Дракула иной
Шрифт:
– Да, милая! Дитя! Понесли вы.
Милена выдохнула, не разведав, чего более в чувствах: радости долгожданной иль боязни. То, что случилось, было неизбежно священным предназначеньем венчанья да ласк любовных, сокровенным чаянием Влада и Милены. Но обоих тяготило неведомое будущее их первенца, которого они поклялись защищать до кончины дней своих. «Мальчик… – прониклась раздумьями молодая княгиня. – Верую, что во мне мальчик… Чувствую иль просто знаю…»
– Нужно сообщить Владу… Не медлить! – твёрдо молвила она подданным, окружившим её, и обратилась к повивальной бабке: – Что мне ещё надлежит сделать, чтобы малыш родился здоровым?
– Оберег носить.
– Только крест.
– Пускай крест. Опоясать себя нитью Богородицы. Сохранит Господь. Всё будет хорошо. Теперь особенная – непохожая на других
В сей же день гонцы отправились в лагерь князя Дракулы, разбитый подле границ с Валахией, где Влад обучал добровольцев ремеслу воинскому, укрываясь в горах, густо поросших лесами глухими, под видом охотничьего пристанища, на котором дичь мелкую и крупную ловили с соколами, гончими и лошадьми. То было брата его двоюродного место – бывалого князя молдавского Алексэндрела края Цара Молдовей, что нарекали ещё Русовалахией, оттого что близ границ русских. Алексэндрел дал им покровительство и устроил венчание. В благодарность Влад принял командование, и отбирал он воинов лишь тех, что выдерживали испытание мужества при охоте копьями с близкого расстояния на кабана или рогача, а то и медведя. Но теперь власть в Молдовей сменилась. Угнетали мысли оттого. Любой труд, какой зачинал князь Влад Дракула, был наполнен мыслями о пути к Валахии, ради благостного процветания княжества и семьи его собственной. Ночами, томясь мечтами и воспоминаниями о супруге, он сочинял ей любовные письма. Иногда, пора, когда князь думал лишь о возлюбленной своей, сменялась долгом, данным от роду, где Влад Дракула призван волей божией служить народу. Законный наследник Валахии, он не смел иметь отрицания участи к возврату господарства, а напротив – стремился ко времени вернуть господство. А пока Влад в изгнании, укрывается от недругов, погубивших отца его да брата старшего, здесь – средь лесов Русовалахии, тщился укрепить позиции свои на правлении да союзников найти средь родственных уз. По всему видно: братья молдовские готовые помощью ему подсобить – убежище подали.
Тревожили думы: как настичь время похода в Тырговиште, чтоб власть вернуть? Как врагов внутри Валахии усмирить, дабы не повторилось убиение более, как случилось с отцом его?
Той ночью князь Влад велел оседлать коней и тайно покинул пристанище Алексэндрела, направившись к южным границам родного княжества. Так что гонцы от княгини Милены не застали его.
– Лошадей в предгорье оставим. Войко и Димитр, за мной. Николай, отведи лошадей к пастухам и жди нас.
– Когда?
– Второй ночью.
– Куда путь держим?
– К местам захоронения Мирчи и отца моего.
Набожный трепет сверкнул в очах Войко. Не желая скрывать опасений и явно ведая о том, как шибко не приветствует друг княжеский криводушие, предпочитая истину, Войко Добрицу смел правду пред ним сказать, увещевая предостережениями о суеверии людском.
– Влад, не малодушие это, но люд проклянёт тебя. Нарекут колдуном… если прознают.
Верный слуга Влада, серб по происхождению, Добрицу был пленён вместе с Владом турками, – единственный, кому мог верить князь, проверенный в бою, в плену, в гонениях. Тот, что стал ему не просто верным другом, но лицом доверенным. Потому Дракула спокойно ответ дал:
– Об этом никто не должен знать. Но не будет мира там, где завёлся изменник. Я должен раскрыть тайну смерти отца и брата.
– Но могилу осквернить…
– Могилы оскверняют воры. Мне нужны доказательства. Единовременная кончина – это гибель не по божьей воле… Оттого я преодолею любые суеверия и страхи, но нечистых раскрою. Даже если меня нарекут сыном дьявола!
Глядя на верных духом и делом воинов, Влад умолк, немедля пришпорил лошадь и рванул в мглу ночи. В мгновенье преданные всадники настигли его, более не питая противоречий, но подчиняясь.
