Друг моего брата
Шрифт:
— Принцесса, не нарывайся, — процедил Скалаев.
— О, — теперь настала моя очередь картинно округлять глаза, — погоди, ты боишься?
— Что? — Марат опешил от такой наглости с моей стороны. Но кажется, мой план сработал, потому что напустив равнодушия в свой голос, он добавил: — Чего мне бояться?
— Действительно, — я продолжала невинно хлопать ресницами, — чего тебе бояться? Так что, мы уладили этот вопрос? Я уступаю свою очередь Алисе, а сама обязательно разучу подходящие движения к следующему разу? — Ни я, ни Марат, не стали уточнять, что следующий раз у меня в его клубе вряд ли будет. И этот факт меня нисколько не печалил.
Алиса растерянно переводила взгляд с меня на Марата, как будто не могла поверить, что мы так спокойно решаем ее судьбу без особого участия с ее
Скалаев в очередной раз одарил меня холодным взглядом, который не сулил мне ничего хорошего. Но уходить не спешил, напротив, придвинулся еще ближе к сцене, на которую с грацией лани взобралась Алиса.
Гости, до этого хаотично разбросанные по залу, начали тоже подтягиваться, будто с появлением на сцене Алисы, там включился огромный магнит. Марат смотрел на них безрадостно и даже с некоей долей раздражения. Что ж, если он хотел приватный танец, надо было только попросить, уверена, Алиса бы ему не отказала. Теперь поздно пить боржоми, Скалаев.
Я бы могла злорадствовать бесконечно, но Алиса начала двигаться и какие-либо мысли из моей головы улетучились. Да, Булавин определенно не соврал, когда говорил, что танцы это ее стихия. Судя по выражению лиц остальных зрителей, все они сейчас думали о том же, о чем и я: “Скалаев попал”. С трудом оторвав взгляд от сцены, я посмотрела на Марата: этот танец явно был перебором для его нервной системы, мне кажется, он даже не дышал. Остается только удивляться, как это окружающих еще не снесло волной сексуального напряжения.
Сейчас был бы подходящий момент для Урицкого вернуть шутку про парфюм… кстати о подходящих моментах. По-моему, бдительность Скалаева как нельзя лучше усыплена. Думаю, даже если я начну подниматься на третий этаж в сопровождении военного оркестра, это не заставит его отвести взгляда от сцены.
Глава 45
Стараясь двигаться незаметно, я отделилась от толпы и пошла по направлению к лестнице. Железные ступени громыхали под моими ногами, хоть я и старалась наступать на них только носками туфель, но к счастью, музыка заглушала весь шум.
Проходя мимо пролета второго этажа, я услышала весьма характерные звуки, доносящиеся из-за закрытой двери… Что там Диана говорила про этот этаж? Комнаты для гостей? Судя по всему, некоторые гости сейчас активно пользуются гостеприимством хозяина.
Добравшись до конца ступенек, я оказалась в темном коридоре. Освещения здесь не было, но я смогла разглядеть две двери. Решила начать с дальней, дернула за ручку и застыла на пороге огромной спальни. И несмотря на то, что сама же говорила Булавину, что не рассчитываю найти ничего полезного в спальне Марата, я не сразу нашла силы сдвинуться с места и закрыть дверь. Помещение было огромным, одну стену полностью занимали окна от пола до потолка, но не современные панорамные, идущие монолитом, эти были с раскладкой на небольшие черные квадраты из старого дерева. Такое впечатление, что Марат абсолютно ничего не поменял со времен когда фабрика еще работала и здесь, наверняка, был какой-то цех. Только благодаря огромным окнам и лунному свету, проникающему сквозь них, я смогла разглядеть интерьер, потому что он был абсолютно черным. Низкая черная кровать с черным же постельным бельем, бетонный потолок и небрежно выкрашенные стены. Но удивляло не это, по обе стороны от кровати стояли четыре огромных горшка с цветами, хотя язык не поворачивался назвать этих зелёных гигантов так, то что росло в них было скорее похоже на деревья или хотя бы кустарники. Создавалось впечатление, что несмотря на огромные размеры помещения, Скалаев боялся, что ему будет недостаточно кислорода.
На секунду я запаниковала услышав шаги за спиной, но почувствовав знакомый запах мяты и кожи, я расслабилась и не оборачиваясь, сказала:
— Впечатляет, да?
— Думаю, на это и был рассчет. Как говорится, чем больше девушку впечатлишь, тем шире у нее раздвинутся ноги.
