Древнерусское предхристианство

В I тысячелетии н. э. восточные славяне являлись крупнейшим народом Европы и населяли почти всю её северо-восточную часть. Попытки объяснить самоназвание древних русов добровольным заимствованием чужого этнонима (от северогерманских, ираноязычных и иных народностей) не в состоянии дать убедительный ответ о его происхождении. Столь же трудно представить, чтобы славяне перенимали от соседей личные имена, считавшиеся магическими оберегами. После крещения Руси древнерусский ономастикон постоянно соперничал в повседневной жизни с христианскими святцами.

Необоснованы утверждения об иностранном происхождении имён «древнерусских богов» (молитвенных прозвищ верховного божества) – они являлись священными, почти не менялись от поколения к поколению. Предположение о принятии восточными славянами имени Хорс вместе с иными «реликтами иранской речи в языке населения, перешедшего на славянскую речь», [19] не представляется правдоподобным: подчинившиеся восточным славянам и бесследно исчезнувшие ираноязычные племена не смогли бы передать победителям почитание своего божества, если бы его имя и образ не восходили к общему древнему наследию. Нельзя согласиться с утверждением о заимствовании пра-славянами от сарматов в первые столетия новой эры слов «бог», «рай», «святой». [20] Очевидна их значительно большая древность. Праславянское *bog- соотносится с индоевропейской основой *bhag– «богатство, собственность» и лишь родственно с древнеиндийским bh'agas «господин, владыка, податель» и древнеперсидским baga «владыка, бог». [21] То же можно сказать о праславянских *rajь и *svet, а также об их аналогах в древнеперсидском и древнеиндийском: все они восходят к индоевропейским истокам. [22] Пример другой ошибки – сближение с праформой *dik- и словом дикий древнерусских дева, диво: [23] их праславянские основы *dev-/div- родственны санскритскому diva «небо» и происходят от индоевропейского *deio «сияющее небо». Близость или родство разноязычных основ, как правило, говорят не о заимствованиях, а о генетических связях культур и существовании в древности общих понятий, верований и обрядов.

19

Топоров В.Н. Об иранском элементе в русской духовной культуре // Славянский и балканский фольклор. Реконструкция древней славянской духовной культуры: источники и методы. М.: Наука, 1989. С. 24.

20

Gimbutas Marija. The Slavs. New York-Washington. 1971, Р., 161–169.

21

Фасмер Макс. Этимологический словарь русского языка. В четырёх томах. М.: Прогресс, 1964–1973. С. 181–182; Преображенский А.Г. Этимологический словарь русского языка. В двух томах. М.: Государственное издательство иностранных и национальных словарей. 1959, T.I. С. 33.

22

Их объяснения даются ниже по ходу изложения, а также в главе «Боги князя Владимира».

23

Фасмер Макс. Цит. соч. T.II. С. 375.

Мифопоэтическое мышление особо выделяло паронимические связи слов, настойчиво искало родство «звуковых двойников» (омонимов). Многие возможности слово- и смыслотворчества были найдены еще в глубокой древности: ассимиляции, магические анаграммы, метатезы и переворачивания священных слов и имён, выпадение или изменение отдельных звуков, удвоение слогов и пр. Языки доисторической эпохи были не менее живыми, чем современные. Влияние архаического словотворчества, несомненно, испытывали фонетика и лексика языков всей праславянской, восходящей и нисходящей генетической цепи.

В.Н. Топоров, говоря об этимологических исследованиях, отмечал, что, в конечном счёте, их результатом «оказывается определение, метафорой чего является данное слово». [24] Особенно значима эта мысль в применении к словообразованию, основанному на ассоциативном мышлении: «Беря вопрос с большей широтой, можно сказать, что этимологический словарь является (разумеется, с соответствующими поправками) коллекцией метафор данного языка, а классификация их открывает прямой путь как к поэтике того „творческого” периода, когда внутренняя форма слова была ясна говорящему, так и к существеннейшему слою, по которому можно судить и о менталитете носителей данного языка, и об устройстве основных блоков их модели мира». [25] Нельзя не согласиться с тем, что так называемая «народная» этимология, исходящая из образно-поэтического мышления, необычайно ценна «своими наборами вариантов семантических мотивировок, позволяющих судить об общем потенциале метафоризации, причем некоторые из этих вариантов могут быть реализованы». [26]

24

Топоров В.Н. Знак и текст в пространстве и времени // Slavica Revalensia. Vol. II, Таллин: Издательство Таллиннского университета, 2015. С. 153.

25

Там же.

26

Там же. С. 153–154.

Языкознание и культурология, основанные на принципах этнолингвистики, [27] предполагают целостное изучение, в котором соединены «и слова, и ритуальные предметы, и действия», такой подход позволяет выявить «неразрывность и взаимную дополнительность языка и культуры, их содержательное единство; ощутить, с одной стороны, мощный культурный потенциал языка (прежде всего – лексики), а с другой – недостаточность, неполноту и обеднённость языкового материала, лишенного культурного контекста». [28] Путь от частного к общему, «от слова к мифу» оказывается недостаточным, если не дополняется нисхождением «от мифа к слову». Правильное истолкование отдельных словоформ, знаков, предметов и памятников древнерусской культуры, веками накапливавших значения, возможно лишь при рассмотрении культурного целого в историческом развитии.

27

О принципах этнолингвистики, впервые сформулированных Н.И.Толстым, см.: Толстые Н.И. и С.М. Принципы, задачи и возможности составления этнолингвистического словаря славянских древностей // Славянское языкознание: IX Международный съезд славистов. М.: Наука, 1983. С. 213–230; Толстой Н.И. Язык и народная культура: очерк по славянской мифологии и этнолингвистике. М.: Индрик, 1995. С. 27, 41–60, 412–413; Толстая С.М. Этнолингвистика в кругу гуманитарных дисциплин // Толстая С. М. Образ мира в тексте и ритуале. М.: Университет Дмитрия Пожарского, 2015. С. 9–17.

