Друг

– Все понятно, – сказал Палач охраннику, – выключай свою шарманку. Все, что я хотел увидеть, я уже уви…

Охранник собрался было выключить воспроизведение, но вдруг… из «БМВ», стоящего рядом с «пежо», резво выскочила рука и уперлась Олегу Реброву в поясницу. В руке был пистолет.

* * *

За кассету Палач заплатил охраннику двести баксов. Не слишком дешево, если исходить из того, что интересовало Палача всего тридцать семь секунд записи из шести часов… Ничтожно мало, если исходить из реальной стоимости кассеты. С экрана телевизора прочитать номер «бээмвухи» не удалось. Тогда фрагмент видеозаписи перевели на жесткий диск, и «пентиум», снабженный платой «видеобластер», в несколько раз увеличил изображение номерного знака.

Если бы съемка велась бытовой видеокамерой, получить приемлемое качество изображения, вероятно, не удалось бы… Но система «сони», способная работать при освещении около одной сотой люкса [3] , обладающая высокой разрешающей способностью, сделала свое дело. Картинка получилась вполне читаемой.

Номер «БМВ» пробили по картотеке ГАИ. Машина была зарегистрирована на гражданина Плещинского Станислава Яновича, 1957 года рождения, проживающего по адресу Лесной проспект, 17… все стало ясно.

3

Люкс – ед. освещенности.

* * *

Плешивый положил в портфель гранаты, щелкнул замками. Ехать на встречу с тольяттинскими не хотелось. Но деваться некуда. Он вздохнул, подошел к двери и осмотрел в глазок площадку: пусто. Вышел, закрыл обе двери на три замка, пошлепал вниз по лестнице.

Настроение у Плещинского было поганым. Когда Рука со своими бойцами прилетел в Питер, говорил: мы, мол, все сами решим, брат. Ты, мол, нам только стволами подмогни и дай наводку на человека… А потом пошло-поехало. То им машину предоставь, то сам за извозчика садись… Город они, видите ли, худо знают. А худо знаете – так сидите в своем засранном Тольятти…Но Руке так не скажешь. Пришлось возить, показывать. Помогать с захватом Савелича. В результате влетел в мокруху… нормально, да? Потом достал им радиостанции, потом гранаты эти, век бы их не видеть… Погано все! Ох, как погано. Чует сердце – добром не кончится.

Станислав Янович Плещинский, известный также как Поляк, или Плешивый, вышел из подъезда, поздоровался со старухами на скамеечке под навесом. Шел дождь, но зонт Плешивый раскрывать не стал – до машины всего-то метров пять.

Он аккуратно поставил портфель на переднее пассажирское сиденье и даже прихватил его ремнем безопасности – гранаты, век бы их не видеть!… ладно, кончится все – поставлю свечку в церкви… Плешивый запустил двигатель, прислушался к ровному бормотанию дизеля и тронулся с места. Когда въехал под арку, с улицы навстречу ему вкатился задним ходом грузовичок-фургон. Плешивый включил дальний свет и просигналил. Фургон остановился, вспыхнули малиновые стоп-сигналы. Плешивый снова просигналил. Сзади к его «бээмвухе» подкатил «жигуль». Фургон стоял, и не думая двинуться с места. Совсем оборзели, подумал Плешивый. Сзади начал сигналить «жигулёнок». Двигатель фургона заглох, водитель вылез из кабины, развел руками… Вылез, матерясь, и Плешивый из салона «БМВ». И из «жигуля» вылезли два злых мужика.

– Ну, что там? – сказал один.

– Да вот, – ответил Плешивый, – заглох мудак на «ГАЗели».

– Это я – мудак? – спросил водила агрессивно, направляясь к Плешивому. Станислав Янович нервы имел крепкие. И три сидки за спиной. Шоферюгу этого он ни хрена не боялся.

– Ты! – сказал он. – Мудила с Тагила. Купи себе велосипед.

– Это точно, – поддержал его сзади водитель «жигуленка». Потом он опустил кулак на затылок Плешивого и подхватил падающее тело. Скомандовал шоферюге с «ГАЗели»:

– Что стоишь? Открывай ворота.

