Древнейшая история Славян и Славяно-Руссов

Хотя путь к тому, по обширности своей, довольно трудный, но уже несколько знакомый; по нему пускались Катанчич, Венелин, Шаффарик, Савельев-Ростиславич и многие другие и – скажем с благодарностью – не без успеха. Некоторые германские историки занимались также добросовестно Русскою историей, но редко встречающееся у них в одном лице знание всех главнейших славянских наречий и происшедших в течение веков перемен в них от внутреннего развития слова и от соседнего влияния, также малое знакомство их с характером, нравами, обычаями, домашним бытом и внутренним движением славянского мира, затрудняло это дело.

Не станем много говорить о тех, которые ставили себе в обязанность унижать все то, что относится до Славян, в особенности же до Руссов; к этим недобросовестным лицам принадлежат: Байер, Мюллер, Шлецер, Гебгарди, Паррот, Галлинг, Георги и целая фаланга их последователей. Они все русское, характеристическое усвоили своему племени и даже покушались отнять у Славяно-Руссов не только их славу, величие, могущество, богатство, промышленность, торговлю и все добрые качества сердца, но даже и племенное их имя – имя Руссов, известное исстари как Славянское, не только всем племенам Азийским, но и Израильтянам, со времени пришествия их в обетованную землю. И у них Руссы стоят во главе не только Римлян, но и древних Греков – как их прародители.

Однако же не попустим им присваивать себе наше родное и величаться чужою силою, славою, могуществом и знаниями! Отнимем у них доводами те факты, которые они так насильственно приурочили к истории своих предков, ограбив историю Славяно-Руссов!

Мы знаем, что история не должна быть панегириком, но не дозволим же и им обращать Русскую историю в сатиру.

Может быть, наши русские Шлецерианцы, не разбирая сущности дела, по одному пристрастию, вступятся за своего кумира, в чем нет даже никакого сомнения; но чтобы наперед уже охладить жар этой партии, выводившей огромнейшее племя Руссов, занимавшее собою половину Европы, из крошечного племечка скандинавского – выразимся сравнительно: натягивавших басовую струну, чтобы извлечь из нее тон квинты – для охлаждения жара этих партизанов напомним им, что Шлецер – этот, по их мнению, великий критик и филолог, производил славянское слово: «дева» от германского «Tiffe (сука)»: одного такого производства достаточно, чтобы понять Шлецера без дальнейших исследований его доводов, чтоб уничтожить апофеозу, воссозданную ему ослепленными его поклонниками! Но чтобы доказать грубое лжеучение Шлецерианцев, что будто Россия развила свои силы от влияния на нее Скандинавов и что и самое имя свое она получила от них же, мы представляем здесь материалы для Русской истории, которых тля не тлит.

Эти материалы состоят из племенных названий, рассеянных по всем историям и ныне очищенных критикою от перелада их на Греческий, Римский, Монгольский, Немецкий и Скандинавский типы и доведенных тем до прототипа своего; не менее того служат тут названия городов, живых урочищ, городища, могилы, насыпи, клады, развалины, монеты, медали, кумиры, памятники разного рода, оружие, образ жизни, сохранившиеся местные остатки славянского языка, нравы, обычаи, поверья, порядок ведения войны, домашняя утварь, обряды и бесчисленные другие предметы.

Созвучность выводов из этих материалов дает нам не только что надежную точку опоры, но и рисует ясный облик древнейшей славяно-русской истории.

Греки и Римляне давали многим славянским племенам свои, произвольно составленные прозвища, относя их то к местности, то к наружности, то к суровости в войнах, то к образу их жизни; но кое-где в их сказаниях проявляются и настоящие имена тех племен. От этого толпится в древней истории более полусотни имен лишних, ничего особого не означающих, которые должны быть наперед уничтожены, если мы хотим прояснить сколько- нибудь этот хаос и отделить из него резкою чертою славянское племя, которое станет тогда в свое место непринужденно, ненасильственно, не по приговору своеволия и красноречия, а во однознаменательности и сродству обстоятельств.

Что мы стоим на незыблемом материке относительно выбора фактов, принадлежащих Славяноруссам, из исторического конгломерата, пущенного под названиями Скифов, Сарматов, Этрусков, Кельтов, Алан, Норманнов, Варягов и пр., то подтвердят живые урочища и разные другие памятники, повсюду рассеянные.

Действительно Славяно-руссы, как народ, ранее Римлян и Греков образованный, оставили по себе во всех частях старого света множество памятников, свидетельствующих об их там пребывании и о древнейшей их письменности, искусствах и просвещении. Памятники пребудут навсегда неоспоримыми доказательствами; они говорят нам о действиях наших предков на языке, нам родном, составляющем прототип всех славянских наречий, сливающихся в нем, как в общем своем источнике.

