Драконы Эдема
Шрифт:
И тут следует сказать о человекоподобных существах, которые жили всего несколько десятков тысячелетий назад, — о неандертальце и кроманьонце, у которых средний объем мозга был приблизительно 1 500 кубических сантиметров, то есть более чем на 100 кубических сантиметров превышал наш с вами. Большинство антропологов считают, что мы не являемся потомками неандертальцев, а быть может, не являемся и потомками кроманьонцев. Но само их существование заставляет задаться вопросом: кем они были? Что их отличало? Кроманьонцы были очень большими — некоторые особи ростом выше шести футов. [ 26 ] Мы уже знаем, что разница в 100 кубических сантиметров в объеме мозга не является существенной, и, вероятно, они не были разумнее нас или наших непосредственных предков, а может быть, у них были другие, пока нам неизвестные достоинства и недостатки. Неандерталец был низколобым, с удлиненной от лица к затылку головой. Голова современного человека, напротив, вытянута в вертикальном направлении, и его с уверенностью можно назвать высоколобым. Можно ли считать, что мозг неандертальца увеличивайся за счет теменных и затылочных долей коры, в то время как увеличение мозга наших предков шло в основном за счет лобных
26
Более 183 сантиметров. — Перев.
Насколько известно, ничего похожего на человеческий разум не существовало на Земле несколько десятков миллионов лет назад. Но это составляет лишь несколько десятых долей процента от возраста Земли и соответствует самому концу декабря в нашем космическом календаре. Почему разум появился так поздно? Очевидно, ответ состоит в том, что некоторые свойства высших приматов и китообразных развились в ходе эволюции совсем недавно. Но что это за свойства? Я могу назвать по меньшей мере четыре особенности, каждая из которых уже явно или неявно упоминалась: (1) никогда раньше мозг не был столь крупным, (2) никогда раньше не было существ с таким большим отношением массы мозга к массе тела, (3) никогда раньше не было мозга со структурами такого назначения (как, например, у лобных и височных долей), (4) никогда ранее не было мозга с таким большим числом межнейронных связей синапсов. Есть как будто некоторые данные, свидетельствующие, что в ходе эволюции человеческого мозга увеличивается число связей каждого нейрона со своими соседями и число микросетей. Соображения (1), (2) и (4) предполагают, что количественные изменения привели к качественным. Я не думаю, что в настоящее время можно сделать категорический выбор из приведенных четырех альтернатив, и полагаю, что правильно было бы учесть их все.
Английский исследователь эволюции человека сэр Артур Кейт ввел в учение об эволюции человеческого мозга понятие «рубикон». Он полагал, что при достижении мозгом размера, свойственного Человеку прямоходящему — около 750 кубических сантиметров, что примерно равняется рабочему объему цилиндров мощного мотоцикла, — начинают проявляться истинно человеческие качества. Рубикон, конечно, понятие скорее качественное, нежели количественное. Вероятно, дело было не в дополнительных 200 кубических сантиметрах, a в некотором специфическом развитии лобных, височных и теменных долей коры головного мозга, которое и дало нам аналитические способности, умение заглянуть в будущее и жажду знаний.
Мы можем спорить о том, чему именно соответствует рубикон, однако сама идея рубикона имеет известную ценность. Но если действительно существует рубикон где-то в районе 750 кубических сантиметров, в то время как разница порядка 100 или 200 кубических сантиметров, во всяком случае для нас, не является решающей для существования интеллекта, то не могут ли обезьяны оказаться разумными в том смысле, в каком слово это применяется к человеку? Средний размер мозга у шимпанзе — 400 кубических сантиметров, у гориллы, обитающей на равнине, — 500 кубических сантиметров. Эти цифры находятся в тех же пределах, что и объем мозга у видов, относящихся к изящным австралопитекам, умевшим уже пользоваться орудиями.
Иосиф, историк Древней Иудеи, добавил к списку наказаний и горестей, постигших людей после их изгнания из Эдема, еще один пункт: утерю способности общаться с животными Шимпанзе обладают крупным мозгом, у них есть хорошо развитая новая кора, есть у них также и долгое детство и удлиненный период пластичности. Но способны ли они к абстрактному мышлению? И если они разумны, почему же они не говорят?
