Дракула бессмертен

С глубокой печалью в голосе ван Хелсинг прошептал:

— Только теперь, в конце, ты постиг страх смерти.

— Артур?! — вскричал Квинси.

Сначала казалось, что Холмвуд всего лишь кивает, потом глаза его закатились… и человек, познавший когда-то славу и величие, рухнул на пол.

— Нет!

Квинси ринулся на профессора, однако тот мигом схватил его за горло и прижал к комоду. Вновь запрокинув юноше голову, старик широко — по человеческим меркам даже слишком — разинул рот. Затем он приник к шее Квинси.

Глава L

Фрэнсису Эйтауну очень не везло в жизни. Еще ни разу не случалось, чтобы он оказался в нужном месте и в нужное время. Несколько лет Фрэнсис работал бок о бок с другим фотографом — знаменитым Джоном Дж. Томсоном, который запечатлевал на своих великолепных снимках повседневную жизнь Лондона. Вскоре Томсон уехал в Китай — один, поскольку Эйтауну не хотелось забираться так далеко от дома. В конце концов Томсон стал официальным фотографом китайского императора, а позднее и британской королевской семьи. Если бы Фрэнсис тогда рискнул, его жизнь могла бы сложиться совсем по-другому.

Этим вечером ему пришлось вновь пожалеть о своей недальновидности. Теперь он зарабатывал себе на жизнь, предлагая туристам сфотографироваться за шиллинг — как правило, подбирая клиентов среди посетителей уэст-эндских театров. Сегодня Фрэнсис крутился возле «Глобуса» и «Олимпика»; когда он узнал о пожаре в «Лицее», от здания уже осталась груда дымящихся обломков. А ведь за снимки охваченного огнем театра в «Дейли телеграф» или «Таймc» заплатили бы хорошие деньги…

Едва он установил аппарат на углу Уич-стрит и Ньюкасл- стрит, как вдали послышались крики. Схватив камеру, Фрэнсис поспешил к месту событий.

Перед входом на станцию Стрэнд творилось что-то невообразимое. Спуск в метро перегораживали полицейские автомобили. Эйтаун поинтересовался у одного из констеблей:

— Что стряслось, приятель?

— Убийство. Из зоопарка сбежал какой-то хищный зверь. 3агрыз мужчину.

Эйтауна это удивило. Лондонский зоопарк находился довольно далеко к северу, в Риджентс-парке. Как животному удалось преодолеть такое расстояние, не угодив в руки полиции? Что-то не сходилось.

Его раздумья прервала одна странность: через улицу метнулась тень. Эйтаун посмотрел по сторонам. Грозовые облака закрыли луну, и зловещая тень нырнула во вход на станцию.

Нет, здесь точно что-то неладно.

Глава LI

Рука Батори сдавливала шею Мины Харкер, как деревянная планка гильотины; роль гильотинного ножа исполнял ланцет. Мина вскинула руки, чтобы не допустить смертельного удара. Ее пальцы охватили предплечье графини, словно наручники; острие застыло в дюйме от кожи. Кроваво-красные губы Батори сложились в улыбку. Несмотря на все усилия Мины, она с усмешкой придвинула ланцет ближе. Очевидно, садистка именно этого и жаждала — сопротивления. Чем отчаянней жертва отбивалась, тем сильнее было возбуждение Батори. Собрав волю в кулак, Мина решила, что не станет доставлять графине удовольствия, — и разжала пальцы.

Вдруг послышался страшный грохот, дождем посыпались щепки и электрические искры. Что-то тяжелое упало на деревянный пол вагона. Ошеломленная Батори смотрела наверх. Проследив за ее взглядом, Мина увидела, что вагон остался без части крыши. Посреди прохода стоял на четвереньках мужчина в темном облачении. Голова незнакомца была опущена; грива черных как смоль волос закрывала лицо. Даже странная поза не могла скрыть, что он необычайно высок. У него были изящные руки с длинными пальцами пианиста.