Объяснением этих памятников, даже первою мыслию к способу их объяснения, мы обязаны Ф. Воланскому, сделавшему первый и значительный шаг к тому и неутомимо трудящемуся в продолжение своих разысканий и объяснений.

Не станем писать ему заслуженных похвал и благодарности, пусть послужит таковыми принятие нами его трудов в параллельное нашим выводам со доказательств о. Мы ставим здесь рука об руку наши критические выводы с его разъясненными надписями.

Хотя наши выводы взяты из тех же источников, из которых черпали и скандинавоманы; но мы взяли все то, что ими случайно, а большею частью с намерением пропущено как противоречащее их предположению, что ими своевольно и без доказательств на то отвергнуто и, наконец, все то, что ими превратно истолковано, а нами возведено опять к прежнему смыслу своему и значению. Полноты круглой обещать в этом деле было бы и безуспешно и дерзко, но мы обязываемся представить просвещенным читателям несколько новых фаз древней Славянской Руси, могущих служить точками опоры для развития нити древней Русской истории и для совершенного поражения лжеучений школы скандинавоманов!

При дальнейшем разборе надписей на памятниках славянских, которые в числе тьмы тем рассыпаны по лицу земли, образуется, конечно, и возможность соединить всю древнюю Русь с новой в неразрывную цепь и в постоянно гигантском размере.

Конечно, подвигаются такие труды медленно вперед; пойдем и мы медленно, не спеша, но верною стопою и пожелаем: да свершатся они к чести и славе России!

ВВЕДЕНИЕ

ринимать живое участие в минувших делах праотцов своих, восхищаться их славою и величием и из их опытов, как блистательных, так и горьких, созидать законы для собственной жизни было всегда разительною чертою характера каждого сколько-нибудь просвещенного народа, перешедшего уже за рубеж политического младенчества и достигшего опытами и рассуждением внутреннего самосознания. – Эти чувства столь близки и естественны человеческому сердцу, что нет надобности доказывать их. Один только бессердечный космополит может быть равнодушен к соотчичам своим, потому что себялюбием уже убиты в нем все зародыши высшего чувства и стремления. – А потому чем бы человек ни занимался, чему бы он ни посвятил трудовую часть жизни своей, во время его отдыха история Отечества найдет всегда доступ к нему и приют в его сердце. Герой, сложив бранные доспехи свои, мудрец, закрыв книгу идей, и горький труженик, окончив дневную работу свою, найдут отраду и утешение в повествовании об их предках.

Нет поэтому никакой надобности утверждать, что занятие историею приятно; такая мысль уже давно обратилась в аксиому. Но возведем этот предмет к источнику своему – к единству, обусловливающемуся не номинальной личностью, но общностью приложения. – Если история человека есть связный рассказ Божеских путей, по которым он должен был воспитываться и усовершаться, то нет ничего поучительнее и возвышеннее, как глубокомысленное занятие ею; несмотря на то, будем ли мы обращать свои взоры преимущественно на Творца-Воспитателя и вместе с тем на все события, прославляющие его всемогущество и мудрость, справедливость и любовь – или кинем взоры на человека-воспитанника, идущего предназначенным путем или уклоняющегося от того пути и свободно кующего жребий и потомкам своим; будем ли смотреть на него, как на раба своих страстей, или будет занимать нас борьба его с пороком и заблуждением; остановимся ли пред картиною его величия, или со стыдом отвратимся от изображения его позора; привлекут ли нас его добродетели или оттолкнут гнусные пороки.

Но как мы рассматриваем судьбы одного человека, этого отдельного звена в обширной цепи народа, так точно можем мы рассматривать и судьбу целого народа в отношении к самому себе или к внутренней его жизни и в отношении к другим, окружающим его народам, или в отношении к его жизни внешней. – Там мы увидим борьбы сил нравственных и физических во всем объеме народного итога, увидим возрождение одних часто из малого, но чистого источника, и погружение других всею гигантскою массою своей в безличный хаос. – Там мы увидим, от чего пал крепкий Вавилон и просвещенный Египет, от чего разъединили Эллины могущество свое, что ниспровергло знаменитый Илион, как роскошь и разврат наложили цепи на колоссальный Рим, как раздоры Славян подчинили их чуждому владычеству. Там мы изучим причину скоротечности огромных государств, составленных Александром Македонским, Аттилою, Карлом Великим, Наполеоном и другими героями минувшего времени.