Драконы Погибшего Солнца

— Ты принял человеческий облик, — резко прервала его Мина. — Зачем?

— Как ты можешь винить меня за это, Мина? — спросил тот сокрушенно. — Я вынужден идти по земле моих врагов. — И он жестом указал на свой посох. — Это единственный доступный теперь для меня способ путешествия — пешком, опираясь на клюку.

— Мина, — обратился к девушке Самоал, не отрывая взгляда от нищего, — у нас сегодня впереди долгий путь. Ты только скажи, и я мигом избавлю от этого типа и дорогу, и мир.

— Полегче, Самоал, — успокаивающе сказала Мина и положила руку ему на плечо. — Это давнее знакомство, и я задержусь не более чем на минуту. Как ты нашел меня? — обратилась она к слепому.

— О твоих подвигах говорили везде, где я проходил, — ответил нищий. — Мне были известны имя и описание внешности. Может ли быть на свете другая Мина с глазами цвета янтаря? Нет, сказал я себе. На свете только одна Мина — та сиротка, которую когда-то давно волны выбросили на берег острова Шэлси. Та сиротка, которую подобрала Золотая Луна и которая завоевала сердце госпожи Первой Наставницы Цитадели Света. Она тоскует по тебе, Мина. Отчего ты покинула ее и всех нас, тех, кто любил тебя?

— Оттого, что она не умела ответить на мои вопросы, — объяснила Мина. — Как и никто из вас.

— А теперь ты нашла ответы? — Голос неизвестного зазвучал сурово.

— Нашла.

Нищий покачал головой. Он не выглядел рассерженным, скорее было похоже, что он сожалеет о чем-то.

— Я могла бы вылечить тебя, — предложила Мина, сделала шаг вперед и протянула к нему руку.

Но слепец резко отшатнулся от нее. Перехватив свой посох двумя руками и держа его перед собой, он преградил ей путь.

— Нет! — почти выкрикнул он. — Хотя мои раны страшно болят, это всего лишь телесная боль. Она не затрагивает мою душу, как затронула бы ее боль от твоего так называемого излечения. И хотя я бреду в темноте, она не так глубока, как та мгла, в которой нынче пребываешь ты, Мина.

Она улыбнулась ему теплой, спокойной улыбкой.

— Ты слышал голос, Соломиратниус? — спросила она. — Ты ведь слышишь его и по сию пору, не так ли?

Нищий не отвечал. Опустив посох, он пристально смотрел на девушку. Он не отрывал от нее своих незрячих глаз так долго, что Самоал даже с подозрением подумал, а слеп ли вообще этот человек.

— Это так? — настойчиво повторила она свой вопрос. Резко, как будто внезапно рассердившись, незнакомец отвернулся от Мины. Стуча посохом по земле, он свернул с тропы и направился в лес.

— Что-то я не доверяю ему, — проговорил Самоал. — Чувствуется в нем какая-то соламнийская вонь. Может, прикончим его, и дело с концом?

Мина отвернулась.

— Тебе не удалось бы причинить ему ни малейшего вреда, капитан. Он, может, и слаб на вид, но на самом деле совсем не таков.

— Тогда кто же он? Может быть, колдун? — спросил Самоал, усмехаясь.

— Нет, он гораздо сильнее любого колдуна. На самом деле это серебряный дракон Мирроар, Хранитель Цитадели Света.

— Дракон! — Капитан как вкопанный остановился на дороге, глядя в ту сторону, где скрылся нищий слепец. Того уже не было видно, и капитана это беспокоило больше, чем что-либо другое. — Мина, — стал настаивать он, — можно, я пошлю за ним отряд солдат? Иначе он наверняка попытается убить нас всех!

Мина слегка улыбнулась в ответ.

— Нам ничто не угрожает, капитан. Прикажи людям трогаться в путь. Дорога впереди свободна. Мирроар не станет тревожить нас.

— Почему так? — Самоал, хмурясь, недоверчиво смотрел на нее.

— Потому что когда-то, много лет назад, Золотая Луна, госпожа Первая Наставница Цитадели Света, расчесывала по вечерам мои волосы, — совсем тихо договорила Мина.

И, подняв руку, она провела ею по своей стриженой голове.