28

Толстая С. М. Московская школа этнолингвистики. Цит. по [электронный ресурс] Научная цифровая библиотека portalus.ru (17 октября 2014). URL:то же; Ethnolinguistica slavica: к 90-летию академика Н.И.Толстого. М.: Индрик, 2013.

Эпохи русской цивилизации

Глубинные сущности (архетипы) древнерусской культуры скрыты в её индоевропейских, древнеевропейских, праславянских корнях. Её первоначальное языковое, мифологическое и обрядовое ядро, предположительно, возникло в V–IV тысячелетиях до н. э., в эпоху зарождения первобытного монотеизма, основанного на почитании небесного света и солнца. Индоевропейцам принадлежит приручение лошади, изобретение боевых колесниц, создание круговых огороженных поселений, курганный погребальный обряд с захоронением сожжённых остатков. В эпоху их культурного единства появились «ключевые слова» в языке протославян, вошедшие в их священный словарь. Исследования крупнейших языковедов позволяют выявить в недрах праславянского культурную традицию столь же древнюю, что и в языках Ригведы, Илиады и Авесты, носители которых утратили связь с предками славян в III–II тысячелетиях до н. э. [29]

29

См., напр.: Трубачев О.Н. Этногенез и культура древнейших славян…; Горнунг Б.В. Из предыстории образования общеславянского языкового единства. М.: Издательство АН СССР, 1963; Барроу Томас. Санскрит. М.: Прогресс, 1976. С. 154; Ригведа. Избранные гимны. М.: Наука, 1972 и др.

По замечанию О.Н. Трубачёва, «попытки точно датировать „появление“ праславянского языка теряют свою актуальность в языкознании», и вопрос не в том, что «древняя история праславянского может измеряться масштабами II и III тысячелетия до н. э., а в том, что мы в принципе затрудняемся даже условно датировать „появление“ или выделение праславянского или праславянских диалектов из индоевропейского именно ввиду собственных непрерывных индоевропейских истоков славянского». [30]

30

Трубачев О.Н. Этногенез славян и индоевропейская проблема //Этимология. 1988–1990. М.: Наука, 1992. С. 12 и сл.

Привести в соответствие языковые и археологические критерии в истории древней культуры необычайно сложно. Первоосновой древнерусской цивилизации может быть признана и ямная культура индоевропейцев IV–III тысячелетий до н. э., и древнеевропейская культура шнуровой керамики и боевых топоров (в её фатьяновском варианте III – середины II тысячелетий до н. э.), и тшинецко-комаровская культура XIX–XI веков до н. э. Балто-славянская общность оставалась последним осколком индоевропейской цивилизации, но около 1400–1300 годов до н. э. распалась и она. Возник протославянский язык, при этом материальная культура его носителей осталась прежней и в течение тысячи лет почти не претерпела изменений.

До настоящего времени не найдено полностью убедительных археологических соответствий протославянскому диалекту языка древних европейцев. Можно с точностью говорить лишь о праславянах ареала «подклошовых погребений» (400–100 гг. до н. э.), поскольку по одним лишь археологическим признакам «предшествующие ей культуры /…/ не могут быть причислены к собственно славянским». [31] Её носители накрывали земляные могилы опрокинутыми клошами «глиняными урнами» с прахом сожжённого. Область их расселения, по всей вероятности, располагалась в предгорьях Карпат и в лесах Юго-Восточной Европы: между Верхним Днестром и левобережьем Среднего Днепра, на берегах Вислы, Одера и Припяти.

31

Седов В.В. Происхождение славян и местонахождение их прародины // Очерки истории культуры славян. М.: Индрик, 1996. С. 27–28; он же. Происхождение и ранняя история славян. М.: Наука, 1979. С. 48–51.

Вряд ли возможно с точностью установить генеалогию древнерусской цивилизации, возводя её к «первоистокам». Индоевропейцы были подвижны, лошади и колёсные повозки позволяли им преодолевать огромные пространства. Неоднократные перемещения по Евразии сопровождались разделением на праэтносы, возникновением праязыков, появлением новых верований и обрядов. Народы удерживали в памяти общее наследие, пока жили вместе. Отделяясь друг от друга, они забывали «отжившее», принимали «новое» и всё хуже понимали друг друга. Одни из них, уходя с обжитых мест, через столетия возвращались назад, другие навсегда оседали в иных краях. Первокультура индоевропейцев искажалась на периферии, попадая под влияние соседних народов. Первобытный монотеизм уступал место хтоническим культам и многобожию. Архаическое ядро культуры дробилось и видоизменялось. Хранителями некогда общего достояния становились те, кто дольше всего оставался на исторической родине.

«Протославянский мир» находился в сердцевине индоевропейской общности, окружённый индоиранскими, иллирийскими, фракийскими, германскими и балтийскими племенами. [32] Протославяне и праславяне оказались теми из европейцев, кто в течение приблизительно трёх тысячелетий не покидал родных мест. Они проживали в удалённой от нашествий области. Видимо, по этой причине «протославяне почти не изготавливали оружие. Этот факт отличает их от индоевропейских соседей, живших в Центральной Европе и Южной России. Развитие технологии обработки железа началось только после возникновения угрозы со стороны скифов». [33] К этому стоит добавить, что «праславяне, как и большинство народов индоевропейской группы, не очень увлекались искусством керамики». [34]

32

Marija Gimbutas. Op. cit., P. 24.

33

Ibid., P.56.

34

Eod. loc.