Древний *СИ)
Шрифт:
— Вероника, вероятно ты перебрала с алкоголем…
— А ты кто? Мой парень? А? — скривившись словно он ей ногу отдавил, продолжала Вероника.
— Нет. Я не… Впрочем не важно, я бы хотел избежать этого разговора.
— Да кто вообще с тобой будет трахаться? Ты себя в зеркало видел? Обсос обсосом. — привела внезапный аргумент пьяная особа.
— Ника, детка, пойдём, ты чего… — с улыбкой, пытался оттеснить свою пассию Глеб.
— Да ты же девственник. Скажи, ты вообще трахался когда-нибудь? А?
— Я… Я… — столь неожиданный вопрос при куче свидетелей, что казалось, теперь наблюдали только за их перепалкой, смутил Сергея,
— Я, я. — передразнила его более опытная в скандалах на почве интимной близости, девушка. — Ты, кто ж ещё. В этой комнате один девственник.
— Я не девственник. — Слишком тихо ответил первое что пришло в голову Сергей. Он не был в такой ситуации ранее, и паттерна поведения не было выявлено. Если бы напротив него, сейчас был парень, все было бы в разы проще. Драк в его жизни было много. Но как вести себя с девушкой, да ещё и в такой ситуации, именно с такими нападками…
— О, не пи#ди. Я вижу тебя и твоё гнилое нутро насквозь. Ты извращенец. Тебе никогда ни одна девушка не даст. Что, засунул язык в жопу?
— Я не извращенец… — оправдывался студент, при этом растеряв все самообладание. Его взгляд был потерянным а речь сбитой и неуверенной. В голове отчаянно мелькали мысли, пытаясь найти достойный выход из ситуации, но его просто не было.
— Ника, хорош, мля, кошмарить мальчика, идём — проявлял деланную активность в оттяснении девушки, Глеб. При этом, ему явно было забавно наблюдать за унижением бывшего, пусть и несостоявшегося ухажёра его благоверной.
— Серега, она перебухала, не обращай внимание. — кто-то наконец разорвал это представление и подтолкнул самого студента к выходу.
Далее, Сергей пошел сам. Ему что-то втолковывали в спину, кто-то улыбался, кто-то проявлял жалость и сочувствие. Но почему-то никто не предложил ему остаться. Все, в конечном итоге предпочитали компанию хабалистой Ники.
Они боялись его. Он не нравился им. Такой как сейчас, без маски. Наверное что-то было в его лице. Чем ближе он был к выходу, тем более от него отстранялись…
Все выходные Сергей думал, делился мыслями с дневником. Перечитывал то что писал, зачёркивал… Вероника не шла из его головы. И он никак не мог понять, почему отсутствие интимной близости в его жизни, так ею осуждалось. Почему ему было стыдно? Как соотносилось отсутствие половой жизни с его ориентацией? Или что она подразумевала под обидным понятием — «извращенец»?
Он многое знал о сексе, сексуальности, отношениях мужчины и женщины. По этим вопросом было прочитано множество книг. Но нигде не было приведено контраргументов, словам Вероники. Нигде не было написано, почему быть девственником — столь порицаемо.
В понедельник Вероники не было в Институте. Все в группе делали вид что ничего не произошло. Сергей активно поддерживал общее настроение, и старался сконцентрироваться на учебе. Во вторник причина скандала все же явилась в аудиторию, но и она плавно влилась в общее настроение. Спустя месяц о том событии уже никто и не вспоминал. Спустя год, и вовсе тот вечер растворился в ворохе иных студенческих мероприятий.
Вероника залетела на третьем курсе, ее парень бросил ее почти сразу.
По версии доносившейся до ушей Сергея, они итак слишком долго встречались. А Глеб ей периодически изменял. Родила Ника или сделала аборт, Сергей так и не узнал, потому как на четвёртый курс она не приехала. Вероятно осталась с родителями.Сергей же сделал множество выводов из той ситуации. Маска, подходящая обстоятельствам более не пропадала с его лица. Уверенность во взгляде, поступках и собственной позиции в любых спорах так же непременно присутствовала. Ну и конечно, половая жизнь, в том виде, котором после начала присутствовать, также была доведена до идеала.
Он стал непревзойденным любовником.
Он был финалом.
— Э мля, еб#ть ты страшный. — привычно поприветствовал Герольда, Шанц.
— Посимпатичнее некоторых. Принёс? — пробубнил Герольд.
— Как в аптеке. — чуть с акцентом на первом слоге ответил казах.
— Значит не принёс. Ведь в Улье аптеки не работают, кажется так, да?
— Эээ, ты это, съомневатся брось, да. Сказал достану…
— Я похоже быстрее бегать начну… С другой стороны, как будто не знал кого прошу. — не особо питая надежды, Герольд по большому счету и не предполагал, что Шанц поможет. Особенно, без личной на то выгоды. Потому пытался давить на то, что от казаха пользы и не предполагалось. Играя на контрасте, был шанс добиться хоть какой-то деятельности от наставника.
— Значит, здесь сиди. Да. Через час будет, понял? Через час, ну мааааксимум день. — продолжал дурку Шанц.
Впрочем, Гер был рад видеть жизнерадостного Знахаря. Уже четыре недели он находился где-то в недрах Академии. Его труды, дневники, куча заметок, все пропало при встрече с неизвестным Иммунным. Потому заниматься любимым делом во время выздоровления было невозможно. Лишь Шанц вносил нотки веселья в его рутинное, вынужденное безделье. И уже за это, Герольд был бы ему благодарен. А ведь по факту, именно наставник спас его. Ещё час-два, и История Герольда бы закончилась.
За пустыми разговорами, время как-то незаметно пролетало. Дни сменяли друг друга. Раны, нанесённые страшным даром заживали слишком медленно. Казалось, даже паразитку было сложно исправить содеянное тем иммунным. Что навевало мысли о том, что повторной встречи с тем дедом ему не пережить. Однако ещё больнее и длительней, заживали раны душевные. Впервые, его отношения не были окончены его волей. Девушка ускользнула из его своеобразной коллекции, оставив на воображаемом постаменте в его душе, рваную рану. Дыру. В противоборстве с Ульем, Гер проиграл подчистую.
В мыслях о Васе проходили его дни.
Сперва Герольд не смог связно рассуждать. Он был сломлен, морально и физически. Но все же, с постепенным возвращением мышечной активности, приходили и связные мысли. Герольд, уже спустя неделю выпросил карандаш и обычную тетрадь в девяносто шесть листов, для возобновления хоть какой-то деятельности. Пусть все его труды, остались в той машине, с вещами, надеждами и личным счастьем. Но он не собирался бесконечно предаваться стенаниями и грусти. Как бы ни было тяжело, он вновь приступил к очередной приборке в своей жизни. Он умел это делать. Он любил это делать. Он не мог, этого не делать.