Драконы ночи

– Фаворита? Ого! – Ида подняла темные брови.

– А ты ничего между ними не заметила разве?

– Я нет, но… А вот и он, легок на помине, по лестнице спускается.

Ида кивнула на открытое окно, выходившее на деревянную террасу, служившую крышей кафе. Это было что-то вроде импровизированной лоджии и одновременно наблюдательного пункта. Именно здесь Катя и увидела «красную комбинацию». И это, оказывается, вовсе не было сонным глюком.

По черной лестнице со второго этажа быстро спускался Игорь Хохлов, приглаживая волосы, застегивая на груди рубашку. Куртку «хаки» – ту самую, утреннюю, измазанную грязью Брыкова болота, он держал под мышкой. Катя видела, как он спустился к кафе, быстро переговорил о чем-то с охранником, а потом направился мимо детского городка в сторону пляжа.

– Синий тебя старит. Вообще это цвет старых дев.

Катя обернулась, привлеченная репликой Анфисы. Ида снова переоделась. Она меняла цвета, как хамелеон. И теперь на ней было узкое синее платье с плечиками, опять в стиле сороковых. На руках – черные перчатки до локтя, а на голове крошечная шляпка-эгретка с вуалью. Наряд шел ей, однако прибавлял возраст. И все же нельзя было не залюбоваться.

– Ну куда так можно пойти? – вопрошала Анфиса.

– Куда угодно. – Ида поправила вуаль.

– Здесь? В Двуреченске? Не смеши меня. И в Москве-то так не особо куда покажешься, разве что в клуб. В ресторан с приятелем? Так сойдешь за его бабку, наглотавшуюся средства Макропулоса, – не унималась Анфиса. – Но шляпку с вуалью я бы, пожалуй, примерила, шляпка смешная.

Ида протянула ей эгретку. Анфиса приладила ее на волосах. И заулыбалась, тут же приклеилась к зеркалу. Вуалетка ей шла. Катя не выдержала и тоже стала примерять.

– Наденьте вот это. – Ида извлекла словно из волшебного сундука еще одно белое платье с пышной юбкой опять же в горох – на этот раз мелкий, бирюзовый. И Катя не удержалась от соблазна.

– Ой, держите меня, – увидев ее, Анфиса всплеснула руками. – Вот это да! Полный финиш!

– Локоны надо подвить и спереди начесать. – Ида оглядела Катю с ног до головы. – Ну, кто сказал, что этот стиль не ваш?

И они самозабвенно погрузились в примерку все новых и новых вещей. Даже толстушка Анфиса не отставала, натягивая на себя перчатки, примеряя беретки, шляпки, прикладывая к себе то то, то это.

– Вот это класс, девочки, только мне на два, нет, на три размера надо больше. Ширше нужно шить, свободнее.

Катя покрасила губы ярко-алой помадой. Никогда прежде на такой шаг не решалась, но сейчас хотелось эксперимента, хотелось эпатажа.

– Надо устраивать себе такие маленькие праздники. – Ида помогала ей застегнуть сзади молнию. – Когда что-то не ладится, когда все кругом не так, плохо, нужно делать себе этот праздник своими руками. Никто другой не сделает, только ты сама. У меня сейчас у самой сложный момент в жизни. Я вам говорила – с работой какая-то хрень, и вообще. Так я перед отъездом сюда шопинг для себя организовала. Психотерапия, скажете? Еще какая действенная. Такой прилив сил сразу, такой эмоциональный подъем. И надо волю себе давать. Понимаете, полную волю всем своим фантазиям. Что мы слышим обычно, что читаем? Что нельзя одеваться эпатажно, крикливо, нужно покупать базовые вещи, инвестировать только в них. А что такое базовые вещи? Дерьмо, настоящее дерьмо: джинсы, маленькое черное платье, белая рубашка, водолазка. Я всю эту хрень просто ненавижу. Это скучно, это такая банальщина. Это все сейчас носят. И все похожи друг на друга, как амебы. А надо отличаться от других. Иногда надо быть непохожей на саму себя. В определенные моменты жизни это может очень пригодиться.

