывалась, отгораживалась и выталкивала его, я ждала до тех пор, пока вообще перестала что-либо чувствовать.

Всё сделалось странно тихим.

Не знаю, как долго я так пролежала.