Другая дверь
Шрифт:
Остались всего две точки, если огромные и не очень огромные страны можно назвать точками – Америка и Австралия. Но тут кто-то в разговоре упомянул Новую Зеландию, и это всё решило. Америка не подходила нам, как одно из мест, где к тому времени уже существовала обильная русская эмиграция, а, хотя я пока не успел об этом написать, нежелание общаться с большой частью наших соплеменников во многом двигало нас к «перемене мест».
Австралия в свою очередь также пугала населением: представление о том, что тебя окружают почти исключительно потомки каторжников и иных не менее приятных представителей уголовного мира, никакого энтузиазма в нас не вызывало.
Поэтому идея с Новой Зеландией показалась решающей все проблемы. В одной из книг, посвященных этой стране,
Нет, понятно, что в США есть не только Нью-Йорк, но и какой-нибудь Спрингфилд, штат Огайо, где, скорее всего, о русских никто в то время даже не слышал, но ведь ничего не мешает предположить, что именно там обосновалось какое-нибудь существо, подобное тому, что описано в первой главе нашего сочинения. Как избавиться от общения с таким «чичероне», если на много миль вокруг вы и он единственные соплеменники? Конечно, с подобной ситуацией можно столкнуться и в Новой Зеландии, но где выше шанс встречи с медведем – в лесу под Москвой или в зоопарке?
И сравнение с Австралией по злободневному для нас поводу было в пользу Новой Зеландии. Туда никогда не ссылали преступников, все жители этих островов, кроме аборигенов, приехали на острова сами и были добропорядочными бюргерами (если так можно назвать представителей английского среднего класса, но уж больно подходит это слово для описания тех персонажей, что мы имели возможность вскоре созерцать – крупные, краснолицые мужчины с трубками в зубах и в неизменных шляпах) или их потомками. Да, знали мы и о «золотой лихорадке», охватившей эту страну недавно, знали, что туда хлынули всевозможные авантюристы со всего мира. Но из тех же книг, а прочесть (и еще больше проглядеть) их пришлось немало ещё до отъезда, мы также знали, что болезнь эта фактически побеждена. Причем хиной для неё послужило то, что (как часто в жизни бывает) её и породило. А именно само золото, точнее его отсутствие, оно просто кончилось, и поток «чичероне» развернул свое движение в противоположную сторону, искать ещё «не излечённых» от этой болезни земель. Понятно, что кто-то из них остался и на месте, но малосимпатичные люди есть везде, не повод же это для того, чтобы затвориться в скиту или спрятать себя навечно в таёжной заимке.
Наверное, в жизни всё-таки в подобной ситуации и при решении похожей проблемы важнее частота феномена, чем простое его наличие.
Конечно, внимательное чтение дало и некоторые отрицательные сведения об этой стране. Мне, например, не пришлось по вкусу, что в Веллингтоне каждый месяц происходят несильные, но землетрясения.
Да и кому это понравится?
Только, кто сказал, что мы непременно должны жить в столице? Надо просто выбрать крупный город, находящийся не в столь сейсмически опасной зоне. Решать мы собирались на месте, и, исходя из прочитанного, колебались между Оклендом и Крайстчерчем.
Хуже оказалось другое: в одной из книг попалась фраза – «потребление пшеничного хлеба на душу населения такое-то (а никакого другого жители Новой Зеландии не едят)». Вот тут я по-настоящему расстроился, потому что очень люблю именно ржаной хлеб.
Но с другой стороны – надо же чем-то жертвовать? Идеальных ситуаций не существует, а если бы существовали и были достижимы, мы бы давно выродились и вымерли. Должно же быть и на этой сверкающей картине хотя бы одно тёмное пятно…
Потому что во всём остальном, если судить по книгам, Новая Зеландия представала, как страна, в которой всем, скажем так, не хорошо, а лучше всех в сегодняшнем мире. Первое на белом свете всеобщее избирательное право, включая женщин и аборигенов, первое в мире обязательное начальное образование, а также пенсионное обеспечение поголовно для всех жителей, четыре университета и двести газет и журналов.
