Древнерусская литература. Литература XVIII века

Сборник, содержащий «Слово о полку Игореве», был описан издателями. Помимо «Слова» в его составе был хронограф, [132] летопись (видимо, фрагмент Новгородской первой летописи), [133] а также три повести: «Сказание об Индийском царстве», «Повесть об Акире Премудром» и «Девгениево деяние». Фрагменты из этих повестей были приведены Н. М. Карамзиным в его «Истории», [134] и это дало возможность установить, что «Повесть об Акире» представлена в Мусин-Пушкинском сборнике в своей древнейшей редакции, а «Сказание об Индийском царстве» содержит сюжетные детали, не обнаруженные пока ни в каком другом из многочисленных списков этого памятника. [135] Таким образом, «Слово» находилось в окружении редких редакций редких в древнерусской книжности повестей.

132

О хронографе, находившемся в Мусин-Пушкинском сборнике, см.: Творогов О. В. К вопросу о датировке Мусин-Пушкинского сборника со «Словом о полку Игореве». — ТОДРЛ, т. 31. Л., 1976, с. 137–140.

133

См.: Лихачев Д. С. О русской летописи, находившейся в одном сборнике со «Словом о полку Игореве». — ТОДРЛ, т. 5. М. — Л., 1947, с. 139–141; Творогов О. В. К вопросу о датировке Мусин-Пушкинского сборника со «Словом о полку Игореве», с. 138–140.

134

Карамзин Н. М. История государства Российского, т. 3. СПб., 1892, примеч. 272.

135

См.: Сперанский М. Н. Сказание об Индийском царстве. — Изв. по РЯС, т. 3, 1930, кн. 2, с. 369–464.

Внимание исследователей уже давно привлекли многочисленные отличия (по преимуществу орфографического характера) текста «Слова» в первом издании от Екатерининской копии. Анализ этих разночтений позволяет составить наглядное представление о принципах воспроизведения текста «Слова» издателями: они — в полном соответствии с археографическими традициями своего времени — стремились не столько к буквально точному воспроизведению текста «Слова», с присущим ему, как и всякому древнерусскому тексту, орфографическим разнобоем, описками, неправильностями и т. д., сколько к «исправлению» и унификации его. [136] Это существенно затрудняет реконструкцию подлинного текста «Слова», но одновременно лишний раз убеждает нас в том, что в руках издателей была древняя рукопись, передача текста которой представляла для них немалые затруднения, ибо возникал ряд вопросов, ответа на которые еще не могла дать ни тогдашняя филология, ни тем более — издательская практика.

136

См.: Лихачев Д. С. История подготовки к печати текста «Слова о полку Игореве» в конце XVIII в. — ТОДРЛ, т. 13. М. — Л., 1957, с. 66–89; Творогов О. В. К вопросу о датировке…, с. 141–158.

Одним из важнейших аргументов в пользу древности и подлинности «Слова» является анализ его лексики и фразеологии. Еще А. С. Орлов справедливо заметил: «…надо безотлагательно привести в ясность и рассмотреть полную наличность данных самого памятника — прежде всего со стороны языка, в самом широком смысле. Язык самое опасное, чем играют без понимания и дискредитируют памятник». [137] Множество лингвистических наблюдений было сделано в последние годы в трудах В. П. Адриановой-Перетц, В. Л. Виноградовой, А. Н. Котляренко, Д. С. Лихачева, Н. А. Мещерского, Б. А. Ларина и других исследователей. [138] Был установлен непреложный факт: даже те редкие слова, которые скептики принимали за свидетельства позднего происхождения «Слова», по мере разысканий обнаруживаются либо в древнерусских памятниках старшего периода (как свидетельствует о том «Словарь-справочник „Слова“»), либо в диалектах. [139] Все это вполне отвечает нашим представлениям о богатстве языковой культуры Киевской Руси, однако писатель XVIII в. (каким представляют себе автора «Слова» скептики) вынужден был бы специально разыскивать эти редкие лексемы в различных текстах и при этом обладать совершенно уникальной коллекцией древнерусских литературных памятников.

137

Орлов А. С. Слово о полку Игореве. Изд. 2-е, доп. М. — Л., 1946, с. 212.

138

Особенно ценный лексико-стилистический комментарий к «Слову» содержит монография В. П. Адриановой-Перетц «„Слово о полку Игореве“ и памятники русской литературы XI–XIII вв.» (Л., 1968) и вышедшие выпуски «Словаря-справочника „Слова о полку Игореве“» (составитель В. Л. Виноградова; вып. 1–5. М. — Л., 1965–1978). Из исследований грамматического строя «Слова» наибольший интерес представляют наблюдения С. П. Обнорского в его монографии «Очерки по истории русского литературного языка старшего периода» (М. — Л., 1946).

