Другая любовь. Природа человека и гомосексуальность

В какой-то мере гомосексуалы со своей гиперсексуальностью утрируют и доводят до крайности эту отличительную черту человека. В этом смысле они наиболее человечные из всех людей. Наиболее типичные представители вида.

Гиперсексуальность людей, их необыкновенная сексуальная возбудимость вызвала стремление, явное в любой культуре, убрать из поля зрения раздражающие сексуальные объекты, избегать их выставления и показа, чтобы не мешали любым другим отношениям — производственным, военным, дружеским и проч. Это была еще одна причина для запрета на публичные половые сношения: зрелище оказывалось чрезвычайно заразительным для людей, оно немедленно вызывало у наблюдателей половое возбуждение и неодолимое стремление к аналогичным действиям, что далеко не всегда было уместно. Есть и еще одно следствие гиперсексуальности.

У многих видов животных поза пассивного партнера при сношении — «поза подставки» — очень похожа на ту позу униженного подчинения, которую животное принимает в случае проигранного конфликта или перед доминантной особью в случае наказания: открывшись боком к победителю, пригнувшись и выпятив зад. Кто бы ни был побежденный и униженный — самка или самец, на эту позу доминантный самец, самец-победитель реагирует нередко сексуально: подходит и изображает спаривание, производя несколько коротких толчков тазом. Автоматически срабатывает генетическая программа реакции на «позу подставки». Гиперсексуальность человека привела к тому, что сходство и смешение этих двух поз выразились в психологическом настрое, закрепившемся генетически и действующем даже после того, как сами эти позы утратили свое значение и вышли из обихода. За сексуальными действиями самца автоматически закрепилась некоторая примесь доминантности, власти, победы, а за чувствами доминантности и агрессии — оттенок сексуального удовлетворения. Такое переплетение чувств имеет и более прочную биологическую подоснову. Ведь самец у очень многих видов должен преодолевать сопротивление самки и отстаивать свой выбор перед другими самцами. Так эволюция обеспечивает наследование качеств потомством от наиболее сильных самцов. Смешивание поз подставки и подчинения лишь оформляет эту природную агрессивность самцов в сексе.

Наслоение эмоций борьбы и превосходства на сексуальные чувства носило у обезьян не только индивидуальный характер, но и коллективный. Дольник пишет об обезьянах:

«У них подчиненные особи, не участвующие в конфликте, всегда активно выступают на стороне доминанта, если он победит. Наказанной особи они не сочувствуют, а, напротив, тоже стараются ее унизить, показывают на нее, кричат, плюют, швыряют в нее камни и кал. <…> У обезьян вставшая в позу подчинения особь подвергается всеобщему презрению».

Отсюда Дольник переходит к следствиям этого для сексуальных отношений.

«Если самка примет перед доминантным самцом позу подставки, то из-за сходства поз другие обезьяны зачастую воспринимают ее как позу подчинения и изображают презрение. Из-за этой путаницы поз самки некоторых стадных обезьян избегают спариваться публично, стараются увести самца с глаз группы. У них инстинктивно спаривание ассоциируется с унижением самки. Видимо, человек унаследовал эту ассоциацию, и спаривание требует уединения» (Дольник 1994: 125).

Мне кажется, исследователь реконструировал здесь слишком далеко идущие следствия. Для объяснения того, почему самки некоторых видов обезьян уводят самцов с глаз группы, достаточно других четко установленных биологических факторов: конкуренции между самками за лучшего самца, «отделения» самки победившим самцом от группы — сам же Дольник о них пишет. Для объяснения требования укромности у людей достаточно фактора гиперсексуальности и вытекающей из него необходимости избегать сексуального раздражения случайных наблюдателей. Но ассоциация позы подставки с унижением и общим презрением реальна и важна в другом отношении. Она вносит свой вклад в инстинктивное представление людей, что женщина в сексе «дает», а мужчина «берет», «овладевает». Что активная позиция в сношении «выше» пассивной, а мужчина выше, доминантное женщины.

Такого рода оценки вообще характерны для человеческого сознания. Ч. Осгуд изучал, как обстоит с этим дело в 12 языках мира и пришел к выводу, что везде можно наблюдать одни и те же закономерности. Человек стремится распределять значения биполярно, на две крайности. В каждой из полученных дихотомий он стремится одному полюсу придать положительное значение, другому — отрицательное, о чем бы ни шла речь — о делении на север и юг, горячее и холодное, мужское и женское и т. д. А когда есть много таких делений, то положительные полюса связываются друг с другом в одну цепь, а отрицательные полюса — в другую (Osgood 1979). Мужское и активное всегда выступало в общественной психологии положительными полюсами, женское и пассивное — отрицательными.

