Драконья доля

— Картошку сварю, мясо пожарю, — отозвалась я. — Ещё бабушка замечательно пироги с грибами и капустой пекла из дрожжевого теста, а я помогала. Но не знаю, выйдет так у меня одной или нет.

— Пироги я тоже вроде умею. Попробуем потом вместе. Пойдём, я тебе бельё для кровати дам и покажу, где мы моемся.

Пока накрывали с Оласой на большой стол в комнате по соседству с кухней, заглянули ещё двое парней — братья Лэш и Лир — лет двадцати, черноволосые, широкоплечие, симпатичные и — судя по интересу в глазах — жутко голодные. Я так и не поняла, кто из них старший, болтали они наперебой и запутали меня совершенно. Закончилось тем, что размахивающая полотенцем Оласа выгнала обоих.

— Летают тут всякие, жужжат, как мухи, — и подмигнула мне.

Я неуверенно улыбнулась в ответ.

За ужином было шумно — патрульные балагурили, смеялись, подкалывали друг друга, вспоминали какие-то давние случаи — то бестолковых путников, застрявших на дороге, то общих знакомых в Суре. Я тихо сидела между Оласой и Тивалем и чувствовала себя не в своей тарелке. А когда ко мне обращались, смущалась и старалась отвечать коротко, односложно.

Очутившись наконец в кровати, долго ворочалась с боку на бок, пытаясь разобраться во впечатлениях, нравится мне здесь или нет? Вот сама не знаю. Я-то думала, мне веселья с разговорами не хватает, как в деревне с подружками было, а выходит, всё не так. Оказалось, что когда все вокруг такие говорливые да шумные, я, привыкшая вперёд не высовываться и без дела рот не открывать, чувствую себя будто рыба на берегу. Так свободно я вести себя не умею. И рассказать мне особо нечего. А то немногое, что было — о Янисе и о том лорде, — предпочла бы не вспоминать.

* * *

Первая неделя пролетела незаметно. Я крутилась с утра до вечера — готовила, стирала, подметала комнаты и двор, кормила кур, стараясь не сидеть без дела и помогая Оласе, и дни мелькали, как спицы в быстро катящемся колесе. На деревьях уже по-настоящему набухли почки, днём маленькими жёлтыми солнышками цвела мать-и-мачеха, там, где уже подсохла земля, пробилась ярко-зелёная свежая трава.

Хозяйство у патрульных было немаленьким — не просто заимка, а настоящая усадьба. Посередине — на самой вершине холма — стоял большой двухэтажный дом из толстенных сосновых брёвен. А ещё была конюшня на два десятка лошадей, скотный двор, курятник, пара сараев для разных надобностей, здоровенный амбар непонятного назначения, имелась даже небольшая кузня, где Онисий лично ковал подковы. Чуть ближе к лесу особняком красовалась свежим срубом новая пятистенка Марлины. Муж её — Форт — был сейчас в отъезде, следил за починкой того самого уплывшего с паводком моста. На опушке же располагалось стрельбище с насаженными на колья соломенными чучелами и намалёванными на липовых щитах кругами мишеней. А на склоне, обращённом к большаку, высилась деревянная обзорная башня: поднимись наверх — и тракт на пару лиг в каждую сторону как на ладони.

С дальней от дороги стороны у подножья холма протекала небольшая речка, звавшаяся Кряквой. Но пока вода в ней была ледяной, а по заросшим бурым прошлогодним камышом берегам хлюпало.

Оласа — я сама слышала — сказала Батьке, что мной довольна.

По ходу чистки картошки я узнала, что у Оласы таки есть жених — как раз один из тех двоих, что отправились на север.

— Алэр всю жизнь тут просидел, вот и захотел мир посмотреть, прежде чем остепениться, — пожала Оласа плечами, с нажимом, даже с неким остервенением, выковыривая глазок. Как изничтожая личного врага.

Гм, похоже, Оласа не больно рада тому, что этого Алэра непонятно куда и неведомо насколько унесло. Я б на его месте поспешила вернуться, пока палёным не запахло.

Ещё я познакомилась с Марлиной, длиннокосой улыбчивой шатенкой лет двадцати. Хотя той было не до меня — ребёночек был беспокойным, без конца брыкался, заставляя Марлу хвататься то за живот, то за поясницу и охать. А до родов оставалось ходить ещё два месяца.