139

См.: Козырев В. А. Словарный состав «Слова о полку Игореве» и лексика современных русских народных говоров. — ТОДРЛ, т. 31. М. — Л., 1976, с. 93–103.

Но, пожалуй, самым важным аргументом в пользу древности «Слова» является его соотношение с «Задонщиной». «Задонщина» — это повесть конца XIV или XV в., рассказывающая о победе Руси над силами Мамая на Куликовом поле в 1380 г. Сразу же после обнаружения первого из известных ныне списков «Задонщины» (в 1852 г.) исследователи обратили внимание на чрезвычайное сходство ее со «Словом»: оба памятника обладают не только сходной системой образов, но и имеют многие текстуальные параллели. Открытие «Задонщины», старший из списков которой датируется концом XV в., казалось бы, навсегда решило вопрос о древности «Слова», которому, по всеобщему признанию, «Задонщина» подражала. Однако в 90-х гг. XIX в. была выдвинута версия, что не «Задонщина» подражала «Слову», а, напротив, «Слово» могло быть написано с использованием образной системы «Задонщины».

Предпринятые в последние годы разыскания решительно опровергают эту гипотезу. Во-первых, выяснилось, что «Слово» не обнаруживает индивидуальной текстуальной близости ни к одному из известных ныне списков «Задонщины»; всей суммой «параллелей» к «Слову» обладал, видимо, архетипный (авторский) текст этого памятника, и, следовательно, «создать» «Слово» в XVIII в. можно было бы, лишь обладая таким уникальным текстом. Во-вторых, было обращено внимание, что «Задонщина» содержит ряд испорченных или неясных чтений, которые могут быть объяснены только как результат неудачного переосмысления тех или иных чтений «Слова». [140] Наконец, А. Н. Котляренко сделал важное наблюдение: архаические элементы в языке «Задонщины» приходятся как раз на чтения, параллельные чтениям «Слова», и объясняются, таким образом, влиянием этого памятника. [141] Предположив же обратную зависимость между памятниками (т. е. допустив, что «Слово» зависит от «Задонщины»), мы придем к парадоксальному утверждению, будто бы создатель «Слова» в XVIII в. использовал только те фрагменты «Задонщины», в которых обнаруживаются не свойственные остальному ее тексту архаические элементы. Итак, отражение в «Задонщине» текста «Слова» — это весомый аргумент в пользу его древности. [142]

140

См.: Лихачев Д. С. Черты подражательности «Задонщины». (К вопросу об отношении «Задонщины» к «Слову о полку Игореве»). — РЛ, 1964, № 3, с. 84–107; Творогов О. В. «Слово о полку Игореве» и «Задонщина». — В кн.: «Слово о полку Игореве» и памятники Куликовского цикла. (К вопросу о времени написания «Слова»). М. — Л., 1966, с. 292–343.

141

См.: Котляренко А. Н. Сравнительный анализ некоторых особенностей грамматического строя «Задонщины» и «Слова о полку Игореве». — В кн.: «Слово о полку Игореве» и памятники Куликовского цикла, с. 127–196.

142

О взимоотношении «Слова о полку Игореве» и «Задонщины» кроме статей упомянутого выше сборника «„Слово о полку Игореве“ и памятники Куликовского цикла» см. также работы А. А. Зимина (считающего «Задонщину» источником «Слова»): 1) Две редакции «Задонщины». — Труды Моск. гос. историко-архивного ин-та, т. 24, 1966, с. 17–72; 2) «Задонщина». (Опыт реконструкции текста Пространной редакции). — Учен. зап. Научно-исслед. ин-та при Совете министров Чувашской АССР. Чебоксары, 1967, с. 216–239; 3) Спорные вопросы текстологии «Задонщины». — РЛ, 1967, № 1, с. 84–104. Отклик на последнюю работу см.: Дмитриева Р., Дмитриев Л., Творогов О. По поводу статьи А. А. Зимина «Спорные вопросы текстологии „Задонщины“». — Там же, с. 105–121.

О древности «Слова» говорят и другие наблюдения: это и отражение в нем понятных по преимуществу современникам деталей исторической обстановки XII в., и употребление архаичных тюркизмов, и особенности стиля и поэтики «Слова», и характер мировоззрения его автора, и факт отражения текста «Слова» в приписке к «Псковскому апостолу» 1307 г. [143] и т. д.

