Друг из Рима. Есть, молиться и любить в Риме

Все присутствующие за столом были чрезвычайно тронуты, а я – больше всех. Джулиана крепко сжимала мою руку, в то время как Лиз с другой стороны стола, несмотря на слезы, с улыбкой обнимала меня.

Иногда в жизни случаются необъяснимые ситуации, моменты, которые, бог знает по какому таинственному стечению обстоятельств, оказываются особыми. И возможность осознать и постичь их именно в тот момент, когда это происходит, – редкое счастье. В тот вечер я пережил несколько самых наполненных эмоциями часов моей жизни и прочувствовал каждую из этих секунд всем сердцем, вкушая в полной мере глубокое счастье. Я утверждаю, что при наличии небольшой доли оптимизма даже самая рядовая грудка индюшки может творить чудеса.

После ужина, как и после каждого ужина в Веллетри, появились гитары. Присутствовали три пятых «Квартета Джона Хорса», и я не мог не выразить свою радость: мы играли и пели все, от Нейла Янга до Джексона Брауна, из репертуара «America», «Bee Gees», «Битлов» и, конечно же, Джеймса Тейлора. Вечер завершился моей попыткой спеть дуэтом с Лиз «Sweet Baby James», только я, вместо того чтобы «вернуться спать в каньон», немного позже выехал на дорогу в направлении Рима, с тремя полусонными женщинами в салоне автомобиля, сердцем, скачущим от радости, и занимающейся зарей.

Два с половиной месяца с того момента, когда Лиз появилась в моей жизни, пролетели так, что я их и не заметил. Город начал подготовку к Рождеству, и, хотя у меня не было никакого желания признавать это, до отъезда моей приятельницы оставалось совсем немного.

Поэтому я старался воспользоваться каждым моментом, чтобы повидать ее: от стакана пива в баре, посещения вместе футбольной игры до наших пантагрюэлевских ужинов. Но дни летели неумолимо, и я ощущал все большую меланхолию. Кроме того, я чувствовал себя несколько одураченным: в жизни мне редко доводилось встретить человека, столь родственного мне, с которым у меня возникло бы такое естественное и немедленное единение и установилась такая истинная и прочная привязанность; жизнь преподнесла мне прекрасный подарок, еще одну приятельницу, а теперь лишала меня ее.

Я хотел упросить Лиз остаться еще на непродолжительное время, но, конечно же, не мог вмешиваться в ее планы: это было бы слишком эгоистично с моей стороны. Для нее – святое дело навестить своих родных на Рождество, а затем вновь отбыть, на этот раз прямым ходом в Индию. Кроме того, с отчаянием задавал я себе вопрос, как она сможет писать мне из ашрама? Будет ли у нее время между молитвами и духовными ритуалами, чтобы найти хорошее интернет-кафе, подобное тем, которые она любила посещать в Риме?

За два дня до отъезда я проводил ее домой после прощального ужина в Анцио с Джулианой. Перед тем как глубокой ночью прибыть к месту назначения, мы остановились на мосту через Тибр, с которого Лиз бросила прощальное письмо городу Риму. Листок плавно опустился на воду, нарушив отражение звезд, которое волшебным образом тут же восстановилось. Осмотревшись вокруг, я обратился с мольбой к моему родному Риму сделать так, чтобы он показался ей во всем своем великолепии: красивым, романтичным, немного распутным, соблазняющим, искушающим, как это свойственно только ему одному, и задержал Лиз еще на несколько дней. Я глядел на Рим и наблюдал, как Лиз смотрит на Рим, и меня переполняло желание, чтобы время остановилось.

Но время не останавливается. Оно зовет, и ты должен идти вперед.

Этим вечером я осознал, чего я больше всего опасался, я боялся, что никогда больше не увижу ее. Я думал, что для Лиз покинуть Рим означало просто перевернуть страницу в своей жизни: город и его обитатели выполнили свое предназначение, возвратили ей немного радости, но теперь естественный ход событий манил новым опытом, новыми знакомствами. Возможно, американцы, проживающие в такой огромной стране, более привычны по сравнению с нами, итальянцами, находиться вдали от дорогих своему сердцу существ и говорить людям «прощай». А пока Лиз готовилась пережить новые приключения, я оставался на месте. Да, со своей Джулианой, своей музыкой, своей командой «Лацио» и своими вечеринками с друзьями. Но одним другом будет меньше.

