Дрожь
Шрифт:
Его голова дернулась от удара, и он прикоснулся к своей брови, так же мягко, как к ее щеке до этого. Когда он отошел с собственной кровью на своих пальцах, его взгляд не отрывался от ее глаз.
– Я не собираюсь причинять тебе боль, милая , – у него был глубокий голос. Такой же, как у них. Наполненный властью, которой она не могла противостоять. Так же, как и им. Но он был крупнее: накаченные руки, широкая грудь и длинные ноги. Она знала, что у нее нет шанса одолеть его. Как не было шанса и с ними. – Я нашел тебя , плавающей в воде, и сделал искусственное дыхание «рот в рот».
Когда он потянулся
– Ладно, – сказал он. – Я не буду тебя трогать. Это нормально, – он встретился с ней взглядом. – Сколько тебе лет?
К огда она не ответила, он облизал губы, замявшись, а потом полез в нагрудный карман своей рубашки. Он вытащил оттуда бронзовый медальон, держа его двумя пальцами и поднимая вверх, чтобы она могла рассмотреть. – Вы знаете, что это?
Веда всмотрелась в медальон в его руке и съежилась.
Он встряхнул медальон.
– Он моей матери. Это был первый трезвый год, когда она получила его в обществе анонимных алкоголиков. Каждый раз, когда я боюсь, то просто сжимаю его в руке, по-настоящему сильно, как только возможно, – он схватил медальон, скрыв его в своей большой ладони. – И это напоминает мне, что… что все будет хорошо.
Когда парень снова потянулся к ней, она напряглась, но он все равно не отступил. Мужчина кивнул, предлагая ей медальон. После долгого колебания она схватила его, сжав в пальцах, а затем отползла назад , притянув свои колени к груди, всё ещё дрожа всем телом.
Её взгляд блуждал, пока она рассматривала полицейскую форму, длинные каштановые волосы и зеленые глаза, в которых было большое количество терпения и доброты даже в тот момент, когда струйка крови из раны, оставленной её ногтями, стекала от брови вниз к челюсти.
Его взгляд блуждал по её телу, задержавшись у лифа белого облегающего вечернего платья.
Она проследила за его взглядом до кромки своего платья, остановившись на огромном кровавом пятне, которое пропитало весь перед платья. Когда она поняла, что её трусики напрочь отсутствовали, то дернула подол вниз по бедрам, но оно было настолько коротким, что глубокий вырез декольте опуститься еще ниже, выставив на обозрение дерзкую грудь.
Казалось, его глаза потемнели, когда пристальный взгляд поднялся к её груди, прежде чем он смог остановить себя, и, если такое вообще возможно, взгляд стал еще более отстраненным.
Веда судорожно прикрыла грудь руками, кусая нижнюю губу и сдерживая крик.
Мужчина отвернулся.
– Мы должны… – он провел рукой по рту, избегая её взгляда. – Мы должны отвезти тебя в больницу, чтобы они могли провести обследование на предмет изнасилования. Тот, кто сбросил тебя в воду, сделал это, чтобы смыть улики, но мы все равно должны…
Веда ждала, когда он повернется к ней. И он повернулся. Их глаза встретились. Девушка знала, что она видела в них. Те же тени, то же самое лукавство, ту же испорченность, что она видела в глазах тех уродов, которые перегнули её через белые каменные перила, которые все еще хорошо различимы в свете луны на вершине скалы далеко позади них.
Она посмотрела вниз и увидела до боли знакомую ткань темно-синих брюк, что видела на них.
Мужчина в успокаивающем
жесте снова показал ей свои ладони.– Я – офицер полиции. Я бы никогда не навредил тебе. Т ы можешь доверять мне.
Прежде, чем он успел сказать еще хоть слово, Веда вскочила на ноги и помчалась прочь. Её ноги дрожали, несколько раз она спотыкалась, но когда воображала себе, что он преследовал её и как легко мог поймать и причинить боль так же, как это сделали они, скачок адреналина, порожденный слепым страхом, заставил девушку двигаться еще быстрее.
Она не останавливалась всю дорогу до тех пор, пока не добралась до дома.
***
Веда сжимала бронзовый медальон в руке. Острые углы впивались в её ладонь , но она лишь усиливала хватку и вдыхала запах пластика и дезинфицирующего средства, который наполнял стерильную операционную комнату в больнице Блэкуотера.
Она покачивалась вперед-назад на своем кресле на колесиках, безучастно глядя на находящийся прямо перед ней современный аппарат для анестезии. Эту машину она изучила так досконально, что могла управлять ею во сне, потому сейчас она позволила своим мыслям дрейфовать, стараясь не думать о кошмаре, разбудившем её этим утром ровно за два часа до того, как она намеревалась зарегистрироваться в первый рабочий день в Блэкуотерской больнице после окончания четырехлетней ординатуры.
Веда пыталась не думать о приснившемся ей лице, что сохранилось в памяти. Единственное лицо из её прошлого, которое не вызывало у нее отвращения. Единственное лицо, которое ей предстоит увидеть вновь , ведь она вернулась в город всего лишь чуть более недели назад.
Она задалась вопросом, жил ли до сих пор тот мужчина на острове Тенистая Скала. Тот зеленоглазый полицейский, который вдохнул в неё жизнь несколько лет назад. Тот длинноволосый полицейский, которого она никогда не видела снова, но не проходило ни дня, чтобы она не вспоминала о нем хотя бы раз.
Когда хирург на противоположной стороне операционного стола заговорил, взгляд Веды сфокусировался на нём.
– Извините, доктор Бритлер. Вы что-то сказали?
– Прежде чем мы начнем, я хотел бы узнать одну вещь, я… – доктор Бритлер запнулся, поскольку медсестра обернула синюю хирургическую маску вокруг его носа и рта таким образом, что Веда видела лишь его расширенные холодные серые глаза, когда он поманил её рукой в перчатке.
Её позвоночник выпрямился, и она указала на себя.
– Я – Веда. Веда Вандайк.
– Веда… – доктор Бритлер, которого она встретила несколько минут назад, держал излишне длинную паузу. Светодиодные лампы сверкали над их головами, когда все медсестры суетились вокруг него, готовя комнату и пациента на столе для предстоящей процедуры. Медсестра опустила пару операционных очков на нос доктора Бритлера, надела полиэтиленовую шапочку на его седеющие волосы и помогла ему с хирургическим халатом. Он протянул руки, показав худое тело, и его маска сдвинулась , когда он заговорил. – Веда, я хотел бы кое-что прояснить. Мне плевать, чему вас учили на медицинском факультете в Стэнфорде, мне не нужно, чтобы вы рассказывали мне о том, что я делаю правильно или неправильно в своей операционной. На самом деле, я вообще не хочу вас слышать. Это не командная работа и не демократия.