* * *

В основе сюжета «Слова о полку Игореве» лежит действительное событие русской истории: [144] в 1185 г., через два года после успешного объединенного похода русских князей против половцев, в новый поход на кочевников отправился князь Новгорода-Северского Игорь Святославич со своим братом Всеволодом, племянником Святославом Ольговичем Рыльским и сыном. [145] Поход окончился разгромом Игоревой рати — князья попали в плен, дружина и «вои» были частью перебиты, частью пленены; скорбную весть о поражении принесли на Русь чудом спасшиеся воины. Окрыленные победой половцы нанесли ответный удар: их отряды вторглись в беззащитные теперь русские княжества. «Правобережье Днепра Святославу удалось отстоять и не пустить сюда половцев, а все Левобережье (до Сулы, до Сейма и до Переяславля), несмотря на героические действия сыновей Святослава и Владимира Глебовича, было опустошено, разграблено, сожжено», — так резюмирует последствия разгрома Игоревой рати Б. А. Рыбаков. [146]

143

Адрианова-Перетц В. П. Было ли известно «Слово о полку Игореве» в начале XIV века. — РЛ, 1965, № 2, с. 149–153.

144

Подробнейшее описание исторической обстановки на Руси в канун похода Игоря, самого похода и его последствий см. в кн.: Рыбаков Б. А. «Слово о полку Игореве» и его современники. М., 1971, с. 202–293.

145

Кто именно из сыновей Игоря участвовал в походе, летописи и «Слово» сообщают по-разному. Скорее всего, с князем находился его старший сын Владимир. См.: Рыбаков Б. А. «Слово о полку Игореве» и его современники, с. 229.

146

Там же, с. 267.

Однако уже через месяц Игорю удалось бежать из плена с помощью сочувствовавшего ему (или подкупленного им) половчанина Лавра (Овлура). Таковы события 1185 г. [147]

Но автор «Слова» превратил этот частный, хотя и весьма значительный эпизод полуторавековых русско-половецких войн [148] в событие общерусского масштаба: он призывает отомстить за раны Игоря и заступиться «за землю Русскую» не только тех князей, которым это было действительно необходимо сделать, ибо после разгрома Игоря на их княжества обрушился половецкий контрудар, но и других князей-современников, в том числе князя далекой Владимиро-Суздальской земли Всеволода Большое Гнездо или Ярослава Галицкого. [149] Великий князь киевский Святослав, в действительности не пользовавшийся в Южной Руси особым авторитетом, превращается в «Слове» в почитаемого патрона всех русских князей, словно речь идет о Ярославе Мудром или Владимире Мономахе. Наконец, сам Игорь, о весьма неблаговидных деяниях которого свидетельствует летопись, [150] превращается в подлинного героя, фигуру трагическую, но не лишенную рыцарственного ореола.

147

Нам кажутся весьма убедительными соображения Б. А. Рыбакова, что побег Игоря из плена состоялся в июне того же 1185 г. (Рыбаков Б. А. «Слово о полку Игореве» и его современники, с. 268–273).

148

О появлении половцев на границах Руси «Повесть временных лет» сообщает под 1068 г. Однако такого разгрома и пленения четырех князей вместе с их войском история русско-половецких войн не знала вплоть до 1185 г.

149

Характерно, что автор «Слова», сетуя по поводу княжеского «непособия» и междоусобиц, в то же время как бы верит, что это «зло» преодолимо, и призывает буквально всех князей, среди которых были и несомненные противники Святослава и Игоря, прийти на помощь своему герою.

150

В Ипатьевской летописи приводится «покаянная речь» Игоря, в которой он вспоминает, как «сотворил многое убийство и кровопролитие», как не щадил христиан, когда «взял на щит» (захватил) «город Глебов», так что живые мертвым завидовали, а мертвые радовались (стб. 643).

Автор «Слова» как бы подымается над действительностью, забывает о неприязни князей, о их феодальном эгоцентризме, очищая их от этой скверны знамением «земли Русской». Не историческая достоверность в мелочах, а нечто большее и значительное: сознание необходимости единения, совместных действий против половцев, призыв к воскрешению старых идеалов «братолюбия» — вот что находится в центре внимания автора. Эта патриотическая идея «Слова» так была оценена К. Марксом: «Суть поэмы — призыв русских князей к единению как раз перед нашествием собственно монгольских полчищ». [151] В конце XI в. Владимир Мономах призывал прекратить междоусобицы, предупреждая, что из-за них «погибнеть земля Руская, и врази наши половци, пришедше возмуть земьлю Русьскую». [152] С этими словами Мономаха поразительно совпадают укоры автора «Слова»: князья начали «сами на себе крамолу ковати, а погании с всех стран прихождаху с победами на землю Рускую», или: «А князи сами на себе крамолу коваху, а погании сами, победами нарищуще на Рускую землю, емляху дань по беле от двора». Мысль о пагубности феодальных раздоров, особенно если они сопровождаются приглашением половецких союзников, остается в конце XII в. столь же актуальной, что и столетием раньше.

151

Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 29, с. 16.

