Драмы. Басни в прозе.

Мелефонт. Оставьте все себе. Марвуд.

Марвуд. Я ничего себе не оставлю. Без вас какое право я на них имею? Если вы больше и пе любите меня, вы все же должны отдать мне справедливость и не считать меня за одну из тех продажных женщин, которым все равно, за чей счет они обогащаются. Идемте, Мелефонт, вы сейчас станете так же богаты, как были, а может, и не были до знакомства со мной.

Мелефонт. Злой дух, поклявшийся сгубить меня, сейчас говорит вашими устами. Сладострастница Марвуд так благородно не мыслит.

Марвуд. Вы это называете благородством? А я всего-навсего — справедливостью. Нет, сударь, нет, я не требую, чтобы вы такое возмещение считали за подвиг. Мне оно ничего не стоит, и даже мимоходом сказанные слова благодарности я приняла бы за поношение, ибо они могут значить лишь одно: «Я считал вас подлой обманщицей, Марвуд, и благодарю вас за то, что вы не хотите быть ею».

Мелефонт. Достаточно, мадам, достаточно! Я спасаюсь бегством, ибо злой рок грозит завлечь меня в битву великодуший, из коей я не хочу выйти побежденным.

Марвуд. Бегите же, но возьмите с собой все, что подарили мне. Бедная, презираемая, утратившая честь и друзей, я еще раз попытаюсь пробудить в вас милосердие. Я хочу, чтобы в несчастной Марвуд вы увидели жалкое существо, принесшее вам в жертву свое положение в обществе, свою добродетель и совесть. Я хочу напомнить вам день, когда вы впервые увидели меня и полюбили; день, когда и я увидела и полюбила вас, а вы упали к моим ногам и с ваших уст сорвалось первое робкое признание в любви: хочу напомнить вам о первом уверении во взаимности, которое вы вырвали у меня, о нежных взглядах и пламенных объятиях, что пришли ему на смену; напомнить о красноречивом молчании, когда мы, воспламененные чувством, отгадывали сокровеннейшие побуждения друг друга и в истомленных глазах читали тайные тревоги сердца; напомнить о трепетном ожидании высшего мига наслаждения, о хмельных его радостях, о сладостном оцепенении, сменявшем полноту счастья, когда сердца отдыхали, прежде чем вкусить новых блаженств. Обо всем этом я хочу напомнить вам. а затем припасть к вашим коленям и неустанно молить вас о том единственном подарке, в котором вы не вправе мне отказать и который я могу принять пе краснея,— о смерти из ваших рук.

Мелефонт. Жестокая! А я еще хотел отдать за вас свою жизнь. Требуйте ее от меня, требуйте, пе посягайте лишь впредь на мою любовь. Я должен покинуть вас, Марвуд, или стать воплощением всего мерзостного в природе. Я достоин кары уже за одно то, что стою здесь и слушаю ваши речи. Прощайте! Прощайте!

Марвуд (удерживая его). Вы должны покинуть меня?

Что же, по-вашему, станется со мной? Такая, как я сейчас,— я каше творение, посему совершите же то, что подобает творцу. Творец не может отвести руку от своего создания, покуда полностью его не уничтожит. Ах, Ханна, я вижу, что мои одинокие мольбы напрасны! Поди приведи сюда мою заступницу, может быть, сейчас она с лихвой вернет мне то, что получила от меня.

Ханна уходит.

Мелефонт. Какая еще заступница, Марвуд?

Марвуд. Ах, заступница, которую вы бы страстно хотели отнять у меня. Природа доведет свои жалобы до вашего сердца более кратким путем...

Мелефонт. Я содрогаюсь. Не думаете же вы...

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Арабелла, Ханна, Мелефонт, Марвуд.

Мелефонт. Что я вижу? Она! Марвуд, как вы посмели...

Марвуд. Разве я не мать ей? Иди сюда, моя Белла, иди. Смотри, вот он снова здесь, твой покровитель, твой... Ах, если бы сердце сказало ему, что он больше чем твой покровитель, больше чем твой друг...

Мелефонт (отвернувшись). Боже, что будет со мной?

