Дракула. Повести о вампирах (сборник)

Когда все было приготовлено, Ван Хелсинг сказал:

– Прежде чем приняться за дело, объясню вам, что это такое. Это из области знаний и опыта древних народов и всех тех, кто изучал власть «не-мертвых». Становясь таковыми, они обретают бессмертие; они не могут умереть, им приходится продолжать жить год за годом, увеличивая количество жертв и приумножая мирское зло, ибо все умершие от укуса «не-мертвого» сами делаются «не-мертвыми» и в свою очередь губят других. Таким образом, их круг расширяется, словно круги по воде от брошенного камня. Друг Артур, если бы Люси вас поцеловала, помните, тогда, перед ее смертью, или вчера ночью, когда вы раскрыли ей свои объятия, то и вы со временем, после смерти, стали бы nosferatu [15] , как зовут их в Восточной Европе, и увеличили бы число «не-мертвых». Карьера несчастной милой леди только лишь началась. Дети, кровь которых она высасывала, еще не в опасности, но если она будет продолжать жить «немертвой», они во все большем количестве станут терять кровь; ее власть заставит их приходить к ней, и она высосет у них всю кровь своим отвратительным ртом. Но если она и вправду умрет, все прекратится. Крошечные ранки на шее исчезнут, и они вернутся к своим играм, даже не зная, что с ними произошло. Самое главное тут то, что, если вернуть эту «не-мертвую» к настоящей смерти, душа бедной Люси станет свободной. Вместо того чтобы творить зло по ночам и с каждым днем все больше делаться подобием дьявола, она сможет спокойно занять свое место среди ангелов. Так что, друг мой, рука, которая нанесет ей удар освобождения, будет для нее благословенной. Я сам готов это сделать, но, может быть, среди нас найдется кто-нибудь, у кого на это больше прав? Наградой ему будет право думать в бессонные ночи: «Это моя рука отворила ей путь в небеса – рука того, кто ее любил больше других, рука, которую избрала бы она сама». Найдется ли среди нас такой человек?

15

Не-мертвый (румын.).

Мы все смотрели на Артура. Он понимал так же, как мы, что бесконечная любовь к нему призывала его исполнить этот долг, дабы память Люси осталась для нас святой, а не проклятой; он шагнул вперед и смело сказал, хотя руки его дрожали, а лицо было бело как снег:

– Верные друзья мои, благодарю вас от глубины своей разбитой души! Скажите, что нужно сделать, и я не отступлю.

Ван Хелсинг положил ему руку на плечо и сказал:

– Молодец! Чуточку храбрости, и все кончено. Этот кол надо вбить ей в сердце. Ужасное испытание, я в этом уверен, но это ненадолго, и потом вы будете радоваться больше, чем теперь горевать, и выйдете отсюда с легкой душой. Но не следует колебаться, если решились. Думайте лишь о том, что мы, ваши верные друзья, с вами и молимся за вас все время.

– Начинайте, – хрипло сказал Артур. – Скажите, что нужно делать.

– Возьмите кол в левую руку, а молот в правую. Мы начнем читать заупокойные молитвы – я принес с собой молитвенник, – и остальные будут мне вторить. Вы же бейте с Божьей помощью, чтобы та, которую мы любили, успокоилась, а «не-мертвая» исчезла.

Артур взял кол и молот. А раз он на что-нибудь решился, рука его уже не дрогнет.

Ван Хелсинг раскрыл молитвенник и начал читать молитву, а Квинси и я повторяли за ним слова как могли. Артур приставил кол заостренным концом к ее сердцу, и я видел, как тот впился в мясо. Затем он ударил изо всех сил.

Люси стала корчиться в гробу, и какой-то гнусный, отвратительный, кровь леденящий крик сорвался с ее красных губ. Тело вздрагивало, корчилось и кривлялось; белые острые зубы стучали и кусали губы, а изо рта била пена. Но Артур не дрогнул. Он был подобен Тору, когда твердой рукой все глубже и глубже вгонял в тело кол, несущий избавление, а из пронзенного сердца била фонтаном кровь. Его лицо окаменело, но в глазах светилось осознание высокого долга; его вид придавал нам мужество, и голоса наши звенели под сводами небольшого склепа.