Ну, последнее меня несколько напрягло, зачем населению чуть меньше миллиона столько газет? «Уж лучше на погост, – чем
в гнойный лазарет чесателей корост, читателей газет!»– Но зато погода прекрасная, – утешал я себя – на Северном острове среднегодовая температура плюс восемнадцать, да ещё и вечный бриз, который не даёт жаре душить вас.
В общем, все книги, которые я прочел, представляли Новую Зеландию как настоящий земной рай, поэтому, сходя на берег, я имел отвратительное настроение и самые дурные предчувствия».
Слава дочитал до этого места, поднял голову, чтобы обдумать прочитанное и размять затёкшую шею и увидел прямо напротив себя «ботана», «студента», в общем, того самого персонажа, который за последние часы уже дважды встречался ему. Персонаж сидел неподалёку, пил молоко (молочный коктейль?) и посматривал на него.
8
Это уже становилось интересным…
Слава родился, вырос и жил в стране, в которой, чтобы выжить, особенно с профессией, запрещённой в течение большого куска его жизни, нужно было постоянно сканировать окружающее на предмет опасности. А когда опасность от ментов миновала и объявили всеобщую свободу, жизненно необходимым сканирование осталось, только теперь смотреть надо было не ментов, а бандитов. Потом бандиты почти все исчезли, которые ушли в депутаты, которые легли на кладбища, которые подались в менты или под ментов, но старая привычка была всё ещё в большом спросе – только теперь бдеть приходилось и тех, и других, да и не всегда получалось их различать. В общем, довольно большой, во всяком случае по протяжённости, опыт в деле сканирования окружающего пространства у Прохорова был.
И по этому опыту встретить незнакомого человека три раза подряд в течение пары часов ничего хорошего не сулило. Ну, кроме тупых вариантов замкнутого пространства – театр, вагон поезда, кабак, в который не пообедать заскочил, а сидишь отмечаешь чей-то день рождения.
Ни того, ни другого в наличии не имелось – кабаки (первый и третий случай) были разные, а перекрёсток можно считать замкнутым пространством разве что в какой-нибудь компьютерной игре, да и то очень древней.
По законам Славиной жизни, если ты несколько раз встретил человека вот так, неординарно, значит, человек этот с девяностопятипроцентной вероятностью имеет к тебе что-то. И хорошо, если дело. Скорей всего, тебя пасут, а вот кто и зачем – догадайся, мол, сама…
Прохоров ещё раз взглянул на «студента». Тот, почти не скрываясь, опять посмотрел на нашего героя, потом перевёл взгляд на стоявший на столе нетбук, опять уставился на Славу.
Что за притча?
Опасности от человека не исходило, не тот тип, да и кто и зачем мог Прохорова сегодня преследовать или искать? Никаких хвостов за ним не числилось, дела с Горохом он разрулил, человека для описания библиотеки нашел, грёбаный «бизнесмен» сам подтвердил, что никаких претензий к Славе не имеет.
Единственно, кого сегодня мог заинтересовать наш герой, так это каких-то бандюков, откуда-то прознавших про немалую сумму наличными, которая образовалась у него после продажи Володиного имущества. Потомки, получив огромный куш официального наследства и страшно боясь наличных, не взяли у него ничего, так что денег оказалось весьма немало.
Но ведь большая часть их лежат дома, в Москве, в надёжном месте. Слава взял с собой только пятьдесят тысяч, которые уже в большой степени истратил. Да и вёл себя аккуратно – нигде и никогда больше ста евро или долларов не светил – откуда кому-то знать, что у этого русского есть деньги?
Гайки с пятикаратником у него на пальце нет, ездит он на обычном такси, а не на двадцатиметровом лимузине, в купании девочек в ванной с шампанским замечен не был – зачем он кому-то?
Да и кто может быть таким идиотом, чтобы посчитать его, Славу, законченным идиотом и послать по его следу вот этого идиота? Мало того, что он всё время светится перед пасомым, так ещё и просто ничего не видит, что было хорошо заметно там, на перекрестке, с картой. Вот и сейчас «студент», несмотря на сильные очки, близоруко щурился, глядя на свой комп.