Они прибыли на пастбище и разделились. Обученный турками, Влад не запамятовал манеры лазутчика. Он
пересёк предел княжества меж Молдовей и Валахией незамеченным, облачившись в шкуры. Князь, Войко и Димитр прикинулись овцами, отбившимися от стада и блуждающими в кромешной ночи. Окрест пастушьих привалов княжества родного князя ждали монахи ордена Дракона с готовою едою, чистою одеждою и сытыми конями. Под видом иноков они двинулись на запад, ближе к центральному Тырговиште. Минуя погружённые в сон безлюдные окрестности поселений пригорья, окутанные мраком темноты и поздней тишины, князь в сопровождении воинов верных достиг усыпальницы рода Дракул вблизи монашеского поселения Тисмана, раскинувшегося высоко на холме. В низменной дали поблескивали огоньки тлеющих лучин оставшегося недосягаемым торгового купеческого города. Казалось, в округе нет ни души. Птицы и звери точно притаились, побаиваясь мглы ночной, испуганно слушая тихое хриплое ржание двух кобыл, доставивших путников к месту. Влад спешился. Застыв в опечаленном раздумье, он так стоял ещё в некоторой отстранённости, собираясь духом. Дело, какое он вознамерился вершить, вызывало дурные предчувствия, душевные угрызения, но не терпело отлагательств. Окружив повелителя, воины безмолвствовали, ожидая решения. Неспешно Дракула подошёл к стенам мужского монастыря, врата которого немедля раскрылись.– Князь, прошу! – молвил монах, ожидающий свиту.
Он был облачён в длинное платье, голову его обвивал капюшон, отчего черты лица сокрылись тенью. Послушник проводил прибывших гостей до могильной усыпальницы и остановился. Глядя на князя, всё так же безмолвствуя, он протянул ему большой крест.
В ответ Влад Дракула опустился на колено, огласив молитву. Его шёпот эхом гулял во тьме, оседая в гнетущей черни холодных каменистых стен монастыря, пока остальные не смели шелохнуться на месте. Окончив, князь перекрестился и поднялся с колена.
– Вскройте склеп!
Приказ прозвучал твёрдо. Сопровождая таинство, монах осенил укрытые надгробья крестом, а после – всех присутствующих. Отвернувшись к образам, смиренно продолжил нашёптывать молебен, пока Димитр и Войко, более не предаваясь боязни и собственной набожности, внимая силе слов инока и воле князя, покорно принялись за раскопки. Сдёрнув ковры с могил в притворе главного храма, разрушили надгробье, оттащив тяжёлые каменные плиты.
Князь Влад молчал, осторожно водя лучиной подле захоронений, освещая раскрывшиеся места. Взор его внимал каждой мелочи, что могла встревожить рассудок, поведать о всяком невежественном деянии, нарушившем обряд погребения особ княжеских кровей. Оттого напряжение в воздухе нарастало, пока всё действо твердило: тайна сокрыта внутри – в самой земле…
«Не должно умирать в один день… Увечны тела или нет – то и расскажут…» – размышлял он, пока первая надгробная плита была снята, а взору Дракулы явился прах предка, облачённого в княжеское платье. Брошь на груди усопшего выдавала высокий титул, как и верхний платок, каким была покрыта голова, утаивающая лицо погребённого от глаз. Влад распознал в фамильных драгоценностях умершего – пред ним лежал отец. Могильный запах вмиг разнёсся по всему притвору, резко ударив в нос, так что подданные князя скорчились, вопя и отворачиваясь от трупных зловоний, покамест сам Влад не уделял этому подобной чуткости, сохраняя покой и холод рассудка. Осторожно, дабы не нарушить черт тленного тела, недрогнувшей, но мягкою рукою князь стянул платок с покрытой головы.
Образ человечий, обезображенный временем, было не распознать, но следы истязаний – не сокрыть. Отсеченная голова откатилась на дюйм от шеи мёртвого, в мгновенье нарисовав подробные очертания казни, какой подвергся валашский правитель.
Окружающие вздрогнули, пока неистово устрашающе князь Влад молчал, твёрже сжимая кулаки.
– Вторая гробница… – тихим, отчётливо гневным, оттого сиплым голосом приказал Дракула.
Монах на время застыл. Сколь дрожало тело служителя божьего, столь отражалось то в голосе его, когда он вновь возвестил благословение о вскрытии молитвою своею, наполненной состраданием и скорбью. Судорожно он начал креститься. Ладони окружающих вспотели. Князь Влад, ожидающий увидеть нечто схожее, был напряжён и скован чернью происходящего, но всё же хранил нерушимый дух, возвышаясь над собственным страхом, гневом и злостью. Молча он наблюдал.