В голосе Урицкого слышался
скепсис, но взгляд от огромной кровати он, тем не менее, не оторвал. Я хотела уточнить где учат таким житейским мудростям, но в этот момент с кровати раздался злобный рык и показалась темная голова с острыми ушами. Вспомнив свою теорию о вампиризме Скалаева, я уже приготовилась к нападению оборотня или какого другого магического животного, но запоздало поняла, что это собака. Черная, разумеется. Я облегченно выдохнула и прошептала:— Это всего лишь доберман.
— Всего лишь? — зашипел на меня Урицкий и схватив мою руку, медленно оттащил от двери и аккуратно закрыл ее.
— Ну, моей первой мыслью было, что спальню Марата охраняет оборотень или вурдалак. Поэтому да, “всего лишь доберман”.
Глеб посмотрел на меня с сомнением, будто прикидывая, действительно ли у меня такой хреновый юмор или все же пора звать санитаров, но вслух ничего не сказал.
За второй дверью оказалось помещение поменьше, скорее всего здесь раньше был чей-то кабинет. Не удивлюсь, если и массивный деревянный стол остался от прежнего хозяина. Кроме стола из мебели здесь было только кожаное кресло и книжная полка у стены, на которой разнокалиберные книги стояли вперемешку с папками. Я решительно переступила через порог и направилась к столу, в надежде, что ящики не будут закрыты на ключ. Два из них, действительно, легко поддались когда я потянула за ручки, но содержимое меня разочаровало: стопка счетов, платежных документов и длинный провод, судя по всему, от ноутбука. Но самого компьютера не было. А вот нижний ящик был заперт на ключ и пошарив вокруг, я даже провела рукой по внутренней поверхности столешницы, в надежде что Скалаев в детстве смотрел те же детективные сериалы что и я. Но нет, дерево было абсолютно гладким, никаких ключей, приклеенных скотчем.
Я направилась к книжной полке, провела рукой по потрепанным корешкам книг — много классики, пару книг по экономике и одна полка полностью заставлена книгами по юриспруденции. Но сейчас меня больше интересовали папки, хоть я и понимала, что Марат должен быть полным идиотом чтобы держать здесь компрометирующую информацию, я решила довести дело до конца. На то, что я обнаружу папку с надписью “откуда у меня появились деньги” я даже не мечтала. К четвертой папке я поняла, что мне придется признать фиаско, если Марат и промышлял работорговлей или каким-то другим незаконным бизнесом, информацию об этом он тщательно прятал. Удивительно, да?
Под насмешливый взгляд Урицкого, я тяжело вздохнула и поставила папку на место.
— Каков план Б, Шерлок? Привяжем Скалаева к стулу и будем пытать? Или признаем, что детектив из тебя так себе?
— Я никогда и не говорила, что я хороший детектив. Зачем ты вообще пошел за мной? Чтобы злорадствовать?
— Если честно, я рассчитывал что кто-то попытается войти в кабинет и нам, в лучших традициях шпионских фильмов, придется изображать горячий поцелуй, чтобы сбить их с толку. Что? — он заговорщицки мне подмигнул. — Только не говори, что ты об этом не думала.
— Разумеется, не думала, — соврала я и провела языком по пересохшим губам.
Ухмыляться Глеб не перестал, но за движением моего языка следил довольно жадно. И вдруг, услышав тяжелые шаги со стороны лестницы, воздел глаза к потолку, пробормотал “наконец-то” и с силой притянул меня к себе.
Шок от столкновения с его горячим телом тут же затмило ощущение мятной прохлады на моих губах. Его настойчивый язык проник в рот и все здравые мысли разом улетучились, а в животе вспыхнуло пламя.
— Придурок, — прошептала я, жадно обхватывая его руками.
Сквозь барабанную дробь собственного пульса я услышала тяжелые шаги за дверью, кто-то спешно прошёл мимо, будто бегом и затем звук открывающейся и закрывающейся двери и снова тишина, в которой слабым эхом доносится музыка с первого этажа. И в этой тишине я отчетливо слышу как бьется сердце Урицкого, или даже не столько слышу, сколько ощущаю, потому что его грудь плотно прижата к моей и я всерьез начинаю опасаться за его здоровье. Да и мое собственное сердце трепещет в груди, словно пытающаяся вырваться из клетки птица и я, прилагая огромные усилия воли, отодвигаюсь от Глеба и хриплым голосом произношу: