Древние цивилизации

Археологам во многом помогли аналогии с современным традиционным зодчеством данного региона. Так, еще в 1942 году сэр Леонард Вулли высказал две догадки: во-первых, древние дома в Хадрамауте должны походить на нынешние; во-вторых, строения в Шабве не были ни храмами, ни усыпальницами. Но небольшое количество изученных в то время памятников не позволило проверить эту догадку на практике. Лишь в восьмидесятые годы прошлого века противники его взглядов оказались вынужденными капитулировать. Раскопки в Шабве сделали решающий вклад в раскрытие проблемы.

Путешественник, подъезжая к Шабве с запада, узнает ее издали по ее серым холмам, усеянным валунами и покрытым галькой. За сотню метров до въезда в город он по мосту пересечет взятое здесь в трубопровод течение вади Атф. Затем поднимется по широкому гребню холма Карат аль-Хадида и окажется перед линией укреплений, венчающей хребет и сочленяющейся с укреплениями внутри города. Пройдя мимо угловой башни Дар аль-Кафир, он попадет в широкую впадину, окруженную треугольником холмов с юга, запада и востока. В наши дни это пространство называется ас-Сабха (солончак): там много соляных рудников. Соль еще со времен античности служила городу основой благосостояния. Однако ее присутствие имеет и обратную сторону: оно делает всю эту небольшую долину довольно неустойчивой, губчатой, а после выпадения дождей покрывает ее белесой коркой.

Наш путешественник идет вдоль вала, за которым высятся грозные башни, и доходит до больших северных ворот. Он видит открывающуюся перед ним центральную транспортную ось города. Ее трудно назвать «главной улицей» – слишком изменчива она по ширине и капризна ее трасса. С той и с другой ее стороны высятся многочисленные (около 120) и очень похожие одно на другое здания. Можно представить, как выглядели они первоначально. Построенные в форме прямоугольника, они состояли из множества этажей. Все они выглядели очень массивно – с солидными каменными цоколями, с неудобными лестницами, слуховыми окнами, нижним нежилым этажом и террасой на кровле.

«Главная улица», поднимаясь к югу, приводит к монументальному храму Сийаха. Ныне лишь с трудом можно представить себе его великолепие: он был уставлен статуями и другими произведениями искусства, но все это исчезло. На его монументальной лестнице и над ней высились четыре статуи и четыре покрытых бронзой пилона. С восточной стороны на мощном цоколе-монолите была установлена колоссальная статуя из бронзы. Смежные террасы были украшены статуями животных (возможно, лошадей в натуральную величину) и другими бронзовыми статуями. Все это – лишь парадный вход в храм. От входа кое-что сохранилось, от самого храма – ничего. Так сооружение выглядело в первые века нашей эры; от более древних времен остались лишь подиум с ведущими на него ступеньками.

Южноаравийское общество представляло собой пирамиду, каждая из ступеней которой обеспечивает сплоченность целого. Основная ячейка всей системы – племя (многие древние племена существуют и сейчас). На вершине этой пирамиды – несколько больших благородных семейств. Эти «гранды» проживают по городам, а их богатство создается в имениях за городом; каких-либо титулов они не носят. Монархи – выходцы из этих больших семейств. Они носят высокий титул, но абсолютной властью не пользуются. Им в повседневной работе помогает городской «совет», в важных случаях созывается племенное собрание. Эти органы власти во главе с царем издают указы, имеющие силу закона.

Второй уровень власти – объединение племен во главе с царем и «благородными» – «кайл» и советом. Ниже благородных располагается стоящая во главе кланов и племенных объединений знать. На еще более низком уровне – члены кланов и фракций, а на самом низу общества, уже вне племенной пирамиды, – раб ('адам). Он принадлежит не отдельному господину, но семейству или целому клану; он может владеть землей, работать на ней или в каменоломнях, но у него нет права ни на свободное перемещение, ни на ношение оружия.

Благородные поглощены войной или ведением сельского хозяйства в своих владениях; члены племен могут посвятить себя торговле или ремеслу. Коммерцией пренебрегала аристократия таких больших племен, как Саба и Катабан. Минейцы, напротив, специализировались на торговле.