Это и оказалось определяющим в психологическом настрое человеческого общества в отношении мужской гомосексуальности, во взглядах большинства на гомосексуальных мужчин. Те из них, кто занимает в сношениях пассивную позицию, уподобляются в глазах обычного человека женщинам и заслуживают презрения. Презрения тем большего, что женщины от природы таковы, а мужчина должен был бы блюсти свое достоинство. А те, кто обычно занимает активную позицию в гомосексуальном сношении, на взгляд большинства, соучаствуют тем самым в плохом деле — в унижении мужчин, и уже поэтому сами заслуживают презрения, пусть и меньшего. Да и недосуг большинству гетеросексуалов выяснять, какую там позицию кто «у них» занимает. Гомосексуальность мужчин окружена презрением — и всё. Кстати, эти соображения о биологических, эволюционных корнях гомофобии подтверждаются тем, что она всегда и везде в гораздо меньшей мере задевала женскую гомосексуальность.

Во многих культурах эта исконная и естественная гомофобия играла важную ориентирующую и корректирующую роль — она служила молодым мужчинам как бы вечным напоминанием: сюда уклоняться нельзя, это предосудительно, смешно и позорно. Исполняя эту роль со всей наивной истовостью, она сломала жизнь многим гомосексуальным от природы молодым людям. И, что самое печальное, сломала зря, без всякого успеха в выполнении своей функции. Не стоит, видимо, применять обезьяньи критерии в сравнительной оценке женщин и мужчин, гомосексуалов и гетеросексуалов. Человеку ведь даны продленное детство, огромный мозг и вобравший всю историю ум. Прежде, чем надсмехаться и осуждать, стоит подумать.

11. «Кто меня научит?»

Кaк, однако, осуществляется научение сексуальному поведению? У обезьян частично действует инстинкт, а в той степени, в которой инстинкт нуждается в поддержке научением, оно осуществляется легко и просто — ненамеренным показом. Молодняк подражает взрослым, пример которых всегда перед глазами. Обезьяны известны своими способностями и склонностями к имитативному поведению — обезьянничанью.

Поскольку у человека инстинкт, руководящий сношением, вовсе атрофирован, научение должно взять на себя всю функцию программирования сексуального поведения. Однако это весьма затруднено. Правда, и у человека имитация, подражание занимает большое место среди стимулов поведения (Тард), но у человека выработалась и психология недоверия к постороннему стимулированию — контрсуггестия (Поршнев), так что примеры, если они чем-то неприятны, могут вызывать и не подражание, а противоположную реакцию, основанную на внутреннем противодействии, на упрямстве, на побуждении поступить наоборот. Но главное затруднение не в этом, а в полнейшем отсутствии прямых примеров.

Ведь у человека открытое выполнение сексуальных действий строго табуировано.

Особенно запретны такие действия при детях, которым не положено быть причастными к сексуальной сфере жизни по возрасту. У всех обществ, даже самых ранних, возрасты строго разделены, это религиозно оформлено, и доступ к сексуальной сфере требует прохождения инициации — специальных обрядов перехода и посвящения. У детей нет возможности наблюдать половые акты, а если это по небрежению взрослых где-то случается, то крайне редко, и при этом дети видят акт не как обычное повседневное событие, а как нечто тайное и чрезвычайное, суть которого, функции и место в жизни непонятны, правила проведения остаются неизвестными.

Недавно по телевидению передавали спор в Иванове между профессорами педагогики и священниками о половом просвещении. Осанистый владыка мягким благостным голосом доказывал, что половое просвещение только пробудит ненужные интересы, что никакого полового просвещения вовсе и не нужно, дети всё узнают сами, «естественным путем».

Каким же это «естественным путем»? Раз прямого обучения нет, значит, усвоение биологически-половой роли происходит не прямо, а под воздействием косвенных факторов. Это слухи и рассказы сверстников и подростков постарше. Это сальные анекдоты и игривые намеки взрослых, обращенные не к детям, а к другим взрослым, но уловленные и детьми. Это случайно попавшиеся в руки книжки и картинки. Это скабрезные надписи на заборах и в общественных туалетах, затейливая брань пьяных и хулиганов.