V. АБСТРАГИРОВАНИЕ У ЖИВОТНЫХ
Я настаиваю, чтобы вы или кто-нибудь иной указал мне такую черту... с помощью которой можно было бы отличить человека от обезьяны. Сам я совершенно определенно такой черты не знаю. Но если бы я назвал человека обезьяной или наоборот, то был бы неминуемо отлучен от церкви. Однако как натуралист я, быть может, обязан поступить именно так.
Карл Линней, основатель таксономии, 1788 г.
«Животные не абстрагируют», — провозгласил Джон Локк, выражая точку зрения, которая всегда господствовала в умах людей. Епископ Беркли, однако, позволил себе язвительно возразить ему: «Если считать неумение абстрагировать чертой, свойственной животным, я опасаюсь, что в их число попадут многие из тех, кого мы называем людьми». Абстрактное мышление, во всяком случае в наиболее тонких его проявлениях, отнюдь не является неизбежным аккомпанементом каждодневной жизни среднего человека. Не может ли быть так, что способность к абстрактному мышлению есть вопрос не качества, а лишь количества? Иными словами, не могут ли животные уметь мыслить абстрактно, но только не столь часто или не столь глубоко, как люди?
Нам кажется, что будто животные не очень разумны. Но достаточно ли тщательно изучили мы интеллект животных или же, как в остром фильме Франсуа Трюффо «Дикий ребенок», мы просто считаем, что раз у них нет такого интеллекта, как у нас, то, значит, нет никакого вообще. Говоря об общении с животными, французский философ Монтень заметил: «Почему надо считать, что препятствия к общению между нами заключено именно в них, а не в нас самих?» [ 27 ]
Есть, конечно, достаточное количество отдельных наблюдений, говорящих о разумности шимпанзе. Первое серьезное исследование поведения обезьян, включая их поведение в природных условиях, было проведено в Индонезии Альфредом Расселом Уоллесом, соавтором теории эволюции путем естественного отбора. Уоллес пришел к выводу, что детеныш орангутана, которого он изучал, вел себя «точно так же, как и человеческий ребенок в подобных обстоятельствах». И в самом деле, «орангутан» по-малайски
значит не «обезьяна», а «человек, живущий в лесу». Теубер вспоминал многие рассказы своих родителей, родоначальников немецкой этологии, которые основали и возглавили первую исследовательскую станцию, нацеленную на изучение поведения шимпанзе в Тенерифе на Канарских островах в начале второго десятилетия нашего века. Именно там Вольфганг Келлер провел свои знаменитые исследования Султана, «гениального» шимпанзе, умевшего соединять две палки, чтобы достать банан, до которого он не мог добраться другим способом. Там же были проведены наблюдения над двумя шимпанзе, которые издевались над цыплятами. Один шимпанзе разбрасывал пищу, приглашая цыплят приблизиться к ней, а в это время другой бил их проволокой, которую до этого прятал за спиной. Цыплята убегали, но вскоре позволяли завлечь себя вновь и вновь бывали избиты. Здесь четко видна комбинация типов поведения, иногда считающаяся чисто человеческой: кооперация, планирование последовательности будущих действий, обман и жестокость. Эти наблюдения показали также, что цыплята обладают очень низкой способностью обучаться избегать неприятностей. До самого последнего времени наиболее серьезные попытки установить общение с шимпанзе выглядели следующим образом. Новорожденного детеныша шимпанзе брали в дом, где был новорожденный ребенок, и обоих воспитывали вместе - две кроватки, две коляски, два стульчика, два горшка, два фартучка, две присыпки. К концу третьего года молодой шимпанзе намного опережал человеческого ребенка в ловкости, в умении бегать, прыгать, лазить и других физических упражнениях. Но в то время как ребенок уже свободно и счастливо болтает, детеныш шимпанзе может лишь, да и то с огромным трудом, произнести только слова типа «мама», «папа» и «суп». Отсюда обычно делался вывод, что шимпанзе лишь в минимальной степени владеют языком, умением рассуждать и другими высшими умственными функциями: «Животные не абстрагируют».27
Испытываемые нами трудности в понимании животных или в налаживании контакта с ними могут проистекать от нашего нежелания усвоить иные пути общения с миром. Например, дельфины и киты, которые воспринимают окружающую среду с помощью необычайно развитого механизма эхолокации, также общаются друг с другом, используя богатый набор щелкающих звуков, все попытки интерпретировать которые до сих пор не имели успеха. Сейчас проверяется одно остроумное предположение, согласно которому при общении между дельфинами используются те локационные сигналы, что обычно испускаются объектами, про которые идет разговор, но при этом сами «говорящие» их и воссоздают. Таким образом, дельфин не «произносит» слово «акула», а вместо этого издает серию щелчков, соответствующую тому спектру звуковых сигналов, что был бы получен, если бы его локатор был направлен на реальную акулу. Согласно этой гипотезе, основная форма общения между дельфинами — своего рода акустическое звукоподражание, создание звуковых образов, в данном случае акустической карикатуры на акулу. Нетрудно вообразить, как подобный язык движется от конкретных образов к абстрактным идеям, используя нечто похожее на звуковой ребус — аналогично тому, как появлялась человеческая письменность в Месопотамии и Египте. Впоследствии дельфины смогут также строить звуковые образы, пользуясь одним лишь своим воображением, а не прошлым опытом.
