Другая обычная магия
Шрифт:
Уходя, он услышал крики перепуганных рабочих, но не обернулся. А чего оборачиваться? Кошмарники пугнут людей, но вреда не причинят.
Возможно, заикающегося от страха начальничка и испуганных рабочих хватит, чтобы люди отстали от его земли.
…Увы, не хватило. Следующее утро началось точно также: гудели машины, кричали люди. Шумели существа. Одни испуганно, другие с любопытством, третьи предвкушая еду. Сторож утихомирил потусторонних созданий и снова вышел из своего домика сразу к строителям.
— Зачем тут шумите? — спросил он у первого попавшегося смертного.
—
Человек извинился и побежал к бульдозеру, возле которого ссорились целых шесть рабочих.
Сторож прикрыл глаза, представляя давешнего начальника, Евсея Петровича. Как же тяжко сейчас давались искажения пространства, особенно за пределы кладбища. Но выбирать не приходилось. Не на автобусе же ему ехать до разлюбезного начальничка.
Сторож наконец увидел нужного человека, почуял его — и шагнул, не открывая глаз.
Вокруг послышался пьяный гомон, громкая музыка и неестественно пронзительный женский смех. Пахло пережаренным мясом, алкоголем и чем-то особенно неприятным, приторно-цветочным.
Сторож открыл глаза и огляделся. Надо же, ещё только девять утра, а в этом заведении уже дым коромыслом. Или не уже, а ещё? Похоже, некоторые смертные тут гудят с глубокой ночи.
А вот и Евсей Петрович. Сторож приблизился к столу, за которым сидел нужный человек в компании двух густо накрашенных женщин и смешливого мужчины с золотым зубом.
— Я вчера неясно выразился? — вполголоса поинтересовался хозяин кладбища, легко перекрывая шум ресторана.
Евсей Петрович выронил вилку с нанизанным на неё куском копчёной колбасы. Медленно повернул голову и неверяще уставился на синеглазого старика с седой бородкой, отчего-то внушающего дикий животный ужас.
— Я… я… я…
Снова люди за своё. Сколько Сторож их видел — одно «я-я-я» да «мне-мне-мне». Только и ищут, что выгоду. Особенно в последние годы. А ведь к гробу чемодан с деньгами не прицепишь, не заберёшь с собой своё барахло. Но они то ли не понимают, что смерть всех сравняет, то ли делают вид.
Сторож нахмурился, покачал головой. Евсей Петрович стал ещё белее, махнул рукой, опрокинув стакан, и залепетал:
— Да все документы… да что вы… я-то что?.. всё оформлено… всё есть… я что? Я ничего…
Опять «я-я-я». Ещё и перетрусил. Да уж, ничего от него не добиться.
— Где документы оформляли?
— В администрации! В городской администрации! Это всё они! Я ни в чём не виноват!
Сторож вздохнул: ещё один переход!
Отвернулся от Евсея Петровича и пошёл к выходу. Суетливые официанты удивлённо поглядывали на невесть откуда взявшегося старика в недорогом костюме, но молчали, таская туда-сюда подносы с едой, алкоголем и посудой.
У двери Сторож замер, собираясь с силами. В здании администрации он был только раз, ещё в другом теле. Давным-давно, кажется, четверть века назад.
Далёкие переходы ощутимо тратили силы тела, но Сторож был уверен: закончит разбираться с этой стройкой, чтоб ей неладно было, и отдохнёт. В последнее время он отдыхал всё чаще и всё неохотнее выходил из сонного забвения, заменявшего таким как он сон. Надо что-то менять.
Он взялся за ручку двери, потянул на себя — и оказался в коридоре с длинным тёмно-красным
ковром, стенами, выкрашенными наполовину в белый, наполовину в чёрный с разводами, под мрамор, и с десятком одинаковых деревянных дверей с табличками.Медленно пошёл вдоль дверей, вглядываясь в таблички. Ага, вот и комитет градостроительства и городского хозяйства.
Сторож постучался, не дождался ответа и толкнул дверь. Открыто.
— Вам чего, мужчина? — строго спросила кудрявая блондинка в годах, опустив на стол книжку в мягкой яркой обложке.
— Кто у вас разрешения на стройку выдаёт?
— А вам зачем?
— Ошибочка у вас вышла…
— Ой, вот не надо этого! Если разрешение выдали, значит, выдали! А то вчера вон тоже дед приходил: ой, парк вырубают, ой, там белочки-детишки! Толку городу от этих белочек! Надо там чё путнее, значит, построят. Всё, идите!
Сторож смотрел на женщину и ощущал её раздражение и злость. На заходящих в кабинет, на начальника, на бывшего мужа, на себя… Ей хотелось, чтоб все отстали и дали ей дочитать любовный роман. И эта думает только о себе.
Он улыбнулся одними губами, и женщина прочувствовала себя полностью: сердце забилось быстро-быстро, судорожно задрожала каждая мышца, боль сжала виски.
— Кто выдаёт разрешения на стройку? — холодно повторил Сторож.
Бледная до синевы женщина стиснула книгу в руках и качнула головой в сторону внутренней двери, ведущей в кабинет начальника. То-то же.
Сторож открыл нужную дверь и тут же услышал:
— Я занят. Подождите в коридоре.
Говорил суровый тучный мужчина в тёмном костюме с криво завязанным галстуком. Перед ним высилась стопка папок, а на столе стояли в ряд целых три телефона: белый, чёрный и зелёный.
— Кто дал разрешение строить на кладбище?
— Вы что, не слышали?! Я сказал: занят! Ждите за дверью. Вас вызовут.
— Меня не вызывают. Я сам прихожу, — прищурился Сторож.
— Вы из «Ведомостей», что ли? Я думал, журналисты такие старые не бывают. Ну и вообще, вам же на четыре назначено! Идите в коридор!
Вот как: думает, он важный, что все посетители, что рангом его пониже, должны кланяться и трепетать?
Сторож таких не любил.
Через пятнадцать незабываемых для чиновника минут Сторож уже знал, что все документы строительной компании подписали за нехилую взятку, что поделать с этим ничего нельзя: мол, у строителей крутая крыша. И что тех, кто берёт взятки, винить нельзя. Потому что время такое: денег нет, перспектив нет, и каждый выживает как может. Так что смилуйтесь, пощади, войдите в положение, возьмите денег, только не убивайте!
Убивать его Сторож не стал. Так, вразумил немножко. Но вразумляй-не вразумляй, а документы уже оформлены. Надо идти к тем, кто может заморозить стройку. К тем, кто поймёт, насколько всё серьёзно, — в спецотдел.
Где расположено здание спецотдела, Сторож знал хорошо. На проспекте Мира недалеко от городской администрации и кинотеатра. Можно и пешком пройтись. И силы сэкономит, и городом полюбуется: всё-таки редко удаётся за пределы кладбища выбраться.
Летний город был совсем не таким, каким он его помнил: больше, выше, многолюднее. И люди все как один бегут куда-то, спешат, суетятся. Одни задёрганные до предела, другие с выражением мрачной сосредоточенности на лицах. Интересно, это они друг друга так довели?