Другая Грань. Часть 2. Дети Вейтары

Балис голову недовольством Седова особо не отягощал. На младших офицеров от майора замечания лились щедрым потоком, но, во-первых, всегда по делу и, во-вторых, во взыскания они превращались только в случае действительно серьёзных упущений. Ну а в-третьих, если тучи на голову кого-нибудь из офицеров морской пехоты приносило со стороны, Седов всегда делал всё возможной, чтобы отвести неприятности.

В молчании офицеры заполняли подносы.

— Балис! — призывно донеслось от углового столика.

Гаяускас улыбнулся. Дальномерщик капитан-лейтенант Гинтас Тамошаускас был, кроме него, единственным литовцем на крейсере.

— Подсядем? — поинтересовался старлей у Седова.

— Садись. Я в одиночку пообедаю.

Вместе с Гинтасом за столиком обедал немолодой капитан третьего ранга, наверное, тоже дальномерщик. За два дня похода Балис уже успел понять, что в столовой офицеры, как правило, садятся вместе по признаку службы.

— Sveikas, Gintas. [4]

— Labas dienas. [5]

— Вадим Юрьевич, это мой земляк, Балис Гаяускас.

— Приятного аппетита, товарищ капитан третьего ранга.

Балис родился в Ленинграде, потом жил в Вильнюсе. Гинтас всю жизнь прожил в Шауляе, но в его словах не было преувеличения: оба литовца воспринимали друг друга именно земляками.

— Захарьин, Вадим Юрьевич, — без выражения представился офицер. Но в следующее мгновение в его глазах мелькнуло удивление: — Гаяускас? Извините, а Вы не родственник капитану первого ранга Гаяускасу? Ирмантасу Мартиновичу.

— Внук, — кратко ответил Балис, опускаясь на стул. Уточнять, что дед ушёл в отставку в звании контр-адмирала, он не стал: запросто могут понять, как намёк на большие связи.

— Я вашего деда по пятьдесят восьмому году запомнил. Я тогда на «Новороссийске» служил, а он приезжал в составе комиссии по расследованию причин гибели линкора.

— А я и не знал, что он был в комиссии, — совершенно искренне удивился морпех. — Он никогда об этом не рассказывал.

— А чего рассказывать? — безнадёжно махнул рукой кап-три. — Выясняли, выясняли, так ничего толком и не выяснили… Ребят жалко… Столько народу погибло…

В глазах офицера отразилась такая боль, которую Балис раньше видел только на Пискарёвском мемориальном кладбище. И не у туристов, для которых посещение мемориала было частью культурной программы, а у тех, кто пережил и выжил…

Пару минут ели молча. Потом сослуживец Гинтаса поинтересовался.

— А Вы почему в морскую пехоту? Как отец?

Балис улыбнулся.

— Нет, отец мой вообще гражданский человек. Музыковед. Это я вот с деда пример взял.

— Тогда почему в морпехи? Почему не на корабль?

— А чтобы сослуживцы не гадали — чьи звёздочки на погонах: мои или дедовы, — честно ответил Балис.

— Н-да, — согласился Захарьин. — Такое бывает… Иногда.

— В таких случаях обычно в другой род войск идут, — вступил в разговор Гинтас. — В танкисты, в связисты…

— Нет, это выше моих сил, — развёл руками Балис. — Если так ставить вопрос, то я скорее уйду из ВМФ, чем расстанусь с морем.

Гаяускас с удовольствием вдыхал свежий морской воздух. Если закрыть глаза, то можно представить себя где-нибудь дома, на Балтике или Чёрном море. Конечно, полного сходства не получится, каждое море имеет свою индивидуальность, но если не слишком придираться, то результат получался именно таким. А если занудствовать… Если занудствовать, то из всех морей, на которых Балис успел побывать на Земле, Внешнее море Вейтары больше всего напоминало ему Средиземное. Только не надо было спрашивать — «почему», всё равно передать ощущения словами отставной капитан вряд ли бы сумел.

Из дверей носовой каюты, позёвывая, вышел хмурый и взъерошенный Сашка. Подошёл к стоящему у борта морпеху и недовольно пробурчал:

— Что же Вы меня не разбудили?

— Рано ещё, сам же видел: все спят.

— А зарядка?

— А выходной?

— Выходной?!
– недоуменно переспросил мальчишка.

Гаяускас ощутил досаду. Вот вам и пятёрка по истории. Цари, короли, родились, умерли, сражения, поражения… А вот то, что меньше ста лет назад крестьянские мальчишки слова «выходной» не знали — как-то и не думаем. Это в городах, у рабочих были выходные, а какой выходной может быть у крестьянина?

— День отдыха. Сегодня только любуемся морем и ничего не делаем.

— И в честь какого же праздника? — иронично поинтересовался Сашка.

— В честь моря. Знаешь, как долго я его не видел? Страшно подумать почти год.

Именно так. В сентябре девяносто первого капитана Гаяускаса отправили в отставку. В августе девяносто второго его из Приднестровья вышвырнуло на непонятную Дорогу… Ещё примерно месяц прошел в чужих мирах: сначала на Дороге, потом — на этой вот Вейтаре. Как раз и получается год.

— Море как море, — пожал плечами подросток.

— Да ты сколько раз море-то видел?

— А чего на него смотреть? Вот степи кубанские — это да… А море…

— Понятно, — подвёл итог Балис. — Имею дело с классическим сухопутчиком. Надо полагать, с кавалеристом.

— Точно, — азартно согласился парнишка, но тут же потух: — Только в ваше время кавалерии уже нет… И казаков нет…

— Кавалерии нет. А вот казаки — остались.

— Честно?

— Куда уж честнее. Если хочешь знать, в нашем с Серёжкой отряде пулемётчик был — казак. Занятный такой парень, всё роднёй своей хвалился. Пономаренки, Кириченки…

— Кириченки?!
– вскинулся Сашка. — Он кубанский?

Балис отрицательно мотнул головой и старательно скопировал речь пулемётчика Дениса:

— Та нi. Зь Харькiвщины.

— А…

Сашка выглядел очень разочарованным.

— А это что он тебя так заинтересовал?

Мальчишка помедлил с ответом, а потом поднял голову и, глядя прямо в глаза Балису, произнёс:

— Моя настоящая фамилия — Кириченко.

— Вот тебе раз. А кто же тогда Волков?

— Тоже я. Это мне уже шкуровцы фамилию придумали. Вроде как общий сын Волчьей Сотни.