Другая Грань. Часть 2. Дети Вейтары

— Кеббан. Уж он-то точно знает, кому продал Серёжку.

— Несомненно. Только одна беда: он, как ты сказал, находится в тюрьме в ожидании смертной казни, — заметил Наромарт. — Как ты предлагаешь до него добраться?

— Пока что не знаю, — честно признался Йеми.

Мирон раздраженно забарабанил пальцами по еловой столешнице.

— Думаем, думаем. Нужны идеи.

Теперь Женьке это смешным уже не казалось. Мир, в который он попал, оказался намного жестче его родного. Да, местных жителей можно было считать дураками, идиотами, историческими недоразумениями и так далее, но правила жизни в этом мире определяли они. А пришельцам оставался небольшой выбор: либо погибнуть, либо обыграть местных по ими же установленным правилам, которых толком никто не знал. И здесь любая идея будет нелишней.

Идея у Женьки была, только сказав её, он подставлял Наромарта. Не сказав — подставлял Серёжку. Выбирать между ними было довольно сложно. Наромарт, как ни крути, спас Женьку от Зуратели и не бросил в трудную минуту. Приднестровский же сын полка — не более, чем случайный встречный. Никто, и звать его никак. Но, с другой стороны, проблемы эльфа, скорее всего, ограничатся ещё одним выяснением отношений с упёртым вампироненавистником Йеми, а Серёжка, при такой способности собирать неприятности на свою шею, как о нём рассказала Анна-Селена, вполне способен довести дело и до собственной казни. С рабами тут никто церемониться не станет, это Женька давно понял. По всему выходило, что Серёжку надо выручать и идею высказывать, но подросток медлил, надеясь, что что-нибудь предложит кто-то из взрослых. Или скажет что великий суперразведчик.

Но Сашка молчал. Ничего в голову не приходило и остальным. И, когда Мирон хотел, было, уже признать, что до Кеббана им никак не добраться. Женька выпалил:

— Плащ!

— Что? — не понял Нижниченко.

— Плащ Наромарта. Ведь там, где держат Кеббана, есть хоть какое-то окно, правда?

Взгляды всех собравшихся устремились на кагманца.

— Я это не узнавал, но думаю, что выяснить не трудно. Но устроить ему побег, думаю, нереально: имперскую тюрьму усиленно охраняют.

— Не надо никакого побега, обойдется, — отмахнулся Женька. — Просто, Наромарт проберётся в его камеру и поговорит с ним.

— Окно наверняка маленькое и узкое. Или закрыто решёткой. Наромарт, хотя и худощавый, но пролезть в окно никак не сможет.

— Смогу, — улыбнулся чёрный эльф. — Волшебство моего плаща позволит мне принять облик летучей мыши.

Йеми на глазах помрачнел.

— Что-то не так? — удивленно поинтересовался Мирон.

— Летучая мышь — одна из форм, которую могут принимать вампиры, — глухо произнёс кагманец.

Наромарт огорченно вздохнул.

— Йеми, сколько раз можно говорить об одном и том же? Мне казалось, что перед входом в город мы закрыли этот вопрос.

— И потом, другого способа точно узнать судьбу Серёжи у нас всё равно нет, — поддержал Нижниченко. — А раз так, то нельзя отказываться от того единственного, который имеется.

— Иногда надо отказаться даже от единственного шанса: если он губит душу, — тихо и серьезно ответил Йеми. Нижниченко развел руками, не зная что сказать, и инстинктивно повернулся к Наромарту: эльф был каким никаким, а священником, а, значит, разговоры о душе были по его части.

— Я полностью согласен, Йеми, такое бывает, и бывает не так редко, как это может показаться. Но, прошу тебя: поверь, сейчас не тот случай. Имей ввиду, этот плащ был у меня, ещё когда я был простым священником и о магии даже не помышлял.

Откуда в голове всплыла фраза — Балис так и не вспомнил. Слышал где-то, вроде и забыл, а в нужный момент — вспомнилось.

— Попасть к Кеббану нам нужно не для себя, а для спасения попавшего в беду ребёнка. Знаете, в моём мире говорят: кто захочет сохранить душу — потеряет её, кто погубит её ради других — спасёт.

