Древний Китай. Том 1. Предыстория, Шан-Инь, Западное Чжоу (до VIII в. до н. э.)

Если сопоставить эти данные с шанскими обычаями и вспомнить о найденных археологами массах казенных серпов для сбора урожая, едва ли будут основания для сомнений в том, что в Цзунчжоу, как и в столице Шан, для обработки «больших полей» казенными орудиями с последующим угощением за счет казны приглашались крестьяне из окрестных поселений, общин.

Стоит напомнить, что чжоуские тексты свидетельствуют о сосуществовании двух видов полей, общих (казенных) и индивидуальных крестьянских. В песне «Да тянь» есть хорошо известная фраза:

Пусть дождь сначала оросит поле гун, А затем уж и наши поля сы [154, т. 8, с. 1143].

Она перекликается с много более поздней теорией Мэн-цзы о так называемой системе цзин-тянь. Согласно Мэн-цзы, в квадрате из девяти равных полей (три по вертикали и три по горизонтали) центральное поле гун, т.е. «общее», обрабатывалось совместно восемью крестьянами, каждый из которых за это получал индивидуальный надел сы такого же размера. Мэн-цзы назвал такую форму редистрибуции термином чжу («взаимопомощь», «совместная работа») и противопоставил ее будто бы практиковавшейся в Ся дани и сменившему чжу в Чжоу сбору налогов. Мэн-цзы уподобил чжу понятию цзе, т.е. отработкам на ритуальном поле цзе-тянь, где тоже шла совместная работа, как о том только что шла речь (см. [127, с. 197]).

Споры о сущности и времени реального существования системы цзин-тянь идут давно. На мой взгляд, ее никогда не существовало вовсе, а схема Мэн-цзы являет собой лишь символическое отображение реальности (см. [15]), которая состояла в том, что, действительно, в Шан и Западном Чжоу существовали наряду с общими, совместно обрабатывавшимися в столичной зоне «большими полями» (назовем их вслед за песней «Да тянь» и «Мэн-цзы» землями гун) индивидуальные наделы крестьян-общинников (сы). Не исключено, что соотношение гун и сы в символическом квадрате (1:8) примерно отражает размер зернового дохода властей в столичной зоне — 1/9 (может быть, 1/10) всего урожая.

В любом случае буквально воспринимать схему Мэн-цзы и искать в шанско-чжоуском Китае следы существования квадратиков с миниатюрным (100 му) полем гун среди восьми полей сы оснований нет. Фраза же из «Да тянь», единственная в своем роде, говорит лишь о том, что наряду с общими, совместно обрабатывавшимися полями гун существовали еще и иные поля, поля сы, индивидуальные наделы крестьян в их общинах.

Сосуществование общих полей с индивидуальными наделами и с делегированием очередников для их обработки в порядке регулируемых коллективом повинностей хорошо известно многим народам. Можно полагать, что такая форма изъятия избыточного продукта была первоначальной и господствовавшей в этнически гомогенных и сравнительно небольших коллективах столичных зон, шанской и чжоуской. Можно предположить также, что генетически именно к необходимости организовать работу на общих полях восходит чжоуский термин сы-ту.

Специалисты не раз обращали внимание на то, что вторая часть этого термина варьируется и вместо знака ту («земля») может быть поставлен иной знак с тем же звучанием, но иным значением (ту — «толпа», «множество»). Отсюда вытекает, что сановники сы-ту первоначально могли быть организаторами работ на «больших» общих полях и вместе с тянь-цзюнями в общинах ведать всем, связанным с обеспечением их обработки, т.е. с мобилизацией работников из общин — как это описано, скажем, в «И си».

Словом, есть основания считать, что фонд редистрибуции в столичной зоне чжоусцев пополнялся главным образом за счет «больших полей», урожай с которых ссыпался в казенные амбары. Этот фонд, скорей всего, не мог быть слишком весомым. Его, насколько можно судить, едва хватало на то, чтобы содержать двор вана с соответствующей обслугой и минимальным аппаратом администрации. Развивавшийся и разветвлявшийся аппарат администрации просуществовать за счет такого фонда явно не мог. Нужны были поступления извне. Но откуда?