– Слушайте, а давайте сейчас же продемонстрируем себя преображенных, – загорелась Анфиса, не расставшаяся с вуалеткой. – Айда на лоджию – вот так. Пусть нас увидят – таких прекрасных!

– Кто увидит? Никого ведь нет, – засмеялась Катя. Ей идея понравилась. Платье в бирюзовый горох было немного ей коротковато, ну да не беда! Зато сколько восторга в этом импровизированном карнавале.

Они, как три грации, профланировали на террасу. И тут их постигло разочарование. Двор отеля был пуст. Только на детской площадке было по-прежнему шумно и оживленно. Дети гонялись друг за другом, визжали, хохотали – в основном самого мелкого возраста, явные дошкольники.

Катя увидела Дашу Борщакову. Девочка медленно брела к отелю. В руках у нее был лист бумаги. Очень похожий на ту, отксеренную листовку, посвященную пропавшему мальчику. На садовой скамье под липой, в нескольких метрах от Даши, сидела Маруся Петровна.

– Что не так, сокровище мое? – услышала Катя ее голос. – Ты что нос повесила, а? У тебя зуб болит?

Даша покачала головой – нет. Листок бумаги был зажат у нее в кулаке, как веер. Подойдя к Марусе Петровне, она протянула его ей.

– Это еще что за художество? – ворчливо спросила Маруся Петровна. Она достала из кармана своего вязаного кардигана очки, водрузила их себе на нос. Катя видела все это с террасы. Ей хотелось окликнуть их, помахать рукой – эй, вверх смотрите, вверх, на нас, «трех граций».

– Откуда это у тебя?!!

От неожиданности Катя вздрогнула: неужели эта пожилая представительная дама так кричит? Неужели она вообще может вот так? Неужели ее горло, старческое горло способно…

Она увидела, как Маруся Петровна, схватившись за сердце, начала медленно клониться на бок.

– Господи, ей плохо! – Состояние старухи заметила и Анфиса.

Они втроем, в чем были, спотыкаясь на каблуках, подхватив юбки своих карнавальных нарядов, бросились вон из номера. Ида, голося: «Помогите!» – устремилась на ресепшн, Катя и Анфиса выскочили во двор.

– Маруся Петровна! Дорогая, – Катя обхватила пожилую даму, – что с вами? Сердце, да?

– Зажгло, в груди все зажгло, – Маруся Петровна дышала с трудом. – Сейчас пройдет, отпустит… В глазах даже потемнело… Катенька, вы? Посмотрите сами… Я не могу… Это ужасно…

Катя подняла с земли выпавший из рук Маруси Петровны листок. Это был рисунок, сделанный карандашом. На нем была изображена Даша. Сходство было одновременно и схематичным, и весьма четким – темная челка, угловатая хрупкость детских плеч, овал лица, Дашин подбородок, губы и нос.

Девочка на рисунке была совершенно голой. Она лежала на спине, беспомощно раскинув руки. Мертвое лицо искажено, обезображено гримасой боли. Шея как-то неестественно свернута набок. На рисунке была еще одна ужасная деталь. Катя, всмотревшись внимательно, похолодела. У мертвой девочки на рисунке зияла жуткая рана – грудная клетка и брюшная полость были рассечены почти до самого лобка. На белом листе черными штрихами, сливавшимися в кляксы, была нарисована натекшая из раны лужа крови.

Глава 15 «ВЗРОСЛЫХ НЕ БЫЛО»

Над цветником, радужным и ярким от осенних георгинов и астр, гудели осы. На детской площадке визжали дети. На ясном небе не было ни облачка. Уголок рисунка был отогнут. Кате бросились в глаза темные пятна. След чьих-то пальцев?

Анфиса, наконец-то разглядев, что изображено на рисунке, потрясенно ахнула:

– Да что же это… Катя, это что – чья-то шутка полоумная?!

– Это не шутка. – Катя огляделась по сторонам.

К ним спешил охранник – тот самый, что дежурил возле детского городка. Из отеля выскочили Ида и девушка-портье. Со стороны лужайки, занятой коттеджами, показался менеджер Хохлов. На террасе летнего кафе привстал с плетеного стула привлеченный шумом Олег Ильич Зубалов.