Однако осмысливая эти эксперименты, два физиолога из университета Невады Беатриса и Роберт Гарднеры поняли, что нёбо и гортань шимпанзе не приспособлены для человеческой речи. Люди используют свой рот удивительно разнообразным образом — для еды, дыхания и общения. У таких насекомых, как сверчки, которые обращаются друг к другу, потирая ногой об ногу, все эти три функции выполняются тремя совершенно различными органами. Разговорный язык у людей — явление благоприобретенное в результате развития. Употребление системы органов, имеющих другие функции, для общения служит доказательством сравнительно недавней эволюции языковых возможностей у людей. Вероятно, заключают Гарднеры, шимпанзе обладают достаточными языковыми возможностями, которые, однако, не могут быть проявлены из-за ограничений в их анатомии. И они задались вопросом: а пег ли какого-нибудь символического языка, который мог бы базироваться не па слабых, а сильных сторонах анатомии шимпанзе?
Тут у Гарднеров родилась блестящая идея: научить шимпанзе американскому языку жестов, известному под названием Амеслан, а иногда как «американский язык глухих и немых» (где «немой» обозначает, конечно, только невозможность говорить, но не мыслить). Он идеально соответствует ловкости рук шимпанзе. Кроме того, он обладает всеми основными чертами словесного языка.
Сейчас уже существует целая обширная библиотека с описанными и снятыми на пленку разговорами на Амеслане и других жестовых языках с Уоши, Люси, Ланой и другими шимпанзе, которых изучали Гарднеры и другие ученые. Среди них есть шимпанзе, не только обладающие активным запасом порядка 100-200 слов, но и умеющие различать вполне нетривиальные грамматические и синтаксические конструкции. Более того, они проявляют удивительную изобретательность в построении новых слов и фраз.
Увидев впервые утку, плавающую в пруду, Уоши изобразила жестами «водяная птица» — словосочетание, существующее для обозначения утки и в английском, и в других языках, которое Уоши, однако, изобрела в этот момент сама. Лана никогда не видела никаких фруктов сферической формы, кроме яблок, но она знала жестовые обозначения для различных цветов и потому, подглядывая однажды за лаборантом, евшим апельсин, показала на пальцах «оранжевое яблоко». Отведав арбуз, Люси определила его как «сладкое питье» или «фрукт для питья», а съев первую в своей жизни редиску, которая обожгла ей рот, после этого всегда называла ее «плакать больно пища». Маленькая куколка, неожиданно положенная в чашку Уоши, породила фразу «Ребенок в моем питье». Когда Уоши пачкала что-либо, особенно одежду или мебель, ей показывали жест, означающий «грязно», а она впоследствии расширила его значение до общего понятия, означающего всякое недовольство или осуждение. Макаку-резус, которая вызывала у нее неудовольствие, она многократно именовала «Грязная обезьяна, грязная обезьяна, грязная обезьяна». Лана в приступе творческого негодования назвала своего учителя «Ты, зеленое дерьмо». Шимпанзе изобрели немало бранных слов. У Уоши оказалось своеобразное чувство юмора: сидя на плече у своего учителя и, быть может, неумышленно обмочив его, она несколько раз сделала жест, означающий «Забавно».