Друд, или Человек в черном

Той весной я писал матери из парижской гостиницы: «Сегодня утром я позавтракал яйцами с шоколадным маслом и свиными ножками "а-ля Сент-Менеу [13] "! Пищеварение превосходное. Сент-Менеу дожил до глубокой старости, питаясь одними только свиными ножками».

Мы с Ренье посетили новую оперу — представление, поражающее мощью и размахом, прошло при полном аншлаге и произвело неизгладимое впечатление. Равно неизгладимое впечатление произвели «нежные фиалочки», как мы с Диккенсом обычно называли хорошеньких молодых актрис и дам полусвета, каких полным-полно в любой стране, где ночная жизнь так же разнообразна, как кухня, — и я со стыдом должен признать, что, при известном содействии Ренье и его друзей, за все время своего пребывания в Париже не провел ни единого вечера и ни единой ночи в одиночестве (или даже с одной и той же «фиалочкой»). Перед отъездом в Лондон я не забыл купить рисованную карту Парижа для Марты (она любила подобные безделки) и прелестный шифоновый халат для Кэрри. Я также напокупал разных специй и соусов для кулинарных ухищрений Кэролайн.

13

Сент-Менеу — город в провинции Шампань, славящийся особым образом приваленными свиными ножками.

На вторую ночь по возвращении из Парижа я выпил слишком много (или слишком мало) лауданума и маялся бессонницей. Поначалу я вознамерился пойти в кабинет поработать, но почти сразу передумал при мысли о неминуемой встрече со Вторым Уилки (хотя в последнее время он не проявлял особой агрессивности в своих попытках выхватить у меня перо и бумагу). Я стоял у окна в своей спальне (Кэролайн нашла причины лечь спать в своей собственной комнате), когда вдруг увидел знакомый силуэт у фонарного столба в конце улицы, рядом с площадью.

Я тотчас накинул поверх халата длинное шерстяное пальто — ночь стояла морозная — и торопливо направился к углу.

Мальчишка выступил из густой тени и двинулся навстречу мне в темноте, не дожидаясь призывного жеста с моей стороны.

— Гузберри? — спросил я, чрезвычайно довольный, что мои Умозаключения насчет хитрой уловки инспектора Филда оказались верными.

— Никак нет, сэр, — откликнулся мальчишка.

Он вышел на свет, и я увидел, что обознался. Этот паренек был пониже ростом, помладше и не такой оборванный, а его глаза — пусть слишком маленькие и слишком близко посаженные на узком лице, чтобы придавать привлекательность наружности своего обладателя, — не имели ничего общего с выпуклыми, блуждающими зенками Гузберри, из-за которых он и получил свое прозвище.

— Ты от инспектора? — грубовато осведомился я.

— Да, сэр.

Я вздохнул и потер щеки над бородой.

— Ты в состоянии точно запомнить и на словах передать сообщение, мальчик?

— Да, сэр.

— Хорошо. Скажи инспектору, что мистер Коллинз хочет встретиться с ним завтра в полдень — нет, в два часа пополудни — на мосту Ватерлоо. Запомнишь? Два часа пополудни, мост Ватерлоо.

— Да, сэр.

— Передай сообщение сегодня же ночью. Все, ступай.

Когда мальчишка побежал прочь, шлепая одной полуоторванной подметкой по булыжнику, я осознал, что не удосужился — просто не захотел — спросить у него имя.

Инспектор быстро подошел к середине моста Ватерлоо ровно в два часа пополудни. День стоял промозглый, холодный, ветреный, и нам обоим не хотелось беседовать на открытом воздухе в такую непогоду.

— Я не успел пообедать, — прохрипел инспектор Филд. — Здесь поблизости есть гостиница, где весь день подают превосходный ростбиф. Вы составите мне компанию, мистер Коллинз?

— Отличная мысль, инспектор. — Я позавтракал в клубе пару часов назад, но по-прежнему чувствовал голод.

Когда мы уселись друг напротив друга за столом в сумрачном зале и я присмотрелся к инспектору, жадно прихлебывающему пиво из своей первой кружки, мне показалось, что он заметно постарел и внешне опустился со времени последней нашей встречи. Глаза у него были усталые, одежда находилась в легком беспорядке. На щеках у Филда появились новые сосудистые звездочки, а вдоль косматых бакенбардов выросла неопрятная седая щетина, придававшая ему вид человека, куда менее обеспеченного и значительного, чем бывший начальник сыскного отдела Скотленд-Ярда.

— Есть какие-нибудь новости? — спросил я после того, как нам подали обед и мы несколько минут сосредоточенно воздавали должное мясу с подливой и овощному рагу.

— Новости? — переспросил инспектор, откусывая кусок хлеба и отпивая из стакана глоток вина, заказанного после пива. — А каких новостей вы ожидаете, мистер Коллинз?

— Ну как, о мальчике по имени Гузберри, разумеется. Он объявился?

Инспектор Филд молча уставился на меня; его серые глаза, окруженные сетью морщин, хранили холодное выражение. Наконец он негромко произнес:

— Ваш юный друг Гузберри уже никогда не объявится. Его освежеванное тело покоится на дне Темзы… или в каком-нибудь месте похуже.

Я перестал орудовать ножом и вилкой.

— Похоже, вы твердо уверены в этом, инспектор.

— Так и есть, мистер Коллинз.

Я вздохнул — ни на секунду не допуская дурацкого предположения, что юный господин Гай Септимус Сесил убит, — и вновь принялся за ростбиф с овощным рагу. Видимо, инспектор Филд почувствовал мое скептическое настроение. Положив вилку на стол и отхлебнув вина из стакана, он хрипло прошептал:

— Мистер Коллинз, вы помните, что я говорил вам о связи, существовавшей между нашим египетским другом Друдом и покойным лордом Луканом?

— Конечно, инспектор. Вы сказали, что лорд Лукан являлся английским отцом мусульманского мальчика, впоследствии ставшего Друдом.

Инспектор Филд прижал толстый палец к губам.

— Не так громко, пожалуйста, мистер Коллинз. У нашего «подземного друга», как вы игриво выражаетесь, уши повсюду.

— Вы помните, каким образом был убит Форсайт… то есть лорд Лукан?

Признаюсь, я невольно содрогнулся.

— Да разве ж такое забудешь? Грудная клетка вскрыта. Сердце вырезано…

Инспектор кивнул, снова призвав меня знаком говорить потише.

— В то время, мистер Коллинз, — в сорок шестом году — даже начальник сыскного отдела мог состоять и порой состоял в качестве так называемого конфиденциального агента при разных важных персонах. Именно такую должность занимал я с конца сорок пятого года по середину сорок шестого. Я проводил много времени в хертфордширском поместье лорда Лукана.

Я нахмурился, усиленно соображая.

— Семья лорда Лукана обратилась к вам за помощью, чтобы вы раскрыли преступление. Но вы уже занимались этим делом в качестве начальника…

Инспектор Филд, не сводивший с меня пристального взгляда, кивнул.

— Вижу, теперь вы поняли хронологию событий, мистер Коллинз. Лорд Лукан — Джон Фредерик Форсайт, отец незаконнорожденного ребенка, впоследствии ставшего оккультистом Друдом, — нанял меня за девять месяцев до своего убийства. Он хотел обеспечить свою безопасность. Я приставил к нему охрану из числа частных агентов, самолично мной нанятых. Поскольку в поместье Уайстон имелись надежные стены, высокие ограды, сторожевые псы, прочные двери, бдительные слуги и опытные егеря, сведущие в повадках браконьеров и прочих нарушителей права владения, я считал, что принятых мер вполне достаточно.