Арабелла (боязливо приближаясь к нему). Ах, сударь! Неужели это вы? Вы наш Мелефонт? Нет, мадам, это не он. Разве бы он не взглянул на меня? Не заключил бы в свои объятия? Несчастное я дитя! Чем я прогневила этого человека, самого любимого человека, который позволял мне называть себя его дочерью?

Марвуд. Вы молчите, Мелефонт? Не удостаиваете взглядом невинное дитя?

Мелефонт. Ах!..

Арабелла. Он вздыхает, мадам. Что с ним? Нельзя ли нам ему помочь? Мне нельзя? И вам тоже? Так давайте же вздыхать вместе с ним. Ах, он посмотрел на меня! Нет, опять отвернулся! Поднял взор к небу? Чего он хочет? Чего просит у неба? Пусть оно все дарует ему, даже если все будет отнято У меня!

Марвуд. Не бойся, дитя мое, упади к его ногам. Он хочет покинуть нас, покинуть навеки.

Арабелла (падая перед ним на колени). Я молю его, молю на коленях. Вы хотите покинуть нас? Навеки покинуть?

Много, много времени прошло с тех пор, как мы вас видели! И снова вас не видеть? Вы же часто говорили, что любите нас. Разве покидают тех, кого любят? Выходит, я не люблю вас, потому что мечтаю никогда вас не покидать. Никогда! Никогда я вас не покину.

Марвуд. Я помогу тебе в твоих мольбах, дитя мое; но н ты помоги мне... теперь, Мелефонт, вы и меня видите у ваших ног...

Мелефонт (удерживает Марвуд, которая хочет броситься ему в ноги). Марвуд, злобная Марвуд... И ты, дорогая моя Белла (поднимает ее), ты против своего Мелефонта?

Арабелла. Я против вас?

Марвуд. Что вы решили, Мелефонт?

Мелефонт. То, на что я не имею права, Марвуд, то, на что не имею права.

Марвуд (обнимая его). Ах, я же знала, что честность вашего сердца непременно победит своенравие ваших вожделений.

Мелефонт. Перестаньте атаковать меня, Марвуд. Я уже стал тем, кого вы хотели из меня сделать: клятвопреступником, соблазнителем, разбойником и убийцей.

Марвуд. Таким злодеем вы будете воображать себя в продолжение нескольких дней, а потом поймете, что я вас удержала от того, чтобы стать им в действительности. Я прошу вас лишь об одном. Вернитесь обратно вместе с нами.

Арабелла (ласкаясь к нему). О да, пожалуйста.

Мелефонт. Вернуться вместе с вами? Но это невозможно!

Марвуд. Ничего не может быть легче, стоит только захотеть.

Мелефонт. А моя мисс?..

Марвуд. А ваша мисс сама решит, куда ей деваться...

Мелефонт. О беспощадная Марвуд, эти слова позволили мне заглянуть в глубины вашего сердца... А я, проклятый, никак не могу взять себя в руки.

Марвуд. Загляни вы в глубины моего сердца, и вы бы знали, что в нем больше истинного сострадания к этой мисс, чем в вашем. Я говорю: истинного сострадания, ибо ваше сострадание — мягкосердечно и корыстно. Да вы и вообще слишком далеко зашли в этой любовной интрижке. То, что вы, давний любитель прекрасного пола, весьма сведущий в искусстве соблазна, использовали в отношении столь юной девушки свое превосходство в опыте и уменье притворяться и не успокоились, покуда не достигли своей цели,— это еще куда ни шло; оправданием вам может служить сила вашей страсти. Но то, что вы похитили единственную дочь у старого отца, сделав последние дни добропорядочного старика невыносимо тяжкими и горькими, что в угоду своей похоти вы разорвали наикрепчайшие узы природы,— этому, Мелефонт, вы пе сыщете оправданий. Итак, покуда не поздно, искупите свой грех. Верните убитому горем старику его опору, отошлите легковерную дочь назад в родной дом; хватит уже того, что вы этот дом посрамили, не надо, чтобы он вдобавок стал покинутым и необитаемым.