Вторая столичная зона чжоусцев, Чэнчжоу, сильно отличалась от Цзунчжоу. В ней было этнически смешанное, пестрое население: немного чжоусцев, множество перемещенных туда квалифицированных шанцев, возможно, также различные представители иных этнических групп. Едва ли в условиях подобной этнической гетерогенности могли сохраниться такие формы землепользования, как взаимопомощь-чжу на ритуальном поле-цзе, да и вообще практика обработки «больших полей», возникавшая там, где была власть центра, где жил правитель. В Чэнчжоу правителя не было — его представляли чиновники. В их задачу входило построить новую столицу и превратить ее в крепкий форпост власти чжоуского вана. Это было сделано с помощью шанских квалифицированных мастеров. В окрестностях Лои разместились шанские воины. И мастеров, и воинов необходимо было содержать, равно как и присматривавших за ними чжоуских администраторов.

Многое остается здесь недостаточно ясным. Если исходить из данных главы «До фан», помещенной в первом слое «Шуцзина», есть основания считать, что шанцы выплачивали победителям-чжоусцам дань-фу ^[20] . О существовании такого вида дани-фу упоминается и в надписи «Мао-гун дин» [105, т. 6, с. 135а; 194, с. 155]. Но действительно ли перемещенные в Лои шанцы (о других речи нет — они были расселены и попали под власть различных удельных властителей) платили дань в Чэнчжоу, столицу вана? Едва ли. Ремесленники в Лои, быть может, часть своей продукции и обязаны были посылать в качестве дани ко двору. Но нет сомнений в том, что основная масса их продукции, прежде всего военные заказы, связанные с производством колесниц, оружия, сбруи, амуниции и т.п., шла на нужды восьми иньских армий, расположенных в окрестностях Лои.

20

² Я опираюсь на трактовку соответствующего текста в переводе Б.Карлгрена [239, № 21, с. 141—142], которая с оговорками осторожно поддержана Г.Крилом [194, с. 153].

Эти армии требовали многого. Из данных надписей вытекает, что у них существовала собственная система снабжения, были свои чиновники, отвечавшие за организацию сельскохозяйственного производства (сы-ту). Видимо, в районе военных поселений воины, жившие там с семьями, возделывали свои поля и сами себя содержали. Быть может, они даже сдавали часть зерна в казенные амбары, за счет чего осуществлялось снабжение чэнчжоуских ремесленников. Но большего они явно не могли дать. Скорее напротив, нуждались в регулярных дотациях из центра.

Одно следует считать практически несомненным: выкачивать из Чэнчжоу доходы цзунчжоуская столичная зона едва ли имела возможность. Так что за счет Чэнчжоу цзунчжоуский фонд централизованной редистрибуции существенно не пополнялся, а чэнчжоуский фонд редистрибуции был замкнут практически на обеспечение местных нужд. Так как же могли и должны были расплачиваться со служивыми, администраторами и военачальниками, родственниками и приближенными в этой ситуации ваны? Только уделами и кормлениями.

Уделы были, как правило, этнически гетерогенными. И хотя о господствующих формах землепользования и редистрибуции в них опять-таки почти ничего не известно, можно с немалой долей уверенности предположить, что системы «больших полей» в уделах не было. Применительно же к IX в. до н.э. в песне «Сун гао», повествующей о создании нового удела Шэнь на недавно завоеванной чжоусцами территории в междуречье Хуанхэ и Янцзы, прямо идет речь о том, что население нового удела обязано платить своему новому владельцу налог-чэ [96, с. 393]. Правда, соответствующее повеление было дано от имени создавшего удел Сюань-вана — того самого, что отказался от традиционного ритуала на поле цзе и провел перепись населения явно с целью обложить его налогами.