Были ли в сабейскую эпоху выдающиеся женщины? Вообще роль и место женщин в южноаравийском обществе определить трудно. Вероятно, они имели статус повыше, чем в современном йеменском обществе, но и там, в древней Аравии, женщины не достигали равенства с мужчиной. Некоторые тексты упоминают женщин, которые пользуются относительной финансовой независимостью: Абиразад, которая построила одну башню и одно надгробие, правда, с помощью своего мужа и сыновей, но все же в основном на свои собственные денежные средства; или Хальхамад, повелевшая построить дом. Некая женщина жертвует божеству алтарь для воскурения фимиама, украшенный дарственной надписью в ее честь. Любопытная подробность: в дарственных посвящениях отсутствует упоминание о вкладе в дар мужчины. Женщины испрашивают в письменной форме благосклонность и милость у божеств, причем ожидаемые благодеяния должны излиться на лиц даже вне семейного круга просительницы. И наконец, некоторые женщины выступают и на общественной арене, но в виде редкого исключения. Здесь напрасно искать аналогий с царицами Северной Аравии, которые, случалось, вели свои войска в бой: царица Савская явно не из разряда воительниц. Если говорить о южноаравийском обществе в целом, неоспорим вывод: господствующая роль в нем принадлежит мужчине.

Родство ведется по отцовской линии, но одиночные отступления от правила все же имеются. Об этом свидетельствуют три надписи. В первых двух сабейский царь повелевает включить некое семейство в более широкую племенную группу. Примечательно то, что тексты по именам называют не только мужчин «с их братьями, сыновьями и прочими родственниками», фигурируют тут и женщины «с их сестрами, дочерьми и прочими родственницами».

В третьей надписи три женщины со своими дочерьми из одного и того же семейства (они названы «теми, что из семьи Гурхум») торжественно извещают всех о том, что посвящают своим детям, одному мальчику и трем девочкам, четыре статуи – одну мужскую и три женские. То, что публичное заявление об акте дарения делает переход собственности из рук в руки законным, – это понятно. Труднее понять то, что женщины и их дочери дарят нечто своим дочерям – как это? Недоразумение, возможно, разрешается тем соображением, что замужняя часть клана Гурхум одаривает ее незамужнюю часть, не вдаваясь в такие подробности, как степень родства. Примечательно то, что, несмотря на присутствие мальчика в числе одаряемых, все они наречены «дочерьми тех, что из Гурхума». Согласно тем же текстам, мужчина вполне мог бы проживать в доме своей супруги.

Другой любопытный текст, на этот раз из сочинений Страбона, вроде бы подтверждает догадку о наличии в Южной Аравии его времени матриархальных отношений: «Все мужчины одного семейства имеют женой одну и ту же женщину. Всякий, кто к ней входит ради полового сношения, оставляет перед дверью палку, так как каждый мужчина, согласно обычаю, должен ходить с палкой. Ночь она, однако, проводит только со старшим в семье. Все ее дети считаются между собой братьями и сестрами. Мальчики, достигнув половой зрелости, также совокупляются со своей матерью. Неверность мужчины, который предпочел женщину из другой семьи, карается смертью». Но можно ли верить Страбону, слишком уж отдаленному от Аравии наблюдателю?

Современные бедуинские племена Южной Аравии сохраняют элементы родства по женской линии. В полукочевом племени Хумум женщина может иметь внебрачных детей, которые в таком случае носят имя матери или имя своего дяди по материнской линии, а ее внебрачные связи не влекут за собой кару за супружескую измену. Однако ее неверность осуждается, напротив, очень строго, когда ее муж «у очага», то есть дома, не в отлучке. Как бы то ни было, женщины из племени Хумум пользуются большой сексуальной свободой как до заключения, так и после заключения брака. А каковы обычаи у других йеменских племен? По сообщениям некоторых средневековых путешественников, женщина из племени Сару могла взять себе любовника, когда муж находится в длительном отъезде; по другим источникам, в ряде деревень было принято в качестве проявления гостеприимства предлагать гостю на ночь женщину. Все это, может быть, указывает на то, что йеменская женщина не была стеснена слишком строгой моралью, что она могла становиться любовницей по собственному выбору и что ее дети оставались под опекой ее брата, как правило, старшего.

То же самое следует сказать и о полиандрии (многомужестве), и о временном браке. Халхаман, имея двух мужей, заказывает постройку дома и оказывает финансовую помощь своим мужьям, уплачивая тысячу монет за их долг. Две другие не имеющие детей замужние женщины из того же семейства пользуются сексуальными услугами еще одного мужчины, не из числа их мужей, и возносят хвалу богам, когда одной из них удается забеременеть.

Из этих отрывочных известий трудно вывести с уверенностью какое-либо заключение о свободе нравов в древней Аравии. Может быть, так было только в кочевой среде?