Сердце Мины запело. Она узнала эти руки. Она видела их обагренными в крови — и изведала на себе их ласку. Мужчина встал в полный рост, и тело Мины захлестнуло желание. Теперь она не одна. Он пришел, когда в нем больше всего нуждались. Однако после всего, что Мина ему сделала, стоило ли надеяться на его помощь? Сохранил ли он любовь к ней?

Мужчина поднял голову, и черные локоны упали с его лба. Глаза превратились в щелочки, по-волчьи буравя графиню.

Точно таким, во всей своей свирепости, он и запомнился Мине. Он был прекрасен и ужасен, великодушен и беспощаден. Он был любовь и ненависть в одном лице. Мина наконец произнесла имя, которое не выходило у нее из ума четверть столетия:

— Дракула…

Рука Батори сжала ее шею сильнее прежнего.

— Твое умение обманывать смерть уже всерьез меня беспокоит.

Несмотря на боль, Мина возликовала. Дракула смотрел на нее с той же страстью, что жила в ее душе. Взор князя развеял оставшиеся опасения. Он умел убивать, но жестокость была ему не свойственна. Мужчина, которого она любила, никогда бы не пошел на сговор с бесчеловечным монстром наподобие Батори.

Взгляд черных глаз опять переметнулся на графиню, и лицо Дракулы исказила ярость. Батори не уйдет от страданий, которые сама навлекла на свою голову, и смерть ее будет ужасной. Сквозь стиснутые зубы князя прорвался гортанный рык:

— Приди же ко мне, графиня. Приди и умри.

Батори вскинула руку, и Мина оказалась в воздухе. Ударившись головой о металлическую стенку вагона, она потеряла сознание, успев перед этим подумать: он вернулся.

Графиня глядела на стоявшего перед ней мужчину. Как проклятому князю снова удалось выжить? Она убила его дважды. Ярость Батори разгоралась все жарче. Жажду мести, пылавшую в ней, не смогло бы насытить ничто. Ей хотелось уничтожить Дракулу, воина Господня, хотелось раз и навсегда обречь его на вечные муки — его и всех лицемеров, что раболепствуют перед Богом, даже самого Бога.

Батори взвилась в воздух, нацелив ланцет на глаза Дракулы.

Однако прежде чем нож графини оставил смертельную отметину, темный князь рванулся навстречу. Противники сошлись в воздухе и покатились, вопреки всем законом физики, по потолку вагона. Дракула ударил Батори коленом в живот, и та полетела в окно. В туннель брызнули тысячи осколков. Дракула попытался вытолкать ее наружу, но демоница вдруг распрямилась и беспощадным тараном метнулась через вагон, поразив врага в грудь. К ее величайшему удивлению, князь с криком рухнул на длинную скамью, разломав ту в щепки. Батори, не теряя времени, прыгнула и вонзила ланцет в его живот; лезвие прошило кожу, словно масло. Драгоценная кровь Дракулы захлестала фонтаном.

Запах убийства опьянил Батори. Она снова и снова погружала ланцет в плоть ненавистного врага, заставляя того кричать от невыносимой боли. Ее вера в себя взмыла на новые высоты. Как же он слаб!

Батори всегда считала себя царицей своего вида. Теперь за ней останется и титул царя. Воин Господень будет принесен в жертву. С гибелью Дракулы ничто не сможет помешать осуществлению ее великого плана. Она прольет свою благосклонность на тех, кому Бог отказал в сострадании. Опустившиеся бродяги, половые извращенцы, сумасшедшие, озлобленные и убогие, кроткие духом — все они ее стараниями поднимутся со дна, чтобы воплотить в жизнь бережно хранимые мечты. Они станут ее верными слугами. А тем, кто поклялся в верности Богу и его законам, графиня переломает хребты на колесе новой инквизиции. Она будет пожирать богатых и сильных, как они пожирали слабых. Армии будут волнами разбиваться у ее ног. Голыми руками она низвергнет все церкви мира, и в глотку Папы вольется ее кровь. Батори вознамерилась переделать мир по образу своему и подобию, и смерть Дракулы должна была возвестить о ее пришествии.