20 Преданные

Дни ожидания прошли для Герарда незаметно и отнюдь не неприятно. Дворец королевы-матери казался ему оазисом мира и спокойствия. Каждая из комнат представляла собой перголу, увитую цветами и зеленью многочисленных растений. Журчание воды успокаивало и умиротворяло. Хотя устройство для путешествий во времени сейчас находилось не у него, Герарду казалось, что время остановилось. Наполненные солнечным светом дневные часы медленно переходили в сумерки, а сумерки, сгущаясь, превращались в ночь, которая затем, в свою очередь, уступала место дню. Никто не замечал, как дни сменяют друг друга. Герард уже совсем было решил, что в жизни эльфов песчинки в песочных часах никогда не перестают сыпаться из одной чаши в другую, как грубая реальность неожиданно напомнила о себе. Однажды, после полудня, в тот день, когда им надо было уезжать, он прошел в сад и вдруг совершенно случайно увидел вдалеке блеснувшие в лучах солнца черные доспехи.

Идиллия спокойствия рухнула. Неракский Рыцарь стоял на краю утеса, явно наблюдая за дворцом. Герард поспешно нырнул обратно в комнату. Он ожидал, что с минуты на минуту раздастся стук в дверь и топот обутых в грубые башмаки ног, но шло время и никто не беспокоил их. Герард стал думать, что Рыцарь Тьмы просто померещился ему, но выглядывать снова не стал. В ту ночь им нужно было уходить.

Герард редко встречал в эти дни Палина Маджере и ничуть об этом не жалел. Грубость Палина по отношению ко всем, с кем он сталкивался, а особенно по отношению к Лоране, была неприятна рыцарю. Конечно, он старался найти оправдание такому поведению. Палину Маджере пришлось много страдать, говорил себе Герард. Но мрачные настроения мага бросали темные отсветы на все происходящее, и даже два эльфа, которые прислуживали в доме, ходили на цыпочках, боясь издать лишний звук, который мог бы вызвать приступ гнева у их господина. Но однажды, когда Герард намекнул на это Лоране, заметив, что считает такую грубость одной из худших черт человеческого поведения, королева-мать улыбнулась и посоветовала ему проявить терпение.

— Когда-то и мне довелось быть пленницей, — объяснила она, и глаза ее потемнели от грустных воспоминаний. — Я была пленена Владычицей Тьмы. Если вам не случалось испытывать этого, если вам не доводилось томиться долгими ночами, изнывая от страха и боли, то не думаю, что вы способны понять Палина.

Герард принял этот мягкий упрек и более ничего не сказал.

Так же редко он встречал и кендера, за что тоже был весьма благодарен судьбе. Палин Маджере запирался с кендером на долгие часы, вновь и вновь выслушивая смешные истории Тассельхофа и заставляя его припоминать их малейшие детали. По мнению Герарда, ни одна пытка, измышленная самым сообразительным из Неракских Рыцарей, не могла идти ни в какое сравнение с этим. Слушать в течение долгих часов разглагольствования кендера, его пронзительный голос — бррр, об этом было даже страшно подумать!

Ночь их отъезда из Квалинести наступила слишком скоро. Внешний мир, мир людей, казался теперь рыцарю суматошным, душным, ужасным местом, и ему не хотелось даже думать о возвращении туда. Сейчас он стал понимать эльфов, которым была ненавистна сама мысль о путешествии за пределы их прекрасного, безмятежного королевства.

Их проводник стоял в стороне, ожидая, когда кончится прощание. Лорана расцеловала Таса, который, почувствовав щекотание в носу, целых три минуты оставался спокойным. Затем она любезно поблагодарила Герарда за помощь и протянула ему руку для поцелуя. Рыцарь прощался с королевой-матерью, испытывая чувство восхищения и горечь расставания. Напоследок она обратилась к Палину, который сохранял все тот же высокомерный вид. Ему явно не терпелось поскорее отправиться в путь.

— Друг мой, — сказала ему Лорана, — мне кажется, я догадываюсь, о чем вы думаете.

Он нахмурился и слегка качнул головой. Но Лорана продолжала:

— Будьте осторожны, Палин. Пожалуйста, обдумайте все хорошенько, прежде чем начнете действовать.

Он не ответил, но, по эльфийскому обычаю, принятому между друзьями, расцеловал ее в обе щеки и весьма галантно попросил о нем не беспокоиться. Он понимал, что она имеет в виду.

Уходя по дорожке вслед за эльфом, уводившим их в ночь, Герард на мгновение оглянулся на дворец, возвышавшийся на утесе. Огни его сияли подобно маленьким звездам и, как и звезды, не могли рассеять мрак ночи.