Друг моего брата

— Ладно, — решила я зайти с другой стороны, — а что насчет ее семьи?

— Я их не нашла, — призналась девушка. — Нового адреса я не знала, мать же замуж вышла, фамилию поменяла, хоть Лена так и осталась Еремчук.

— Хорошо… а в университете что говорят? Ты спрашивала в деканате?

— Они сказали, что она просто забрала документы.

— Так может так и было? — высказал Урицкий мои мысли. — С чего ты взяла, что она исчезла? Может, они всей семьей переехали куда-то?

— Она бы мне сказала, а она во всех соцсетях не появлялась с того времени.

— А в полицию ты не ходила?

— Ходила. Но мне ничего не сказали, я же не родственница. Удобно, да? Человек исчезает, но ничего никому неизвестно. А через некоторое время у этого самого Марата появляется дорогущая машина, хотя до этого он не особо при деньгах был. Я о нем все узнала, фирма его отца обанкротилась еще несколько лет назад и откуда у него тогда такие деньжищи?

— И что? — вопрошает Урицкий. — Ты считаешь, что он продал ее в арабский гарем, купил себе Мазерати и до сих пор шикует на сдачу?

— Понятно, — обиделась Оксана и предприняла очередную попытку уйти. — И чего я только подумала, что вам будет не наплевать, если даже полиции до этого нет дела. Извините за беспокойство.

— Подожди! Я не говорила, что мне все равно. Спасибо, что рассказала. Любая деталь сейчас важна. Напиши мне, пожалуйста, полные данные твоей подруги, с датой рождения. Я попробую узнать в полиции заводилось ли дело об ее исчезновении.

— Я же сказала, что они ничего не скажут, я пыталась.

— Я попытаюсь узнать эту информацию через знакомых, — заверила я Оксану.

Девушка протянула мне листок с информацией о своей подруге и, попрощавшись, покинула заведение. Я тоже сделала попытку встать, но Урицкий меня остановил:

— Ты куда собралась? Поешь сначала, — он кивнул на мою тарелку, которую официант принес еще в середине нашего разговора, но я так и не успела к ней притронуться.

— Дома поем, — отмахнулась я и начала вставать.

— Полина, это глупо, — его рука мягко приземлилась на мою талию и притянула меня обратно. — Еду уже принесли, какие проблемы?

Я уселась обратно, но Глеб руку свою почему-то убирать не спешил. Хотела бы я сказать, что она лежала на моей талии тяжелым грузом, но на самом деле, по телу наоборот растекалось приятное тепло и сердце начало отбивать чечетку о ребра.

— Давай, скажи еще, что я опять не думаю о будущем нашей планеты и вообще, в Африке дети голодают, а я отказываюсь от еды…

— Точно! — улыбнулся Урицкий, придвинув тарелку ближе ко мне. — Именно это я и хотел сказать. Ешь давай. Хотя, конечно, если мы все-таки примем совместный душ, то это перекроет твое пренебрежительное отношение к еде.

— Не дождешься, — сказала я, схватив приборы. — Расскажи мне пока об этом Марате. Он тоже на пятом, да? Ты его хорошо знаешь?

— Да, на пятом и нет, не могу сказать, что знаю его хорошо. Я вообще не уверен, что кто-то может этим похвастаться. Даже Дарья.

— Савельева? Они дружат?

— Вроде того.

— Что значит вроде того? Почему у меня такое впечатление, что мы обсуждаем какого-то секретного агента, а не обычного парня.

— Потому что Марат не обычный парень. И поверь, это не комплимент. Пару лет назад у него был довольно сложный период в жизни, я не знаю связано ли это со смертью отца или были другие причины, но справлялся он с этим хреново.

— Ну хоть что-то ты о нем знаешь? — Я уже поняла, что источник сплетен из Урицкого неважный и смирилась, что завтра придется расспросить Алену и Алису об этом загадочной парне, но хоть что-то же он должен знать. — Что там Оксана говорила по поводу внезапного богатства?

— Из богатства у него только тачка, вроде как продал квартиру, которая досталась ему после смерти отца.

— Серьезно? Продал квартиру и купил “мазератти”? Хорошая квартира была, видать. А сам где живет теперь?

— Не поверишь, на фабрике, — лучезарно улыбнулся Глеб.

— Только не говори, что он там работает в ночную смену чтобы заработать на бензин и расходники, такую тачку наверняка недешево содержать.

— Фабрика не функционирует. Принадлежала его отцу, но тот несколько лет назад обанкротился, ходили слухи, что фабрика была только прикрытием, а на самом деле бизнес был не совсем легальным.

— И он продал квартиру и переехал туда. Подожди! Это не та фабрика, на которой постоянно тусовки?

— Она самая.

— Все чудесатее и чудесатее, — процитировала я Алису в стране чудес. О “фабрике” я была наслышана, а вот то что она принадлежит этому самому Марату, узнала только сейчас. Еще на первом курсе одногруппница рассказывала нам с Кириллом о закрытых вечеринках там. Вроде как место стало популярным после того как один блогер арендовал помещение бывшего цеха для празднования своего дня рождения, тогда фото обрели бешеную популярность, что, разумеется сказалось и на популярности самой фабрики.

— Ты там был? — поинтересовалась я с полным ртом. — Это не там будет тусовка в субботу?

— Был. Там. Но, — он строго посмотрел на меня, — даже не думай!

— Не думать о чем? — невинно поинтересовалась я.

— О том чтобы туда попасть.

— Почему? Чем это отличается от обычного ночного клуба?

— Всем, — отрезал Урицкий и замолчал.

— Серьезно? Так ты только провоцируешь мое любопытство. Что там такого на этих тусовках происходит?

— Ничего о чем можно рассказывать в приличном обществе, — усмехнулся Глеб.

— Только не говори, что он там оргии устраивает.

Глеб заржал:

— Вроде нет, по-крайней мере, те пару раз, что я там был, до них дело не доходило. Я смотрю, оргии все не дают тебе покоя.

Я уже открыла рот, чтобы спросить его что он имел ввиду, но тут же густо покраснела, вспомнив к чему отсылается Урицкий…

Когда мне было 13 лет, а Глебу, соответственно 14, он заболел ветрянкой. Я успела переболеть в три года и поэтому у меня был иммунитет, а вот Максим в детстве умудрился пропустить эту болезнь и так как совсем недавно перенес воспаление легких, родители испугались, что ветрянка может закончиться осложнениями и запретили ему встречаться с другом пока тот болеет. Отец Урицкого постоянно торчал на работе и Макс попросил меня составить компанию другу, чтобы тот совсем не зачах в одиночестве. Тем более, что болезнь, которая в раннем детстве переносится довольно легко, Урицкого свалила с высокой температурой.

На активные игры он не был способен, да и разговор поддерживал с трудом, поэтому в основном я просто сидела рядом и читала ему вслух. И вот угораздило же меня выбрать в кабинете его отца книгу Достоевсого “Идиот”, тогда чувства к Глебу даже не думали зарождаться и притащив томик в его спальню я с улыбкой заявила, что буду читать его биографию.

И вот, когда я увидела незнакомое слово, я решила уточнить у Урицкого, что же такое эта “оргия”. Он тогда так ржал, что потом еще полчаса кашлял без остановки. Сейчас он тоже смотрел на меня с весельем в глазах.