Древо Иуды

— Я так и думала, — сказала она с холодной уверенностью. — Мне хотелось вас наказать.

Он недоуменно взглянул на нее.

— Боже мой, за что?

— Просто захотелось, — уклончиво ответила она. — Иногда мне нравится быть жестокой.

— Да вы просто маленькая садистка, — сказал он, стараясь перейти на шутливый тон, к которому прибегал раньше.

Но когда он заговорил, у него появилось странное ощущение, что баланс в их отношениях переместился и теперь перевес на ее стороне. Он вдруг понял, к своему расстройству, ее желание подчеркнуть тот факт, что на берегу он больше не энергичный и популярный молодой корабельный доктор в аккуратной морской форме, а всего лишь обычный юноша в поношенном, плохо сидящем готовом костюме, который совершенно не годился для здешнего климата. Однако, добившись нужного эффекта, она сменила тему разговора, словно та ее больше не интересовала.

— Нравится мое новое платье?

— Это мечта, — сказал он, все еще пытаясь изобразить беззаботность. — Здесь приобрели?

— Вчера на базаре мы купили шелк. Здесь торгуют прелестными местными тканями. Платье сшили за сутки.

— Быстрая работа, — прокомментировал он.

— Так и должно быть, — хладнокровно сказала она. — Не выношу ожидания. Если откровенно, мне хватило этого за последние две недели, когда вы не хотели со мной знаться. Да, кстати, я, конечно, вас отчитала, но не воображайте, что мы помирились. Я пока вас не простила и еще долго не прощу. Позже поговорим.

Повернувшись, чтобы уйти, она все-таки позволила себе немного смягчиться. Лицо у нее слегка просветлело.

— Надеюсь, вам понравилась ваша комната. Я сама поставила розы. Мой номер напротив… — Она метнула в него хитрый взгляд. — Если что-то понадобится.

Она ушла, а он так и стоял, уставившись в створки закрытых дверей. Она обиделась, и ничего удивительного, после того как он откровенно проявлял к ней равнодушие. Как же глупо и невежливо он поступил, что ранил ее чувства. Оставалось надеяться, что в конце концов она успокоится.

Внизу, в большой мраморной гостиной, родители Дорис приветствовали его совсем по-другому, почти как родного сына. Миссис Холбрук даже поцеловала его в щеку. Обед стал не просто воссоединением, а чуть ли не праздником. Они сидели за столиком возле окна с видом на сад, четверо слуг-индусов в белых туниках, с красными поясами и тюрбанами стояли за спинками стульев, блюда, выбранные Бертом, были сытные, пряные, экзотические. С того знаменательного обеда в гэрсейском «Гранде» Мори впервые оказался в отеле, но если воспоминание о той трапезе, так не похожей на эту, на секунду всплыло в памяти, то тут же исчезло, развеялось от взрывного хохота Берта. Твердо вознамерившись показать семье город, младший Холбрук, не переставая расправляться с сочным манго, рассказывал о своей программе на следующую неделю. Этот день Берт предлагал посвятить месту всеобщего паломничества, джайнскому храму и садам Маниклола, где в живописном озере плавали замечательные рыбы.

— Поразительная рыбешка, — рассказывал он. — Поднимается на поверхность и плывет к тебе на зов.

— Полно, полно, Берт… — ласково протестуя, заулыбалась миссис Холбрук.

— Я серьезно, ма. Кроме шуток. Они будут есть с руки, если захочешь их покормить.

— Надо же! А что эта рыба любит больше всего?

— Жареную картошку, — тоскливо ответила Дорис и тут же зашлась смехом.

После сиесты, когда солнце начало клониться к горизонту, они отправились в путь, заезжая на многолюдные базары, где священные коровы, украшенные гирляндами бархатцев, бродили среди рядов, протискиваясь сквозь толпы и объедая фрукты на прилавках. Слух поражали странные звуки, пронзительные и далекие: перекрывая резкую какофонию местных языков, откуда-то доносился звон храмового колокола, удар гонга или внезапный вопль, еще долго звеневший в ушах. Воздух был напоен запахом пряностей, кружащим голову и провокационным, застревающим в ноздрях и возбуждающим все чувства. Мори казалось, будто его вознесли на небо и погрузили в нирвану. От него ничего не осталось, он перестал быть собой, превратившись в совершенно другого человека на пороге нового захватывающего приключения.

