Другая дверь
Шрифт:
Митя помолчал, видимо, скорость выводов, которые выпаливал Прохоров, была для него слишком велика.
Потом посмотрел восхищённо на Славу:
– Я же говорил, ты – умный, барин… – потом, подумав, сказал, – только всё было не так…
– А как?
– Иоганн, а это швейцар, который вот тогда как раз и работал, когда тебя украли, – пояснил Митя в ответ на недоуменный взгляд Прохорова, – живёт рядом со мной. Я его встретил в тот вечер, он и говорит, что, дескать, твоего барина какие-то двое увезли, значит. Ну, я в отель, спросил у портье тогдашнего, Фрица, что тут было-то? Он говорит, не понравилось ему, как те двое с тобой разговаривали… Я ему – что ж ты не помог? А
Он довольно точно мимикой и жестами изобразил того Фрица, что дежурил в день похищения.
– Ну, я к Иоганну – как уходили или уезжали? Он говорит, Готлиб увез. Они, те двое уехали, потом сразу приехали обратно, пошли в отель, потом с тобой вернулись и опять уехали…
– И ты нашёл Готлиба? – скорей даже не спросил, а утвердительно сказал наш герой. – И он рассказал, куда мы отправились… А дальше?
Ему этот момент был понятен, не ясно только, как они нашли вот эту заброшенную фабрику. Даже не её, а вот то самое место, где его держали, потому что корпусов здесь было не меньше пяти, и поди знай, где именно устроили себе берлогу московские бандюки. Машина сюда бы не прошла – рельсы кругом, а значит, и рассказать, где именно его искать, Готлиб не мог. Слава сам смутно помнил, как они сюда добирались, видно, страх сковал тогда сознание, а отсутствие малейшей надежды на помощь довершило своё дело.
Митя несколько секунд смотрел на своего «барина», то ли переживая, что его прервали, то ли пытаясь понять, что имел в виду Прохоров своим вопросом. Вообще, Слава начинал понимать, что насколько житейской сметки Мите было не занимать, настолько он с трудом справляется с оформлением своих мыслей в слова, да и вообще с любыми логическими построениями.
– А дальше… – «переводчик» почесал кончик носа и продолжил решительно, – Готлиб привёз нас сюда, и мы тут несколько дней ждали, когда они за тобой придут, несколько дней…
– А с чего вы решили, что я вообще жив?
– Так Готлиб этого, которому Ванятка башку в кровь разбил, сюда ещё раз привозил… – удивился такой непонятливости Митя.
– Один раз? – удивился Прохоров. Потом понял, что сейчас последует вопрос, о чём он говорит, и, упредив его, объяснил. – Так этот, которому Ванятка башку разбил, сюда не один раз приезжал…
– Знаю… – пожал плечами «переводчик», – только однова нас не было, не сообразили разом, что надо тут всегда сидеть. А другой раз Ванятка отлить ходил, да и пропустил этого-то, отлить ходил… Уже на обратном пути увидел…
– А сегодня почему вы вдвоём оказались? – допрашивал его Слава. – Хорошо, конечно, повезло мне, что вы оба тут были, но почему?
– Так мы же с Готлибом договорились, что он, если этих сюда привезёт, так за нами и поедет… А он ещё и подсмотрел, куда они пошли… Ну, в какую сторону пошли…
– Так вас поначалу здесь вообще никого не было? – выдохнул Слава, представив себе возможный исход сегодняшнего вечера.
– Конечно… – удивился Митя. – Чего тут сидеть-то, если мы с Готлибом по рукам ударили?
– А если бы они на другом такси сегодня приехали, – спросил Прохоров, – что тогда?
Митя уставился на говорившего, пытаясь переварить такую сложную конструкцию, но Прохоров не стал ждать, когда это произойдет, а задал последний волновавший его вопрос:
– А с чего вы меня вообще искать начали? Может, это просто мои знакомые были?