152

Повесть временных лет. Ч. 1. М. — Л., 1950, с. 174.

Мы не знаем, кто был автором «Слова». Высказывалось немало догадок: спорили о том, был ли он участником похода Игоря или знал о нем от других, был ли он киевлянином, жителем Новгорода-Северского или галичанином и т. д. Надежных данных для обоснования той или иной гипотезы пока нет, но совершенно ясно, что перед нами человек, сочетавший в себе мастерство и эрудицию книжного человека, талант поэта и кругозор политического деятеля. [153]

Идея «Слова», значение его призывов и намеков, бесспорно тесно связанных с политической обстановкой современности, делает чрезвычайно важным вопрос о том, когда именно оно было написано. Речь идет не о легкомысленном перенесении даты создания памятника на XVI или XVIII в., а о попытке уточнить год написания «Слова» в пределах ближайших десятилетий после похода Игоря. Мнение исследователей, считавших, что дата создания «Слова» лежит между 1185 и 1187 гг., ибо в 1187 г. умер Ярослав Осмомысл, к которому автор «Слова» обращается как к живому, едва ли бесспорно. Если призывы к князьям носили риторический характер, то обращение к Ярославу вполне могло прозвучать и после его смерти: во время похода он был жив, и обращение к нему не являлось анахронизмом. Недавно Н. С. Демкова обратила внимание на следующий факт: «Слово» завершается здравицей «Буй Туру Всеволоду». Произнести славу уже умершему князю — анахронизм, и, следовательно, «Слово» не могло быть создано после смерти Всеволода (он умер в 1196 г. [154] ).

153

Б. А. Рыбаков в книге «Русские летописцы и автор „Слова о полку Игореве“» (М., 1972) выдвинул гипотезу, согласно которой автором «Слова» мог быть киевский летописец Петр Бориславич. См. также: Франчук В. Ю. Мог ли Петр Бориславич создать «Слово о полку Игореве»? (Наблюдения над языком «Слова» и Ипатьевской летописи). — ТОДРЛ, т. 31. Л., 1976, с. 77–92.

154

См.: Демкова Н. С. К вопросу о времени написания «Слова о полку Игореве». — Вестник ЛГУ, 1973, № 14. История. Язык. Литература, вып. 3, с. 72–77.

* * *

Сложен вопрос о жанре «Слова». Попытки объявить его былиной или ораторским словом, стремление отыскать в нем следы болгарской, византийской или скандинавской традиции и т. д. наталкиваются на отсутствие аналогий, надежных фактов, и прежде всего на поразительное своеобразие «Слова», не допускающее безоговорочного отождествления его с той или иной жанровой категорией.

Наиболее аргументированными являются гипотеза И. П. Еремина, рассматривавшего «Слово» как памятник торжественного красноречия, [155] и точка зрения А. Н. Робинсона и Д. С. Лихачева, которые сопоставляют «Слово» с жанром так называемых chansons de geste (буквально «песни о подвигах»). [156] На сходство «Слова», например, с «Песнью о Роланде» уже обращали внимание исследователи.

155

Еремин И. П. «Слово о полку Игореве» как памятник политического красноречия Киевской Руси. — В кн.: «Слово о полку Игореве». Сб. исследований и статей. М. — Л., 1950, с. 93–129.

156

Робинсон А. Н. 1) Литература Киевской Руси среди европейских средневековых литератур. (Типология, оригинальность, метод). — В кн.: Славянские литературы. VI Международный съезд славистов. Доклады советской делегации. М., 1968, с. 49–116; 2) «Слово о полку Игореве» и героический эпос средневековья. — Вестник АН СССР, 1976, № 4, с. 104–112; 3) Закономерности развития средневекового героического эпоса и символика «Слова о полку Игореве». — В кн.: Славянские литературы. VIII Международный съезд славистов. М., 1978, с. 150–165; Лихачев Д. С. «Слово о полку Игореве» и процесс жанрообразования XI–XIII вв. — ТОДРЛ, т. 27. Л., 1972, с. 69–75.

Характеризуя произведения этого жанра, Д. С. Лихачев пишет, что такой «эпос полон призывов к защите страны… Характерно его „направление“: призыв идет как бы от народа (отсюда фольклорное начало), но обращен он к феодалам — золотое слово Святослава, и отсюда книжное начало. В эпосе соединяется коллективность и книжное начало (элементы ораторской прозы), элементы личностного и публицистического начала». [157] На первый взгляд, сближение «Слова» с chansons de geste слишком общо, однако все попытки иначе определить жанр «Слова» неизбежно приводили к еще большим натяжкам и искажениям стилистической, образной и композиционной структуры памятника.

157

Лихачев Д. С. «Слово о полку Игореве» и процесс жанрообразования XI–XIII вв., с. 72.