Драконий чих, или Отскребайте мага!

Глава двенадцатая. В которой меня поймали и не отпускали

Дверь за ректором захлопнулась. Я поняла, что если ко мне еще кто-нибудь придет, голодный дракон ему покажется сказкой! Я просто задушу его, а потом запинаю! А труп спрячу так, что ни одна Инквизиция соберет!

— Вылезай, — выдохнула я, снимая Фуфлыжника. Тот был крайне недоволен и слегка напуган.

«Пук-пук! Я в домике!», — намекнула чешуйчатая задница, прячась под одеялом.

Я легла на живот, зарывшись лицом в подушку. У нормальных девушек сердце болит от любви. А у меня попа! Неправильная какая-то любовь! В голове еще ворочалась «краткая просьба ректора»: «… не хватало, чтобы это случилось в женской «раздавалке!».

Ректор в приливе красноречия не отличался особой дикцией.

Я взбила подушку и легла на нее второй щекой. «… Министерство считает, что может «пердеть» нами, как хочет. Но, есть Устав…».

— Ыыыыы! — простонала я, пряча голову под подушку. Вот, наконец-то отпустило!

«Живет в моем сердце один Инквизитор. И не платит аренду, сволочь!», — на этой мысли я погрузилась в тревожную дрему.

— Аучь! — выдала я, дернувшись от боли.

Мне показалось, что по мне пробежало племя гоблинов. Но это был всего — лишь маленький дракончик. Он отоспался за день. И теперь требовал развлечений, феерического шоу и жонглирования.

 Единственное, чем я могла сейчас жонглировать, так это словами нехорошими.

— Ой! — дернулась я, чувствуя, как когтистая лапа наступила мне на больную попу. — Ыыыу!

«Мама! Ну что такое? Чего это ты такая вялая? А?», — возмущался малыш. «Пять утра — самое время для веселых игр!», — настаивал ребенок. «А то лежишь, как дохлая!», — с укором смотрел на меня Фуфлыжник. «А еще слетала бы и поохотилась бы на котлету! А то ребенок с голоду умирает!», — требовал непоседливый дракончик.

Я честно пыталась объяснить ему, что охота на котлеты — опасна и трудна. Что котлеты быстро бегают. А мама устала. И уже не настолько ловка и сильна, чтобы настигнуть котлету в два прыжка. И уж тем более, чтобы вступить с ней в неравный бой.

Меня доедала совесть. Однажды малыш вырастет и будет охотиться сам. Воображение уже рисовало дракона в синем небе. И крики перепуганных людей: «Дракон!». «Ой, да ладно вам! Смотрите, какой он тощий! Охотится на трусы и котлеты!», — машут рукой старожилы.

А маме придется лично охотиться на мамонтов. Чтобы готовить котлеты. В пропорции один мамонт — одна котлета.

Когда вас доедает совесть, можно просто дать ей в зубы. Что я и сделала.

Чешуйчатые неприятности просто притягивались к тому месту, где они обычно живут. И не слезали с него.

— Так, слезантий с меня! — потребовала я, морщась от боли.

Этот ожог я пыталась исцелить заклинанием. Но он почему-то горел и побаливал.

Обиженный Фуфлыжник был ссажен с меня на одеяло. Я снова прикрыла глаза, стараясь не думать, что спать осталось два часа. Фуфлыжник что-то грыз. Открыв глаз, я выяснила, что это ножка стола. Чавкал он очень аппетитно. Видимо, ему было вкусно.

Успокоившись и возрадовавшись, что ребенок нашел себе занятие, я закрыла глаза. А зря!

— Аааааа! — заорала я, чувствуя, что перед глазами потемнело.

— Пуф! — радостно выдал Фуфлыжник, приземляясь мне на попу. И попытался напасть на меня в детской кусательной форме.

— Ты это откуда… — прищурилась я, глядя на раскинутые в полете крылья. Мой взгляд упал на шкаф. Прыгать на больную мамину попу может только дракон самоубийца!

— Мамочки, — простонала я, видя, как ловкие когти карабкаются по отвесной дверце. Дверца шкафа была открыта. На ней покачивался гордый победитель маминой нервной системы, властелин фантиков и мастер прицельного попадания в список самых трудных детей.

Я попыталась отползти. Чем возмутила ребенка до глубины: «Фуф!». Всем видом он намекал, что мама должна лежать неподвижно! И в будущем он вырастет не ловким охотником, а ленивым падальщиком.

«Падальщик со шкафа» снова приземлился на меня. Но не угомонился. Невидимая сила снова потянула его на подвиги. Я пыталась поймать любителя острых ощущений пониже хвоста и проверить, где находится шило. А заодно и чистоту окрестностей шила. Но грозным: «Фуф!», мне намекнули, что мы уже большой. А я вот-вот стану причиной моральной детской травмы.

После шестого раза я разгадала секрет. Мама интересная. Мама пищит и «вошкается», если на нее упасть. Кровать — не интересная. Она молчит. И не охает.

Я уже чувствовала, что Фуфлыжник укладывается спать. И требует, чтобы я соорудила ему из одеяла пещеру. В последнее время он спит только в одеяльной пещере. И больше никак.

Его ничуть не смущает, что на улице остаются хвост и задние лапы. Юный уничтожитель маминых нервных клеток считает, что надежно спрятался. И проезжающий мимо рыцарь не обратит внимания на хвост и подрыгивающуюся лапу.

— Фуф! — запротестовал Фуфлыжник.

Он только что забраковал пещеру, которую я ему соорудила. Дескать, сама живи в ней, если тебе нравится!

Я собрала из одеяла еще одну пещеру. В нее засунулась драконья морда. А потом вылезла: «Фуф!». «Мама, а ты не могла бы в ней ремонт сделать?», — намекал малыш, требуя еще одну пещеру. Я снова принялась собирать пещеру, оставляя открытый проход.

«Мама, ну кто так делает пещеры? Ты что? Пещеры делать не умеешь?», — смотрели на меня расстроенные глаза. «Где сталактиты, сталагмиты, куча принцесс, несметные богатства?», — на меня уже смотрели с обидой.

Я засыпала в пещеру его сокровищницу. И он успокоился. Проснулась я от грохота. И расстроенного «Пуф-пуф!»

Я открыла глаза. В окнах уже багровел рассвет. Я подняла голову и увидела, как маленький чешуйчатый истребитель всего и вся пытается долететь до верхней полки. На которой сидели две куклы. Принц и принцесса. Мое напоминание о детстве.

— Держи, — протянула я ему игрушки. — Теперь все? Мама может поспать?

Фуфлыжник был вне себя от счастья! Он хищно обошел кукол вокруг. А потом бросился на принцессу. Он сражался с ней ни на жизнь, а насмерть. И под конец героически откусил ей голову. А потом, довольный победой, схватил принца за плащ. И поволок в свою пещеру.

— Теперь я, кажется, понимаю, почему популяция драконов резко сократилась, — зевнула я.

Через пару минут довольного урчания из пещеры послышалось сопение. Я приподняла «своды пещеры», глядя на растерзанного принца.

— А, нет. Я ошиблась, — вздохнула я, опуская пещеру обратно. — Спокойной ночи, малыш…

Стоило мне прилечь и закрыть глаза, как послышался звонок будильника.

Я зевала так сильно, что пролетающий мимо дракон, мог перепутать мой рот и свою пещеру. Вид у меня был помятый, словно, все-таки перепутал.