Я немного освоилась, хотя по-прежнему робела, сталкиваясь в коридоре или на дворе с мужчинами. Лэш и Лир держались дружелюбно, здоровались, но большого интереса не проявляли. Может, потому, что меня красавицей ни с какого ракурса не назвать, а может, я им казалась тупой из-за того, что почти всегда молчала и старалась сбежать побыстрее. Зеленоглазый Эста тоже не приставал с вопросами, хотя при случайных встречах подмигивал и иногда забавно шутил. Сама я заговаривала только с Тивалем, и то, когда рядом не было посторонних.

За столом я по-прежнему вела себя тихо. Через несколько дней пришло правильное слово — отстранённо. Словно глядишь с улицы в окно на чужое веселье. Внутри огонь горит, шумят, смеются, празднуют… а ты снаружи смотришь, а сама ни при чём. Интересно, почему так? Может, я ещё не отошла от истории с Янисом?

Некоторые вещи казались мне странными, некоторые просто поражали. Например, однажды я спросила Оласу, была ли та тут, когда на пост напали разбойники, и умеет ли она драться?

— Ну-ка, подкинь повыше кусок мяса, который отбиваешь, — усмехнулась Оласа с другого конца кухни.

Я сделала, как она велела, и только ойкнула, когда просвистевший рядом с плечом нож пришпилил отбивную к висевшей на стене большой разделочной доске.

— Вот так, — удовлетворённо кивнула Оласа. — Я и из лука неплохо стреляю. На мечах, правда, так себе…

Наверное, и мне бы хорошо так научиться. Только как это сделать?

Оласа будто поняла:

— Погоди, пока от моста Коннорт вернётся, он у нас обычно с новичками нянькается. Ты ж остаёшься?

Я заморгала… а потом закивала: да, да, остаюсь!

— Ну, пошли, сходим к Батьке.

Жалованье мне положили четыре серебрушки в неделю. А потом устроили настоящий допрос: езжу ли верхом, умею ли взводить арбалет, метать кинжал, драться ножом, обрабатывать и перевязывать раны? Я монотонно мотала головой, чувствуя нарастающие растерянность и отчаянье. Не говорить же, что могу огреть граблями?

— Ну, ничего, постепенно освоишься, — вздохнув, почесал русую бороду Батька. Потом его лицо стало хитрым, серые глаза прищурились. — Давай сделаем так Тиваль тебя привёз, ему и отвечать. Сначала научись верхом ездить и хоть как из лука стрелять. А там поглядим. Срок месяц. Не справишься — вычту из жалованья Тиваля.

Это как же?

Я в полном ужасе помчалась на конюшню, искать патрульного. Может, мне уйти прямо сейчас, чтоб не подводить хорошего человека?

— Суна, что стряслось?

— Батька… Он хочет, чтоб я верхом из лука стреляла. А если не выстрелю, тебе денег больше не дадут!

— Ну-ка, ну-ка… успокойся. И перестань махать руками, лошадей перепугаешь. А теперь давай по порядку…

Итогом разговора стало то, что мы вместе отправились на кухню, где Тиваль предупредил Оласу, что иногда станет брать меня с собой в ближние поездки. На отдельной лошади.

— Ладно, раз Батька считает, что надо, как-нибудь выкручусь, — вздохнула Оласа.

Мне стало ещё неудобнее. Получалось, что я, мало того, что неумеха, так ещё и от работы отлыниваю.

— Не переживай, — утешила меня Оласа, когда Тиваль, предупредив, что ждёт меня завтра в семь утра на конюшне, вышел с кухни.

— Давай я хоть картошки побольше впрок начищу? Холодной водой зальём, в погреб поставим, и пусть стоит…

— Ну, давай.

Кстати, я случайно выяснила у Оласы, почему патрульные не глядят в мою сторону. Оказалось, Тиваль всех предупредил, что коли кто приставать начнёт, то он самолично шею намылит.

Меня услышанное и обнадёжило — может, не такая уж я страхидла, — но одновременно и встревожило. Почему Тиваль меня охраняет? Зачем? Просто так или тут есть какая-то задняя мысль?

Впрочем, скоро стало не до праздных размышлений. Тиваль взялся за меня всерьёз. Сначала показал, как седлать, правильно надевать уздечку, повторил уже мне известное, что лошадям пальцы в рот не суют, если, конечно, лишних нету. Хочешь дать морковку — предложи с ладони. Я конфузилась, но тужилась, как могла, изо всех сил затягивая подпруги. Потому что если подведу, накажут не меня, а Тиваля. Хорошо хоть лошадей я не боялась… Зато умудрилась отличиться, в первый раз садясь в седло. Тиваль как раз вышел, а пожилой мерин по кличке Храп, на которого мне предстояло взобраться, стоял пень пнём, развесив уши и не проявляя никакого энтузиазма… Вот я и решила порадовать учителя самостоятельностью и сообразительностью.