Прибыв в храм, они сняли обувь и вошли в пропитанную ладаном полутьму, где великий Будда как всегда улыбался своей вечной бесстрастной, ироничной улыбкой. Они побродили по садам придворного ювелира среди растений, высаженных ажурным узором, позвали и покормили огромных послушных карпов. Мори все больше пьянел от восторга. Дорис в новом розовом платье и маленькой соломенной шляпке с двойными ленточками, которые спускались с полей в виде двух изящных маленьких ушек, тоже, казалось, впитала в себя блеск этого дня. Сидя рядом с ней по дороге домой, он повернулся в благодарном порыве.

— Это было так чудесно, Дорри… увидеть столько, да еще с вами…

Она давно уловила в нем перемену, и хотя после обеда вела себя как хозяйка положения, стоило ему приблизиться, она сразу отходила в сторону. Сейчас же она нехотя кивнула, словно наконец была готова смягчиться.

— Итак, вы решили, что со мной все-таки лучше.

— Никакого сравнения, — с жаром пробормотал он и добавил безутешно: — Только вы так холодны… Видимо, я ничего для вас не значу.

— Разве?

Взгляд ее будто помутнел, а потом, незаметно для других, она внезапно схватила его руку и впилась острыми зубками в указательный палец, больно прокусив кожу.

— Вот теперь вы знаете, насколько я холодна, — сказала она и, увидев, что он инстинктивно затряс рукой, начала хихикать. — Поделом, это вам за то, что оскорбляли меня последние две недели.

На следующий день Берт отвез их на бега. Билеты у него были и в загон, и в особую клубную ложу, а еще он знал верную ставку в главном заезде. Ничто не могло дать осечки, ничто, ничто. Лошадь Пальма Первенства, на которую поставил Мори по его совету, выиграла с легкостью, обойдя всех на три корпуса. Вот это жизнь! И Дорис держалась с ним милее, гораздо милее. Видимо, наказав его должным образом за прошлые прегрешения, она все-таки решила их забыть.

В последующие дни они посетили знаменитый зоологический сад, съездили в Хаору и наблюдали с почтительного расстояния, как на берегу Хугли развели погребальный костер, пили чай в королевском гольф-клубе «Калькутта» и совершили экскурсию по реке до Сутанати. Деньги открывали любую дверь. Берт на отдыхе тратил их направо и налево, раздавая щедрые чаевые, — на глазах у Мори из неистощимого бумажника Берта появлялись сотенные купюры и ловко переходили в подставленные ладони. Как чудесно не скупиться и не скопидомничать, не считать каждый медный грош в нищете, сопровождавшей все его дни, а вместо этого иметь деньги, настоящие деньги, которых хватало с лихвой на все радости жизни!

Время летело быстро в сплошной череде восхитительных событий, сменявших одно другое. Мори просто позволил себе плыть по течению, подавляя любое мысленное предостережение, не думая ни о прошлом, ни о будущем, живя только настоящим. Но день отплытия «Пиндари» приближался. Когда стало известно, что корабль выйдет в море в следующий вторник, волнение в крови Мори достигло пика. Все, чего он жаждал всю жизнь, было здесь — только руку протянуть. Холбрук, учтивый и обходительный, больше не заговаривал о своем предложении — оно было сделано и оставалось в силе, солидное предложение состоятельного человека ожидало ответа. Миссис Холбрук все чаще и чаще намекала на свое сильное желание и надежду, что он скажет «да». Берт, однако, ничуть не сомневался в исходе. В пятницу, вернувшись из Бенгальского клуба, где у него было гостевое членство, он нашел Мори в холле отеля и придвинул к нему стул.

— А у меня, Дэйв, для тебя хорошая новость. — После знакомства они почти сразу перешли на «ты». — Я тут пытался найти кого-то, кто подменил бы тебя на обратном пути. Так вот, сейчас в клубе я случайно столкнулся с одним доктором, который собирается в отпуск домой. Его зовут Коллинз. Он с радостью ухватился за возможность бесплатного проезда, к тому же с жалованьем. Он наш человек.

Мори подскочил на стуле, словно ужаленный. Неожиданное заявление Берта, высказанное с такой уверенностью, точно дело решенное, довело ситуацию до кризиса. Внезапно на него нахлынула слабость, и, поддаваясь ей, он почувствовал, что должен в конце концов сбросить с себя груз. Да и с кем еще посоветоваться, как не со свойским парнем вроде Берта, которому можно все открыть и объяснить любое затруднение?