Дротнинг
Шрифт:
Глаза у нее расширились, синие глаза влажно блеснули.
— Ничего со мной не будет, — отрезал Харальд. — Я из мира в мир летать не собираюсь.
Хоть и хочется слетать в Йотунхейм, мелькнуло у него. А затем Харальд угрюмо
подумал — что, если после рождения сына я и в этом мире летать не смогу…
Сказано же — Рок Богов. Значит, для богов тут не будет места. Останутся какие-то кусочки волшебства, навроде той капли магии, что помогает жрецу из храма Одина посылать в Асгард силу жертв. Но тот, кто взлетит в небо, выпив жизнь из других, может и не вернуться.
Рок Богов. И его тоже, раз он бог.
Шрам на животе
И ухмыльнулся — не сдержался, хотя было не до смеха. Но уж больно виновато Сванхильд глянула на змея. Даже губы, припухшие после поцелуя, дрогнули так, словно и ей перепало от той оплеухи.
— На всякий случай я вообще не буду летать, — объявил Харальд следом. — Даже в нашем мире.
Сванхильд должна это знать, решил он. Чтобы не беспокоилась, отчего это муж не летает. Чтобы другим рты затыкала, если спрашивать начнут. Теперь она это сможет, похоже…
Сванхильд на мгновенье сжала губы, опустила глаза. И снова посмотрела на него. Сказала серьезно:
— Спасибо, Харальд. Знаю, что ради дитя… я тебе этого не забуду!
— То ли поблагодарила, то ли пригрозила, — проворчал Харальд.
Сванхильд смутилась. Раскрыла рот, чтобы ответить, но он быстро обронил:
— Ты даже оговариваешься потешно, дротнинг. Только благодарить меня ни к чему. Я это сделаю ради себя самого. И это к лучшему. Я прожил немало лет, просто ходя по земле. Прожил хорошо, как положено честному воину. Дрался, побеждал, крепости брал… тебя вот получил в дар. Дальше будет не хуже. Я об этом позабочусь.
Харальд смолк.
Пусть я не взлечу и не приму жертву, но у меня будешь ты, решил он, глядя на Сванхильд из-под опущенных век. И сын. А еще будут походы, в которых можно будет драться наравне с людьми.
Харальд смолк.
У меня будешь ты, решил он, глядя на Сванхильд из-под опущенных век. И сын. И походы, в которых можно будет драться наравне с людьми. В том, чтобы убивать их в драконьем обличье, мало чести…
— Что было бы, уйди я в Йотунхем? — торопливо спросила Сванхильд. — Сигюн обещала, что я услышу первый крик ребенка. Только не сказала, где это случится…
— Не в Йотунхейме, это точно, — уронил Харальд.
И подался к ней. Проговорил шипяще:
— На месте Локи я увел бы тебя в Асгард, Сванхильд. В какое-нибудь укромное место, где асы тебя не заметят. Локи когда-то жил в мире богов, у него там могло остаться тайное логово. И ходить по мирам он умеет. К тому же есть Сигюн, которая все делает по своей воле, не по божьей… Локи с женой могли привести тебя в Асгард перед самыми родами, чтобы Рагнарек появился на свет в мире асов. После этого Локи получил бы власть над Утгардом, сохранил для себя Мидгард — и отплатил бы асам за все. Только трус не мстит никогда…
— Но мне еще три месяца до сроку, — тихо сказала Сванхильд.
Харальд пригнул голову. Заметил:
— Есть всякие зелья. Даже мне об этом известно. Сигюн могла подлить их тебе в питье. Она человек, сила Рагнарека после такого не проснулась бы. И мой сын мог родился живым даже на таком сроке, он не человечье дитя. Потом вы оба остались бы в Асгарде. А я не смог бы пробиться в мир, где родился Рагнарек.
Он замолчал. Змей над плечом как-то сожалеюще зашипел, и Харальд люто подумал — заткнись,
или сам сдеру тебя со спины!Сванхильд сидела бледная. Губы у нее были плотно сжаты, но глаза оставались сухими.
Я ее перепугал, осознал Харальд. Затем встал и шагнул к Сванхильд. Бросил:
— Пошли мыться, дротнинг. Ты перекусила, я все сказал… самое время погреться у камней.
Сванхильд молча поднялась. Харальд тут же обнял ее. Обхватил под лопатками и ягодицами, потянулся к припухшим губам…
— А как же Ёрмунгард? — вдруг спросила Сванхильд.
И Харальд замер.
Неизвестно, принимал ли Мировой Змей божью печать, мелькнуло у него. В последнем разговоре, что случился у них по пути в Йорингард, Змей сказал, что не помнит об этом. Он полжизни прожил с помраченным разумом, и в памяти у него осталось немногое. Но от жертв Ёрмунгарду всегда становилось лучше. Он сам говорил, что после них начинает мыслить ясней. Выходит, все-таки бог? Но сможет ли он обойтись без жертв? Змей слишком далеко ушел от людского обличья…
— Я не знаю, что будет с Ёрмунгардом, — откровенно признался Харальд. — Он, как ты сказала, тоже не человек.
— Хоть бы отец у тебя остался, — с непонятной тоской обронила Сванхильд.
И вздохнула. Прижалась к его плечу — к левому, с другой стороны от змея.
Пробормотала:
— Значит, всем, кто творит волшебство в нашем мире, грозит смерть, как только мое дитя родится?
— Воргамор, думаю, выживут, — пробормотал Харальд, прижав покрепче одну из ягодиц Сванхильд. Весь округлый холмик уместился под его ладонью, и он совсем как прежде подумал — кормить надо больше…
А следом Харальд улыбнулся. Хорошо иметь бабу, от одного прикосновения к которой мысли текут как прежде. И в основном о потехе…
— Колдуны и разная сошка помельче тоже могут уцелеть, — объявил он, косясь на Сванхильд. — Рагнарек опасен только богам Севера. Насчет богов из других краев не знаю, о них в предсказании ничего не сказано. Между прочим, если бы Сигюн удалось увести тебя в Йотунхейм, а потом в Асгард, то предсказание о Рагнареке сбылось бы. Смерть асов, гибель Асгарда. Ты их спасла, дротнинг.
Сванхильд вскинула голову, задумчиво глянула на него. Потом спросила:
— А ты не можешь обратить Ёрмунгарда в колдуна? И хоть, но так спасти…
— Вряд ли мне такое под силу, — проворчал Харальд.
Но в уме у него мелькнуло — интересно, можно ли снять божью печать? Глянуть и пожелать. Только где ее искать, эту печать, на громадном теле Ёрмунгарда?
И в этот миг Сванхильд вдруг неуверенно обронила:
— Может, ты и себя изменишь. Чтобы сохранить немного силы, не боясь беды. Пусть сейчас послабее станешь…
Голос угас ее на последнем слове.
Нет, осознала Забава. Харальд должен оставаться таким, как есть, до тех пор, пока не родится дитя. До последнего мгновенья, чтобы уберечь сына от Локи. Для этого нужно все, о чем рассказала когда-то Асвейг — драконий взгляд и драконья сила…
Харальд молча качнул головой. Потом подтянул Забаву повыше, так что ноги повисли над полом. И поцеловал въедливо, жгуче, со змеиной лаской языка.
По телу ее тут же потек тяжелый жар. Колко прошелся по соскам, вдавленным в грудь Харальда, горячими всплесками затопил живот. Бедра дрогнули, и Забаве внезапно захотелось обвиться вокруг Харальда лозой. Даже стыдно стало. Еще вчера бежать от него хотела, а нынче готова висеть, раздвинув ноги…