Водила опустил задний борт, откинул брезент. Тело Плешивого забросили внутрь. Его «БМВ» отогнали в переулок, осмотрели бардачок, багажник, изъяли портфель. Под аркой стало пусто. Только удушливый запах выхлопа висел некоторое время, но и он развеялся.

* * *

Очнулся Плешивый на бетонном полу. Болела голова, и во рту было мерзко от эфира, которым его попотчевали.

– Выспался, Поляк? – произнес кто-то над головой. И засмеялся. И еще два или три голоса подхватили. Смех отзывался в затылке. Людей Плещинский не видел, видел только ноги и серый, пыльный пол. Он попытался сесть, опираясь на руку, но голова закружилась, его повело и он снова упал. Над головой опять засмеялись. Издевательски, злорадно.

– Поднимите его, – сказал кто-то. – А то он так и будет тут валяться, как Ванька-встанька.

Сильные руки подхватили его, дернули вверх. В голове как будто бухнул многопудовый колокол. На несколько секунд Плешивый оглох и ослеп… Его вытошнило. Голоса взорвались недовольно: урод! сука! козел! – но он не понимал, что они говорили.

Когда он пришел в себя во второй раз, стало, казалось, несколько легче. Но пришел страх.

– Очухался, Поляк? Или тебя лучше называть Плешивым? – спросил тот самый человек, который дал команду его поднять.

– Ты… кто?

– Неважно, – ответил Палач. – Важно, чтобы ты осознал свое положение и рассказал, за что ты убил Савелича.

– Я ничего не знаю, – сказал Плешивый, понимая уже, что говорит ерунду, что дело дрянь и рассказать все равно придется… А свечку в церкви – наоборот – ставить уже не придется.

– Ну? Зачем грохнули Савелича?

– Это не я, – сказал Плешивый. – Не знаю ничего. Ошибка какая-то.

– Слушай внимательно, Поляк. Стоянка возле «Оклахомы» контролируется видеосистемой. Мы получили контрольную запись. Именно твоя «бээмвуха» участвовала в деле. Именно на ней увезли Савелича… И ты мне будешь пургу мести, что ты ничего не знаешь?

Слова Палача звучали приговором. Плешивый понимал это хорошо. Голова у него болела, сосредоточиться было очень трудно, но смысл того, что сказал Палач, он понял сразу… понял, что врать бесполезно, что приговор уже вынесен и обжалованью не подлежит.

– Что молчишь? – раздался голос. Плешивый поднял глаза на говорившего. Его глаза стали тоскливыми.

– Все расскажу, – произнес он. – Жизни не лишайте… а?

* * *

Плешивый вывел Палача на хату, где отсиживался Рука с бригадой… Он очень хотел жить и надеялся, что предательством спасет свою шкуру. Впрочем, надежда была слабой. Но все же была.

Тольяттинские «гости» жили в двухкомнатной квартире хрущевской пятиэтажки на улице Бутлерова. Жили скромно – почти не употребляли спиртного, не заказывали девок. В Санкт-Петербург они прибыли ради мести, и всякое «баловство» было под запретом. Так решил Рука, и его слушались.

План уничтожения Сына был уже утвержден, и теперь дело осталось за малым – чтобы Плешивый достал гранат.

«ГАЗель» и «Жигули» с Палачом, пятью боевиками и Плешивым остановились у противоположных концов дома.

– Здесь, – сказал Плешивый. – Средний подъезд, квартира сорок восемь, на втором этаже…

Бомбила произнес:

– А чё? Место хорошее, тихое.

Палач сплюнул в опущенное стекло двери и ответил:

– Мудак… В сотне метров ментура, шестьдесят второй отдел. Менты будут здесь через минуту после первого выстрела. Здесь негоже, враз накроют.

– А-а, – сказал Бомбила, – я не знал.

– Такие вещи надо знать, сынок. Если готовишь акцию, место нужно подробно изучить… Мы по-другому сделаем. Не здесь и не сейчас…