Затем извивавшееся и дрожащее тело стало постепенно затихать, зубы перестали стучать, а лицо перестало искажаться. Наконец оно совсем успокоилось. Ужасная работа была кончена.

Молот выпал из рук Артура. Он зашатался и упал бы, если бы мы его не поддержали. Пот градом катился у него со лба, и он задыхался.

Нечеловеческая сила воли и желание спасти ее душу помогли ему исполнить эту работу, иначе у него никогда не хватило бы сил. В течение нескольких минут мы были так погружены в заботы о нем, что и не смотрели на гроб, когда же взглянули, раздался шепот испуга и удивления. Мы так внимательно смотрели, что даже Артур поднялся с земли, на которую он в изнеможении опустился, и подошел взглянуть. Лицо его изменилось, мрачное выражение исчезло и сменилось радостью.

В гробу уже больше не было того ужасного существа, которого мы так боялись и которое презирали так, что убить его считалось среди нас привилегией. Там лежала Люси такой, какой мы видели ее при жизни: выражение лица ее было удивительно чисто и мило, хотя горе и страдания оставили на нем следы, но даже эти следы были нам дороги, ибо такой мы привыкли видеть ее в последнее время. Мы чувствовали, что спокойствие, отразившееся на ее лице, было не чем иным, как символом вечного грядущего покоя. Ван Хелсинг подошел, положил руку на плечо Артура и сказал:

– Ну что, Артур, друг мой, дорогое дитя мое, теперь вы меня простили?

Артур взял руку старика, поднял ее и, поцеловав, сказал:

– Простил! Да благословит вас Бог за то, что вы вернули моей возлюбленной душу, а мне покой!

Он обнял профессора и беззвучно зарыдал у него на груди. Мы же стояли неподвижно. Когда Артур поднял голову, профессор сказал:

– Теперь, дитя мое, можете ее поцеловать. Поцелуйте ее в мертвые губы, если хотите. Ибо теперь она уже не злой насмешливый дьявол и не погибшее навек существо. Она больше не данница сатаны, «немертвая». Она верная покойница Бога, душа которой вместе с Ним.

Артур наклонился и поцеловал ее, а затем мы отослали его и Квинси из склепа; мы с профессором отпилили кол, оставив конец его в теле.

Затем мы отрезали ей голову и набили рот чесноком. Мы запаяли свинцовый гроб, привинтили крышку деревянного гроба и, собрав наши вещи, ушли. Закрыв дверь, профессор передал ключ Артуру. Воздух был напоен свежестью, сияло солнце, и пели птицы; казалось, вся природа настроилась на новый лад. Всюду царили мир и спокойствие, и мы были покойны и довольны и тихо радовались.

Прежде чем двинуться дальше, Ван Хелсинг сказал:

– Теперь, мой друг, первый шаг уже сделан, а он был самым трудным для нас. Но остается еще одно огромное дело – надо найти виновника наших несчастий и уничтожить его. У меня есть нить, и мы по ней доберемся и до него, но это долгая и трудная задача, тут и опасность, и огромный риск. Не поможете ли вы мне все? Мы все научились верить, не так ли? А если так, не наш ли это долг! Да? И не поклялись ли мы идти до самого конца, пусть он будет горек?

Мы по очереди пожали его руку, и клятва была принесена. Затем профессор сказал:

– Через два дня прошу вас всех ко мне обедать к семи часам. Я представлю вам двух других, которых вы еще не знаете; я приготовлю все для нашей совместной работы и раскрою вам свои планы. Джон, пойдемте ко мне, я должен с вами еще о многом посоветоваться, и вы можете мне помочь. Сегодня я еду в Амстердам, но завтра вечером вернусь. Затем начнется великая борьба. Но сначала мне хочется еще многое рассказать вам, чтобы вы знали, что делать и чего следует остерегаться.

Потом мы дадим последнюю клятву друг другу: ведь нам предстоят ужасные испытания, и мы не должны отступить.

Глава XVII

ДНЕВНИК Д-РА СЬЮАРДА

(Продолжение)

Когда мы прибыли в гостиницу «Беркли», Ван Хелсинг нашел ожидавшую его телеграмму.

«Приеду поездом. Джонатан в Уитби. Важные новости. МИНА ХАРКЕР».

Профессор был в восторге.