Именно тогда я торжественно пообещал самому себе, что буду всеми силами защищать это маленькое сокровище, случайно дарованное мне жизнью, и не позволю, чтобы мы забыли друг друга.

Когда я проснулся на следующее утро, сияющее солнце озаряло Рим. Это был один из столь обожаемых мною дней, безоблачных, с солнцем, согревающим тебя, и легким ветерком, который делает воздух пощипывающим.

Я решил, что в этот день, последний день пребывания Лиз в Риме, я не пойду на работу. Не для того, чтобы провести его с ней; было бы справедливо, чтобы она делала в этот день, что ей вздумается, шла туда, куда направит ее зов сердца, без всякого вмешательства. Стояла середина декабря, и мне самому надлежало пройтись по своим собственным делам, выполнить то, что я всегда откладываю напоследок, включая покупку рождественских подарков. С тайной надеждой случайно встретить ее.

Эта надежда не оправдалась. Единственным спутником, сопровождавшим меня, была моя меланхолия: такой прекрасный день, но окрашенный горечью из-за отъезда подруги, которую я, возможно, больше никогда не увижу.

У меня дома находился ее самый большой чемодан, который я загрузил в багажник предыдущим вечером, чтобы сэкономить время на следующий день, когда повезу ее в аэропорт. Купив для нее несколько подарков во время моего праздношатания по Риму, я вложил их прямо в чемодан, вместе с письмом. Я не хотел сделать расставание слишком печальным и сугубо официальным и предпочел, чтобы она обнаружила мои сюрпризы и мое послание только когда окажется дома.

И вот завтрашний день настал. Оба мы, как обычно, заранее встретились очень рано утром, в обговоренном месте на набережной Тибра, я – с ее чемоданом в багажнике, она – с тележкой.

Каждый метр продвижения был секундой, вычитаемой из времени пребывания в ее обществе, и тем утром дорога из Рима во Фьюмичино [111] внезапно оказалась невероятно мало загруженной транспортом: за всю мою жизнь у меня никогда не уходило так мало времени, чтобы доехать до аэропорта!

111

Городок под Римом, где находится международный аэропорт имени Леонардо да Винчи.

Лиз была опечалена, но с радостью возвращалась домой, и все это, вместе взятое, то, что она была рядом со мной и вполне довольна, создавало мне хорошее настроение.

У стойки регистрации уже змеей извивалась длиннющая очередь пассажиров, вылетающих в Нью-Йорк. Мы дождались очереди Лиз, и только тогда наступил момент прощания. Мы дали друг другу тысячи обещаний поддерживать связь любым возможным способом и тысячи пожеланий на будущее. А затем обещания и пожелания уступили место крепкому объятию, которое значило намного больше, нежели тысячи слов.

Лиз прошла контроль, а я все продолжал следить за ней издалека. Затем с комком в горле пустился в обратный путь. Когда я сидел в машине по пути в Рим, мне пришла в голову мысль послушать «One More Day» [112] в исполнении группы «Diamond Rio» только для того, чтобы посвятить ее Лиз, хотя ее и не было со мной. Я хотел сказать ей, чтобы она осталась еще на один день, уверенный в том, что посредством неизвестно какого телепатического канала это сообщение придет к ней. Но, включив стереопроигрыватель, я сообразил, что там был установлен другой диск: хорошо знакомый аккорд ударил меня будто кулаком в живот, опередив на несколько секунд очень высокий и почти страдающий голос Рэнди Мейснера, который затянул «Take It to the Limit». Опять полились слова: «Вечер был на исходе, яркие цвета перешли в синеватые оттенки… но, ведь ты знаешь, я всегда был мечтателем…»

112

«Еще один день» (англ.).