Другая Грань. Часть 2. Дети Вейтары

Слуги купца забрали опустевший котёлок и утварь, и пошли прочь с корабля. Вместе с ними ушли Вен и один из стражников. Второй стражник присел возле сходен, вполглаза наблюдая за юными рабами.

— А чего это они пошли? — поинтересовался Серёжка, поднимаясь на локте.

— Как — чего? Им тоже жрать надо, вот и пошли, — разъяснил Лаус. — А мы пока отдыхаем. Всё равно сразу после еды тяжести таскать нельзя, а то кишки в пузе завернутся и сдохнешь.

Про что-то такое Серёжка слышал, но не верил. Как выяснилось, не верил не только он один.

— Болтают это, — убеждённо заявил Ринк. — Мне отец рассказывал, на шахте раз обвал был. Они только обед съели — а тут обвал. Двоих завалило. Ну, бросили всё и принялись откапывать. Не ждать же, пока время пройдёт, правильно? А это, между прочим, потруднее, чем суда разгружать. И ни у кого ничего не было.

— Про шахты это ты у нас знаешь, — не стал спорить Лаус. — А только доктор не из доброты душевной нам передышку даёт.

— Это верно, — согласился Данни, — дождёшься от него доброты, как снега посреди лета.

— А нам, — Лаус хрустко потянулся всем телом, — сейчас всё едино, ради чего, лишь бы отдохнуть.

Серёжка согласно кивнул взлохмаченной головой: такую позицию он разделял целиком и полностью.

— Ты вот лучше скажи, Шустрёнок, ты ещё что-нибудь такое делать умеешь?

— Какое — такое?

— Ну… — вожак на мгновение задумался. — Необычное. Чего другие не умеют.

— У нас в деревне многие ребята так прыгают.

— А здесь — нет. Вот Данни — у моря вырос, а так красиво прыгнуть не может. Верно?

— У нас в Лайвере берег низкий. Ни скал, ни обрывов, — недовольно проворчал подросток.

Морон саркастически хмыкнул, но на него никто внимания не обратил.

— Может, ты ещё какие представления умеешь делать? — не отставал Лаус.

— Да какие представления? — Серёжка перевернулся на живот, оперся обоими локтями на палубу и положил подбородок на ладони.

— Ну, по канату ходить, жонглировать…

— Не, не умею.

— Огонь глотать…

— Скажи уж сразу — меч, — усмехнулся мальчишка, вспомнив виденные по телевизору цирковые номера. — Не ем ни того, ни другого. И фокусов показывать не умею.

Вообще-то фокусы показывать он как раз умел. Но только с картами, а где здесь взять карточную колоду?

— Зато акробатика у тебя хорошо получается, — похвалил Биньниг.

— Разве это хорошо? — честно оценил себя Серёжка. В гимнастической секции он, наверное, был бы худшим. Но в этом мире для всего существовали свои мерки.

— Очень даже хорошо, — упорствовал подросток. — Тебя, наверное, Вен будет учить на руках ходить.

Мальчишка усмехнулся.

— А зачем учить? Это я как раз умею.

— Честно?

— Я что, врал когда-то? — обиделся Серёжка.

— Вечером покажешь?

— Да хоть сейчас.

— Сейчас не нужно, — охладил его порыв Лаус. — Нам ещё работать и работать. Силы береги. Лучше вечером.

Мальчишка смутился. Наверное, некрасиво было хвастаться своим умением перед усталыми ребятами. Ему-то работа досталась самая лёгкая. Правда он младше, и мышцы у него после вчерашнего болели. В смысле, с утра болели. А сейчас боли почти не чувствовалось. Втянувшись в работу, Серёжка как-то совсем забыл о ней, а она словно обиделась и ушла. Так, осталось какое-то слабое неприятное ощущение, не более того.

Разговор сам собой увял. Серёжка, чтобы ненароком не обгореть, перевернулся на спину, закинул за голову руки и зажмурил глаза. Можно было представить себе, что ты дома, лежишь и загораешь, например, на крыше сарая.

Зимой Тошка какую-то книгу прочёл, там один мальчишка загорать ещё ранней весной начал. Ещё снег не везде стаял, а он на крышу сарая — и загорать. Дерево-то быстрее земли прогревается. К началу лета был уже коричневым.

Ну а они, спрашивается, чем хуже? Вот и стали в этом году друзья ещё в солнечные апрельские деньки шастать то в Серёжкин, то в Тошкин огород. Получилось как нельзя лучше: и тайну сохранили, и загорели на славу. На Первомай папа удивлялся: "Что-то быстро на тебя, Серёга, в этом году загар липнет!"

— Вставай! За работу!

По умению появляться в самое ненужное время Вен, наверное, себе равных не имел во всём этом мире. Пришлось вырваться из плена воспоминаний и снова ворочать тяжёлые бочки. На этот раз в паре с Тино. Потом Тино сменил Морон, а того — Кау. Рыжий повёл себя немного странно: сначала всё время смотрел куда-то в сторону, а потом, когда они спустили бочку вниз и катили её по пирсу, вдруг спросил:

— Слышь, Шустрик, а ты правда на меня больше не злишься?

— За навоз? — уточнил Серёжка.

— Ага, — смущённо подтвердил Кау.

Мальчишка сделал короткую паузу, а потом честно ответил:

— Не злюсь. Раз уж мы теперь одна команда, то чего злиться. Тогда уж надо было отказываться. А соглашаться и злобу таить — это нечестно.

— Странный ты какой-то со своей честностью, — признался рыжий.

В Серёжкиной памяти всплыл странный сон, приснившийся во время морского путешествия.

— Я — Серёжка Яшкин, такой, какой я есть. И другим быть не хочу.

Кау обречено вздохнул, но в сторону больше не косил, видимо, поверил, что прощён.

День всё сильнее клонился к вечеру. Бочки кончились немного раньше мешков.

— Давай, мешки таскай, — хмуро велел Вен вернувшемуся Кау и покосился на стоящего рядом Серёжку.

Мальчишка не знал, что делать. С одной стороны, хотелось помочь ребятам. С другой, разгрузка вымотала его до предела. Сейчас он искренне не понимал, как мог несколько часов назад предлагать Лаусу продемонстрировать ходьбу на руках. Теперь его и ноги-то еле держали. К тому же, будь он даже в полном порядке, всё равно мешки были для него явно тяжеловаты.

"А пусть сам решает", — осенило вдруг парнишку. — "Прикажет таскать — чёрт с ним, потащу".

— А мне что делать… господин доктор? — вкрадчиво поинтересовался Серёжка, одарив Вена наивно-простодушным взглядом.

В глазу надсмотрщика на мгновение мелькнуло разочарование. Мелькнуло и сразу исчезло, так что мальчишка даже не понял: было ли это на самом деле или ему только показалось.

— Я что третьего дня говорил? Тебе не силу упражнять, а гибкость. Забыл? — сурово спросил доктор.