Он хотел ещё добавить, что своей душой готов пожертвовать хоть сейчас, но промолчал: звучало слишком высокопарно. Да и в существовании этой самой души он всё ещё сомневался, хотя происходящее в последнее время склоняло ему к тому, чтобы его признать.

Наромарт и Йеми недоуменно воззрились на морпеха: меньше всего они ожидали услышать от него слова о душе. Тем более — такие слова.

— Хорошо, — Йеми явно чувствовал себя неуютно, — пусть Наромарт попробует. Но сначала я постараюсь выяснить у стражи.

— Пожалуйста, — легко согласился чёрный эльф, — у тебя есть время до заката: раньше я всё равно не смогу воспользоваться силой плаща.

— Меньше, — вздохнул кагманец, — вечером мне идти вместе с благородным Олусом на приём к домне Ветилне. Но время прогуляться до ворот Тролля всё же найдется. Мирон, ты не поможешь мне собраться?

— Конечно, помогу.

— Саша и твоя помощь мне понадобится. Одолжишь кафтан, который купили в Плескове.

— Конечно, а зачем? Ведь у тебя есть своя одежда, достойная морритского лагата.

— А я сейчас не морритский лагат, — вставая, улыбнулся Йеми.

— Скажи-ка, любезный, а кто тут у вас старший?

Листиш недоуменно повернул голову на голос. Кто ж это тут такой любопытный нашелся?

Любопытным оказался молодой человек приятной наружности, богато, но как-то кичливо одетый. Отороченный мехом красный кафтан был коротковат и узковат — явно, с чужого плеча. На правой руке — массивный золотой перстень с красным камнем — не иначе как поддельным рубином, потому как настоящий рубин такого размера — это целое состояние. За широкий красный пояс небрежно заткнут небольшой топорик с круглым набалдашником на верхушке: значит, из благородных, жупан. И уж совсем нелепо смотрятся башмаки из черного бархата, которые только в Большом Заморье и носят. А в руке-то, в руке-то, так и мелькает между пальцами небольшой золотой кругляшек: местный восьмиградский льюк, что в этих краях идёт за половину имперского ауреуса. Это что ж за птица изволила тут приземлиться?

— А я и есть старший, твоя милость.

— Ты старший? Это что, осьминий что ли?

Всё непонятнее и непонятнее. Говорит незнакомец на местном наречии, слово «осьминий» знает, а вот произношение — северное. Странный тип, очень странный. Но… золотой кругляшек…

— Точно так, твоя милость. Листиш Длинноусый, осьминий городской стражи городской стражи — это я и буду.

"Длинноусый — это верно", — подумал Йеми. Сивые усы стражника и вправду свисали аж ниже подбородка.

— А скажи-ка мне, осьминий Листиш, — монетка, как и следовало ожидать, в конце концов, выпала из его пальцев. Упала недалеко — прямо в ладонь стражника. — Скажи-ка мне, а ты бы мог командовать не восемью воинами, а, скажем, тремя-четремя осмьмиями?

— Дык, это, — Листиш с сомнением почесал голову. — Тут ведь, твоя милость, дело такое: какие люди и что делать надо будет.

— Делать? А вот смекай, что надо делать. Дядя мой, такое дело, к Аэлису отправился. Детей у него нету, стало быть, я — единственный наследник всех его земель и замка. Дело, конечно, хорошее, а только настоящему жупану никак нельзя без дружины, верно?

— Точно так, твоя милость.

У Листиша от волнения даже подмышки вспотели. Нешто ему перепадёт возглавить жупанскую дружину? Будь благословен Кель…

— Вот. Замок охранять надо? Надо. По деревням без дружины тоже ездить неприлично, верно?

Осьминий степенно кивнул: и вправду, без свиты жупану ездить по своим владениям не пристало.

— Вот сколько человек нужно, чтобы замок охранять?

— Это смотря какой замок, твоя милость.

— Ты что ж, замков не видел?

— Я, твоя милость, столько разных замков на своём веку видел, что и не сосчитать.

Гляди-ка, а у жупана-то новоявленного ещё один льюк между пальцами мечется. Дважды благословен будь Кель…