– Ты же говорил – сторожить тебя надо… – ответил Митя.
Во двор фабрики между тем въехала полиция.
70
Следующую неделю Слава провёл в почти растительном состоянии.
Выбрался
на улицу он почти под самый Новый Год…А до этого целыми днями лежал в постели, ел какие-то бульоны, которые приносили ему то Митя, то Франц, то Иоганн.
Постепенно переходя на нормальную пищу…
Как стало понятно к вечеру того дня, когда Ванятка с «переводчиком» его спасли, недельное (а его продержали на цепи даже чуть больше) заключение, не прошло ему даром.
Он плохо ходил и ногами и, извините за подробности, на горшок, голова часто болела, а спина просто отказывалась служить. Вызванный врач осмотрел больного, поцокал языком и прописал «лежать» и пить какую-то пахучую дрянь. Первое средство пациент выполнял почти безукоризненно, да и нарушать его сил почти не было. А второе аккуратно сливал в туалет, потому что, даже если бы и верил в микстуру, то принять её всё равно не мог – тут же вырвало бы.
Поэтому спину лечил лежанием и сидением в кресле, лёгкими упражнениями по совету одного приятеля-врача, а желудок – бульонами, овощами и фруктами. Сначала протёртыми, потом сырыми…
Частично его угощали новые знакомые, частично сам заказывал тем же знакомым, и они приносили болящему…
Как выяснил Слава ещё там, на фабрике, ему повезло – практически все его деньги остались в номере, в саквояже, куда он их сунул на автомате. Это было одно из упражнений, которыми Прохоров спасал сам себя от схождения с ума – вспомнить разные мелочи. Так и тут, обнаружив отсутствие денег, наш герой заставил себя вспомнить, куда он их дел.
И напрягая память, вызвал оттуда картинку – его собственная рука запихивает деньги в боковой карман саквояжа.
Зачем он это сделал, прекрасно зная, что в конце двадцатого – начале двадцать первого века ничего ценного оставлять в номере никакой гостиницы не стоит, сегодня уже не вспомнить.
Сунул, и всё…
Там, на фабрике, это открытие не произвело на него ни малейшего впечатления – зачем деньги, даже очень большие (а там таких и в помине не было) – трупу? Просто упражнение выполнено, и всё…
А вот, когда он воскрес (а Слава считал день освобождения своим вторым днем рождения, тем более что и произошло всё в канун Рождества), рубли и марки очень даже пригодились…
Хозяин отеля в знак сочувствия предоставил ему своеобразную скидку – он не стал взимать плату за то время, которое наш герой провел на фабрике. Но вот питание – нельзя же было жить за счет Мити и других приятных людей…
Кроме того, Прохорову пришлось заказать себе полностью новый костюм – от белья (Слава замучился объяснять «переводчику», как выглядят трусы, но всё-таки победил) до пальто и котелка. Ведь старый был безнадежно испорчен немытым телом, отходами жизни – не загадил, так провонял, а ещё длинным лежанием на каком-то поганом и не сильно чистом тряпье.
Короче, вещи все свои он отдал Мите, а себе заказал новые. Что сделал парень с его одеждой, наш герой не имел ни малейшего представления, но однажды, глядя на пришедшего навестить его Ванятку, показалось Прохорову, что на том – бывшая его рубашка…
Ну, не продал же, скорее подарил, если так…
А ещё его лежание в номере было наполнено воспоминаниями. Поскольку занять себя ему так и было нечем, он всё свободное (а было у него такого навалом) время занимался тем, что в мельчайших подробностях восстанавливал в памяти недавние и такие далекие события. Читать, конечно, можно было – прочный кожаный футляр спас очки от всех упражнений на фабрике, но по-немецки Прохоров не понимал, а попросить у Мити боялся. Страшно было даже представить, что принесёт ему «переводчик» в ответ на такую просьбу…