Драконье пламя

Профессор прищурился. Его ноздри раздулись всего на мгновение, затем в черной бездне глаз вспыхнули искры, обрамляя яркими всполохами зрачки. На тонких губах появилась хищная усмешка, и он слегка наклонился к ней. Его пальцы сжались на ее подбородке, фиксируя голову так, чтобы она не смогла отвести от него глаз.

Эрика сглотнула, утопая в обсидиановой бездне, озаренной яркими искрами, и невольно поджала губы. Взгляд профессора мгновенно устремился к ним, и он вдруг поцеловал ее.

Она ахнула, попыталась отстраниться, но на спину легла широкая горячая ладонь, не позволяя этого. Пальцы на ее подбородке слегка сжались, не выпуская. Эрика всхлипнула, когда пряный жар дыхания профессора опалил все ее рецепторы, лишая рассудка. Она приоткрыла губы навстречу тому, о ком грезила уже столько времени, и опустила ресницы.

Это был второй мужчина, который целовал ее за сегодня. Такого дня рождения она однозначно точно не ожидала. Вот только в отличие от первого, этот поцелуй был совершенно иным. Он был жестким, властным и не признающим сопротивления. Он был одурманивающим и пряным, сносящим все барьеры и стирающим окружающий мир. Он лишал опоры под ногами и кружил голову. Все ее тело трепетало в ответ на немыслимую ласку, растекаясь жаром от низа живота к самому сердцу, которое замерло в груди, словно боялось спугнуть момент своим стуком.

Эрика услышала, как всхлипнула, когда профессор на мгновение отстранился, позволяя ей вдохнуть. Воздух, ворвавшийся в легкие, обжег рот и горло. Жар волной прокатился по венам и сдавил грудную клетку тисками.

Распахнув ресницы, Эрика уставилась в полыхающую яркими искрами обсидиановую бездну. Обрамленные огнем зрачки сжались, ловя ее взгляд. Она опустила глаза, осознавая, что поток белого пламени изо рта профессора перетекал в ее губы, следуя за дыханием. Жар его чистой магии обжигал, разносясь огнем по венам, заполоняя все ее существо.

Эрика в панике закричала, оттолкнула себя от не сдвинувшегося ни на шаг мужчины и в отчаянии уставилась на объятые белым огнем руки. Тем же огнем, который был тогда в спальне, когда она проснулась с криком и перепугала родителей. Вот только на этот раз огонь был горячим и был не только снаружи — он был внутри: в легких, в животе, в голове. Он выжигал все изнутри, заставляя плавиться в агонии, которая разрывала все ее существо на части, причиняя ни с чем не сравнимую боль. Волны жара прокатывались от центра груди по всему телу, и каждый удар сердца только распалял их еще сильнее. Казалось, голова вот-вот взорвется от давления. Это было невыносимо.

Эрика обхватила себя руками, зажмурилась и закричала, молясь всем богам, чтобы это закончилось. Обжигающий холод зародился где-то в районе солнечного сплетения и прокатился по венам, остужая и заставляя страдать не меньше, чем раскаленное пламя до этого. Белый огонь на коже и внутри погас, оставляя ее трястись от озноба на каменных плитах пола. Она сжалась в клубок, не в силах согреться и теряя связь с реальностью.

Сверху донеслось разочарованное хмыканье. Кто-то тяжело переступил с ноги на ногу рядом и, развернувшись, пошел прочь.

Эрика стерла слезы с лица, пытаясь заставить себя осознать, где она находилась и что только что произошло. Голова гудела, и в висках гулко стучал пульс. Она лежала на холодных каменных плитах сцены посреди аудитории-амфитеатра и никак не могла унять дрожь, сотрясающую ее тело. Как она здесь оказалась?

Память любезно подкинула воспоминание поцелуя профессора и чем это закончилось. Горечь обиды сдавила горло, и слезы снова заструились по щекам. Зачем он это сделал? Что это была за жестокая шутка?

— Не вышло, — до сдавленного слуха донесся раздраженный голос декана. — Черт! Мы все же ошиблись. Что мне с ней теперь делать? Она не сможет стать магом. Ты видел, она безнадежна. Ее способностей даже на элементарное чарование не хватает. Как это вообще возможно?

— Ошибка природы, — пророкотал пробирающий до костей бас, от которого по телу пробежала очередная дрожь. — Как ни прискорбно, но она человек.

— Унижать ее поцелуем было обязательно? — вдруг прошипел декан, видимо, надеясь, что она его не расслышит.

Эрика затаила дыхание, мысленно молясь, чтобы они вообще забыли о ее существовании и оставили одну.

— Не твое дело, — жутко рыкнул профессор Хольст. — Мы не можем ее выгнать. Отдай ее травникам. Среди лекарей ей не место.

— У меня и выбора-то особенного нет. Старик отказался от нее сразу после собеседования.

Эрика вслушалась, различая удаляющиеся тяжелые шаги. Надеясь, что мужчины ушли, она поднялась на дрогнувших руках и подтянула под себя ноги, стирая платком слезы с щек и вытирая нос.

— Ты в порядке? — неожиданно рядом с ней раздался голос декана. Эрика вздрогнула и кивнула, не поднимая головы. — Вставай и иди в лазарет. Пусть они осмотрят тебя. С завтрашнего дня ты на другом факультете. Придется изрядно постараться, чтобы нагнать их программу. Тебе ясно?

— Да, профессор Бернт.

— Свободна.

Эрика с трудом поднялась на ватных ногах и поплелась прочь из аудитории. Все тело ломило от оглушающего холода, но с каждым шагом самочувствие улучшалось, и кровь разносила тепло по венам, согревая окоченевшие конечности. Голова раскалывалась, и ужасно хотелось пить. Эрика чувствовала себя так, словно провела в пустыне за Южным морем не меньше недели, а потом ее закинули в Ледяные Пустоши на побережье Хладного океана в самый разгар зимы.

Мысли раз за разом возвращались к произошедшему в аудитории. Чего профессора пытались добиться таким странным способом? Пробудить в ней магию? Но они же прекрасно видели, как она справлялась на занятиях, и знали, что она бездарна. К тому же что означало «созревание»? Созревание кого или чего? Столько много вопросов, на которые у Эрики совершенно не было ответов.

Еще и этот поцелуй, который, как оказалось, был не нужен. В том, что это не было унижением, Эрика не сомневалась. В ее практике было всего два поцелуя, но этот не был тем, что могло бы унизить. Он был тем, что заставляло кровь кипеть, а тело буквально плавиться от возбуждения. Даже сейчас, когда она всего лишь думала о нем.

Эрика обхватила себя руками, теперь уже страдая не из-за обжигающего холода, а из-за выжигающего все внутри желания. Ее тело абсолютно игнорировало здравый смысл, который кричал о том, что профессор был опасен и причинил ей невыносимую боль просто ни за что. Низ живота трепетал, стоило вспомнить его плотные губы, прижимающиеся к ее губам, крепкую горячую ладонь на ее спине и на удивление нежно удерживающие ее подбородок пальцы.

Эрика с трудом сдержала стон, когда от невыносимого желания ощутить поцелуй этого мужчины снова скрутило низ живота. Кажется, об этом рассказывала Ингрид. Вот и что ей теперь было делать? Почему она не могла желать проявляющего к ней интерес Рольфа, а не внушающего суеверный ужас профессора-изверга с умопомрачительным вкусом?